Хуже всего в метро — это даже не обилие психов, а то, что никогда не знаешь, едешь ли ты в центр или от него, и рискуешь выйти не на той остановке, а там может быть небезопасно. Возможно, окажешься в одном из тех мест, куда даже закаленным туристам совать нос не рекомендуется. А вертеть в таком месте свою карту метро, стараясь понять, куда же двигаться, это все равно что кричать: «Ограбь меня!» Когда раньше она ездила в нью-йоркском метро, рядом всегда были Дэмиен или Марта, которые в любой момент протянули бы ей руку помощи. Сейчас она в первый раз ехала в подземке одна, и ей казалось, что по сравнению с этим беспорядочным грохотом, скрежетом и дребезжанием металла лондонское метро — просто игрушечная железная дорога.
Она испытала облегчение, когда наконец приехала на станцию «Боулинг Грин», с головной болью, крепко прижимая к себе сумочку, но благополучно избежав всех опасностей. И еще не пройдя через турникет выхода, откуда потянуло свежим прохладным воздухом, она уже забеспокоилась о другом: а что, если Мэт не выполнил свою часть договора и валяется сейчас на кровати гостиничного номера в пьяном ступоре? Ну ничего, она и одна посмотрит на статую Свободы.
Моросил дождик, покрывая водяной пылью продавцов футболок, не улетевших на зиму в теплые края Флориды; их ряды под скелетами деревьев тянулись вдоль дорожек в парк Бэттери. Неунывающий оркестрик наигрывал «Встретимся в Сент-Луисе, Луис», но слишком быстрый темп выдавал в них любителей.
Мэт, как и обещал, ждал ее перед входом рядом с кассой, время от времени нервно постукивая ногой в такт музыке. Тут только Джози поняла, каким облегчением было для нее увидеть Мэта, все же приехавшего, несмотря ни на что. Надежность — у мужчин это такая же редкая черта, как и у посудомоечных машин. На нем было длинное армейского покроя пальто, совершенно не сочетавшееся с его работой — рок-журналистикой; вокруг шеи был небрежно намотан шарф, один его конец свободно болтался, руки глубоко в карманах. Было видно, что ему очень хочется к чему-нибудь прислониться. Она заметила также, что при виде ее лицо у него просветлело.
— Вы пришли, — сказал он с неопределенной улыбкой.
— И вы тоже.
— Я думал, вы передумаете.
— Именно так я и поступила. Раз четыреста.
Он рассмеялся.
— А я боялась, что вы заснете.
— Боже, неужели я показался вам таким пьяным? — испуганно съежился Мэт. — Вообще-то я не пьяница.
— Значит, вы очень успешно притворялись. Я-то боялась, что вы заснете или все забудете.
— Я никогда ни о чем не забываю. Даже под воздействием неимоверного количества алкоголя. Объем памяти у меня, как у… с… с…
— Как у слона?
— Вот именно.
— Спорю, у вас болит голова.
— Просто раскалывается, — подтвердил Мэт. Последние опоздавшие поднимались на борт пароходика, доставлявшего туристов к статуе Свободы. — Паром вот-вот отойдет. Я не рискнул купить билеты, потому что не был уверен, что вы придете. Уговор в силе?
— Да, — кивнула Джози.
Он схватил ее руку и крепко стиснул.
— Побежали. Надо спешить.
У кассы Мэт лихорадочно схватил билеты на паром — как раз вовремя, чтобы успеть на отходящий рейс, и они, задыхаясь, но не разжимая рук, побежали к пароходу через весь причал, а капитан уже отдал приказ поднять сходни. Но он подождал их и понимающе улыбнулся.
— Давайте-ка сюда, голубочки, — поторопил он их. — Время и прилив никого не ждут, даже таких молодых и красивых, как вы.
Мэт провел Джози на корму, придерживая за талию, пока пароходик неуклюже отрывался от причала и разворачивался носом к серым, покрытым рябью водам залива. Шум проносящегося ветра не давал им возможности говорить — можно было только кричать, поэтому они молча стояли на пустынной палубе, глядя на покачивающийся и удаляющийся в ритме качки парк Бэттери, на крыши зданий Манхэттена, становящиеся все ниже и ниже, так что уже не надо было высоко задирать голову, чтобы увидеть небо.
Видно было, что Мэта начинает мучить похмелье. Холодный ветер, завывавший вокруг, стегал немилосердно, рвал его взлохмаченные волосы, которые надо было уже не причесывать, а распутывать, щеки стало пощипывать, и они порозовели. Его голубые глаза заблестели и приобрели тот оттенок, которым отливало небо над ними. Однако они были несколько помутневшими и покраснели вокруг — результат длительного перелета и более чем достаточного количества неразбавленного виски. Он был высок, строен — слишком строен, чтобы можно было назвать его атлетически сложенным, однако и тощим он не был, но немного сутулился. Возможно, в школьные годы он был выше своих одноклассников и стеснялся этого.
Джози подумала, как же она-то выглядит, и поежилась при этой мысли. Обычно ее кожа была бледной, но и одного взгляда в гостиничное зеркало было достаточно, чтобы понять: ее бледность стала неестественной, такой, как у покойницы Мортисси Адамс из «Семейки Адамсов» — неестественной, даже со скидкой на неестественно ранний час ее отлета из Англии. Несмотря на впопыхах нанесенный увлажняющий крем, она чувствовала, что кожу на лице стянуло, а лодыжки — как и следовало ожидать — распухли до гиппопотамьих размеров. Растрепанные неистовым ветром ее коротко стриженные волосы хлестали по глазам. Но это и к лучшему: по крайней мере, не видно, что они жиденько висят, как вялый латук, купленный неделю назад. Наверное, еще и нос покраснел. Хороша, нечего сказать.
Однако, казалось, это не имело ни малейшего значения. Оба они выглядели ничуть не симпатичнее, чем эта неряха Бьорк[2] в свои далеко не лучшие времена. Джози посмотрела на Мэта и улыбнулась. Стоя на корме парома, они составляли маленькое уютное целое, радужный мыльный пузырек, в котором они укрылись от реального мира. Они не прижимались друг к другу, но что-то их соединяло, может быть, искра статического электричества, что-то вроде ощущения, возникающего, когда потрешь воздушный шарик рукавом шерстяного джемпера и возникает притяжение. И даже когда оторвешь шарик, он все же тянется к тебе, и ворсинки на одежде от этого наэлектризованы. Все ее существо тянулось к Мэту помимо ее воли, и у нее не было сомнений, что и Мэта также неудержимо тянуло к ней. Все было нереально и волнующе, и она не помнила, чтобы такое было у нее с кем-то еще.
Уже в миллионный раз она машинально откинула волосы с лица и окинула взглядом полупустой паром. Основным преимуществом Нью-Йорка в это время года было почти полное отсутствие туристов, если не считать японцев, радостно щелкающих затворами фотоаппаратов. А что это за столица, если в ней нет японских туристов, все равно — летом или зимой? Неуправляемая лавина школьников из Бронкса, счастливо избежавших послеобеденных занятий, изводили своим непослушанием обессиленную учительницу. Джози очень хорошо знала, что та чувствовала в этот момент. А больше никого.
Прикрыв рукой глаза от низко висящего зимнего солнца, Джози посмотрела на другую сторону залива. Несмотря на отсутствие толпы поклонников, восхищенных ее красой, статуя Свободы выглядела ничуть не менее величественной, чем обычно. На фоне невероятно голубого неба ее бронзовое одеяние, местами подернутое зеленью, ярко горело и переливалось в солнечных лучах, а виднеющаяся из-под подола нога, прокладывающая путь к благородной, хотя пока еще далекой, цели освобождения народа, вызывала благоговение. Как-то в разгаре лета Джози уже пыталась осмотреть эту статую великой воительницы, но в очереди на паром пришлось бы простоять часа два, а затем, прежде чем попадешь внутрь статуи, еще часа три жариться на солнцепеке в ожидании своей очереди. Тогда из-за невыносимых сетований Дэмиена она решила, что овчинка выделки не стоит. Сегодня, слава богу, это уже не сопряжено с такими неприятностями.
Как только пароход причалил к пристани, Мэт потянул ее за руку.
— Давайте обгоним их, поднимемся наверх раньше всех! — предложил он, уже с трудом переводя дыхание из-за сильных порывов ветра, и они побежали, обгоняя японцев, которые испортили всю игру, направившись не к статуе, а прямиком в сувенирный магазин. Разгоряченные и веселые, они прибежали к памятнику в полном одиночестве. В одиночестве, но вдвоем. Джози взглянула на Мэта. Его расстегнутое пальто парусом раздувалось и билось на ветру, его лицо, когда он пропускал ее внутрь, было озарено широкой улыбкой игрушечного лабрадора. Одиночество вдвоем было приятным.
