— Привет, — ответил Джек.

Марта испустила тяжелый вздох вконец измученного человека.

Джек похлопал по эстраде рядом с собой, и Марта тяжело опустилась на нее. Он взял с подноса, стоявшего рядом с ним, единственный нетронутый бокал.

— Выпьешь со мной шампанского?

— Ты же не пьешь, — сказала Марта.

— Пью. Сейчас.

Он налил ей вина, механически отметив про себя отсутствие в нем пузырьков, и протянул ей. Ее рука дрожала, и ему хотелось взять ее в свою, чтобы остановить эту дрожь. Но вместо этого он чокнулся с ней.

— За что мы пьем? — спросила Марта.

— По-моему, Марта, спрашивать об этом надо не меня.

Она вздохнула и поднесла бокал к губам, смакуя его содержимое, которое, несмотря на то что потеряло живость и игру, на вкус все еще было отличным. Глаза ее обежали зал.

— Какой кавардак и грязь, — сказала она.

— Они быстро все вычистят.

— Я не об этом. — Она подняла обрывок цветного серпантина и обернула вокруг пальца.

Джек заметил, что обручальное кольцо и кольцо невесты, которое он надел ей на палец при помолвке, все еще были на своих местах. — Я о нас с тобой.

— Понимаю.

Руки Марты были до того напряжены, что побелели костяшки. Она так сильно сжала свой бокал, что Джек боялся, как бы он не треснул.

— А что сказал папа?

— Ничего. — Джек откинулся назад и посмотрел на потолок. — Я ему не сказал. И никому не сказал, — признался он.

— Никому?

— Ни единому человеку. Знает только Джози.

— Почему?

— Просто не знал, как сказать, чтобы это не прозвучало некрасиво. Я испортил бы им праздник. Я сказал, что у тебя болит голова.

Марта невесело усмехнулась:

— Опять старался меня выгородить.

— Ты не виновата.

Марта обернулась к нему:

— Виновата, Джек, виновата! Я сбежала от тебя с твоим лучшим другом. Прямо со свадьбы.

— У тебя, вероятно, были на это причины.

— Да, хотя и не думаю, чтобы они меня оправдывали. — Она еще раз тяжело вздохнула.

— Тебе будет легче, если ты поделишься со мной?

Марта улыбнулась:

— Не знаю, будет ли мне легче, но, по-моему, это самое малое, что я должна сделать по отношению к тебе.

— Речь не о том, что ты что-то мне должна, Марта. Мы просто стараемся разобраться, где произошел сбой.

— Нигде он не происходил, — сказала она. — Нет, наоборот, все шло не так, как надо. — Она шмыгнула носом. — Джек, я запаниковала. Внезапно жизнь показалась мне такой… такой, как она есть. А я привыкла думать только о себе. О себе как об одном человеке, о единственной. Я всегда получала все, что хотела, и получала сразу, не прилагая усилий. И когда я увидела Глена с Джози, я не смогла это стерпеть. Но я же уже была не одна, нас с тобой было двое. И мне еще надо учиться все время, всю оставшуюся жизнь, считаться с тем, что я и кто-то другой — это единое целое, и не думать о себе одной, думать о нас двоих. — Марта подняла на него глаза. — Считаться с тем, что нас двое… или больше. — Она потерла лицо. — На меня нахлынули мысли обо всех наших планах, и я не знала, готова ли я к этому, и было уже слишком поздно… Нет, не то, — продолжала она, — я стараюсь оправдать себя, а мне просто нет оправдания. — Она резко поднялась и скинула туфли. — Пытка была носить их весь день, — пожаловалась она.

Нетвердой походкой, прихрамывая, она направилась к тому месту, где во всей своей вычурной красе возвышался их свадебный торт.

— Мы даже торт не разрезали, — сказала она, слегка проведя усталым пальцем по причудливым цветам из сахара, окрашенным в светло-сиреневый, голубой и бирюзовый оттенки, из-за чего на торте, казалось, расплываются синяки.

— У нас как-то не было случая это сделать, — напомнил ей Джек.

— Хочешь, сделаем это сейчас? — спросила Марта, подняв нож, до той поры терпеливо ожидавший своего часа, лежа сбоку от девственно-нетронутого торта. — Я умираю от голода.

— Не стоит.

— Не могу же я резать его одна, Джек. Это плохая примета.

— Ты думаешь, сейчас это еще имеет какое-то значение? Знаешь, совсем не так я представлял себе начало своей семейной жизни.

В полумраке Марта взглянула на него.

— Я так тебя обидела, причинила такую боль, — безжизненно проговорила она. — Но я не хотела. Просто не знаю, что еще сказать.

Джек налил себе еще шампанского.

— Иди сюда, Джек, разрежем торт, — настаивала она. — Ну пожалуйста.

Он встал и пошел к Марте, шагая так, как будто к его ногам были привязаны гири. Его жена — странно называть ее так — выглядела как ребенок, который с трудом сдерживает волнение, ему вдруг пришло в голову, что даже такой красавице, как Марта, нужно еще расти и расти. Может быть, этот рост начнется сегодня.

Марта держала над тортом занесенный нож, кончик его проткнул ломкую белую глазурь.

— Давай, — сказала она, — положи свою руку на мою.

Джек сделал, как она просила. Ее рука уже была твердой, дрожание прекратилось, но она была холодной, как мрамор.

— Ты замерзла, — сказал он, накрывая своей ладонью ее пальцы.

— С тобой мне тепло, — сказала Марта и посмотрела ему в глаза. — Готов?

— Готов. — Джек нажал на ее руку, и лезвие свободно прорезало глазурь. Марта повернула нож, и они вдвоем отрезали тонкий пласт торта.

Марта вынула нож.

— Операция прошла успешно, не так ли?

— Пожалуй.

Не выпуская кусок торта, она протянула его Джеку, чтобы он откусил от него.

— Мне не хочется торта, — сказал он.

— Ешь, — настаивала Марта.

Он наклонился и откусил кусочек.

— Вкусно, — сказал он, одобрительно кивнув. — Неплохой торт. Гостям бы понравился.

Марта положила кусок торта и склонилась над столом.

В полной тишине мерцал сверкающий шар, и Джек видел, как пульс бился на шее Марты. Ее рука поднялась к этому месту, и пальцы провели по шее; Джеку показалось, что она проглотила комок.

— Я сделала ужасную, просто ужасную ошибку, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Не знаю, как мне ее исправить, Джек.

Он стоял и смотрел, как сверкают огоньки, отражающиеся в его новых, неудобных, слишком глянцевых туфлях.

— Ты сможешь меня простить?

— Я люблю тебя, Марта, — сказал он, посмотрев на свою растрепанную невесту. — Ничто не может этого изменить. И я дал тебе торжественную клятву.

— Я тоже дала ее тебе, но все разрушила. Расколотила на мелкие кусочки прямо у тебя перед носом.

Марта расплакалась.

— Ладно, ладно, — сказал Джек. — Не плачь. Не надо плакать на своей свадьбе. Все будет хорошо.

— Как мне все исправить?

Джек поднял ее лицо и взял его в свои ладони.

— Почему ты вернулась, Марта?

Марта всхлипнула:

— Потому, что не могла быть вдали от тебя.

— Мне этого достаточно, — сказал он.

Марта хлюпнула носом.

Он привлек ее к себе:

— Давай опять станем парой, Марта. Мужем и женой. Забудем все и просто будем жить, как будто ничего не случилось.

— Мы сможем?

— От каждого из нас потребуется немного усилий и много любви.

— Я же была тебе неверна, Джек.

— Неверность — это не всегда самое страшное, что может случиться в браке.

— В день нашей свадьбы!

— Да, время ты выбрала не самое подходящее.

— А что скажут люди?

— Никто ни о чем не знает. И не узнает никогда, — заверил ее Джек.

Марта как будто колебалась. Джек взял ее руки в свои.

— Если ты скажешь, что Глен был ошибкой, то с этим я смогу смириться. С чем я смириться не смогу, так это если мы не сможем исправить эту ошибку. — Уголки рта его жены все еще были опущены, а нижняя губа опасно подергивалась.

— Джек, как же ты можешь быть таким всепрощающим?

— Марта, — вздохнул он, — я ждал так долго, так долго, пытаясь найти ту, с кем смог бы провести остаток жизни, что не собираюсь легко с этим расстаться.

— Даже несмотря на то, что я смогла, — всхлипнула Марта.

— Ты помнишь нашу клятву? «И в богатстве, и в бедности, и в горе, и в радости». — Джек смахнул слезу со щеки жены. — Наверное, с нами произошло то, что подразумевается под горем.