В комнате — а ведь она уже бывала здесь — ничего не изменилось, было так же жарко и душно, а к настоящему моменту, понятно, стало еще жарче. Ветчина, появлением которой был так недоволен Джек, уже давно остыла и, холодная, покрытая застывшим белым жиром, лежала на деревянном блюде; косметичка Марты, полуоткрытая, находилась на туалетном столике; все так же были примяты подушки на кушетке, на которые клала ноги Фелисия, прилегшая на пять минут, чтобы остановить пульсацию в пальцах. Почему бы и им было не прилечь на кушетку? Наверняка было бы удобнее лежать, а не сидеть на блюде с креветками, перепачкавшись томатным соусом!

Марта была близка к оргазму, что придавало совершенно новый смысл гимну «Вот идет невеста». Судорожные вздохи становились все громче и, на вкус Джози, гораздо театральнее. Всхлипы Марты звучали так же, как у Мэг Райан в сцене в ресторане из фильма «Когда Гарри встретил Салли» — наигранно и неубедительно. Дэмиен всегда жаловался, что она недостаточно громко проявляет себя. Если бы было громче, было бы лучше. Почти как в стереоустановке в машине. И почему никто не может по достоинству оценить сдержанное и умеренное проявление экстаза? Глаза Марты были закрыты, она вся прильнула к Глену, притянув его за отвороты смокинга, и Джози пришло в голову, насколько же нелепо он выглядит в рубашке, застегнутой на все пуговицы, со спущенными штанами, но в смокинге. Видно было, что они слишком спешили, чтобы толком раздеться. Как-то так получается, что женщина, оказавшись без какой-либо части своего туалета, все же выглядит соблазнительно, а полураздетый мужчина, наоборот, весьма малопривлекателен. Глен в этом отношении исключением не был.

Теперь голос Марты звучал так, как будто она выполняла какую-то тяжелую работу. Она всхлипывала и кричала, ее голова дергалась из стороны в сторону, как у одержимой. Потом ее глаза открылись и посмотрели прямо на Джози; и следующий ее крик явно не был криком удовольствия, в этом у Джози сомнений не было. Но Глен, казалось, совершенно этого не заметил, и Джози услышала его ответные крики. Смотреть на это было невыносимо. Еще чуть-чуть, и они превратятся в совершенных скотов. Как-то Дэмиен привез ее в Брайтон на романтический уикенд. Мужчина и женщина в соседнем номере занималась этим всю ночь напролет, как кролики, из-за чего вся романтика их поездки пошла насмарку. Изголовье той кровати с монотонной регулярностью билось об их стену, и к тому же они до двенадцати часов ночи крякали, как утки, до часу кричали, как ослы, до двух блеяли, как овцы, до трех хрюкали, как свиньи, и, наконец, в четыре часа утра доходили до полного оргазма, круглого и основательного, как биг-мак в «Макдоналдсе», и только после этого затихали. Джози, проворочавшись в кровати всю ночь, присоединилась к их крикам, издав победный клич петуха. Дэмиен пришел в ярость. Он обвинил ее в том, что она испортила их романтический уикенд. Она? Он сказал, что она просто завидует, что она ханжа — ну что ж, это и в самом деле так — и что она не понимает, что такое страсть. Он сказал, что ведь им придется встретиться с этими людьми после завтрака, который они, видимо, пропустили. В столовой было несколько женщин, которые могли бы издавать такие звуки по ночам, но ни про одного из присутствовавших там мужчин нельзя было и подумать, что он сможет продержаться так долго. Ей, наверное, следовало бы испытывать благоговение перед такими способностями, но она чувствовала себя неуживчивой и капризной, нелюбимой и ненужной, и они с Дэмиеном не разговаривали весь день. Вот и вся романтика. Может быть, он и в самом деле был бы счастливее, если бы она всю ночь хрюкала, как поросенок Бейб в кино. Еще тогда ей пришло в голову вот что: если уж они с Дэмиеном услышали так много, то как все это выглядело бы, окажись они в той же комнате? Теперь она знала как.

Марта все еще смотрела на нее в полном ошеломлении, и ее лицо было искажено от смешанного чувства ужаса, беспокойства и наслаждения. Во всем этом было что-то извращенное. Джози решила, что пора уйти.

Захлопнув за собой дверь, Джози тяжело прислонилась к ней. Ей было плохо. Плохо с сердцем и плохо с животом. Тянуло еще раз приоткрыть дверь и еще раз взглянуть на них, как в какой-нибудь мелодраме, как бы для того, чтобы убедиться, что они действительно занимаются чем-то отвратительным. Но ведь это и в самом деле отвратительно. Она и так это знала, незачем подсматривать. К тому же, если уж честно, то последнее, что ей хотелось бы увидеть, было то, как Марту обрабатывает главный шафер ее жениха.

В горле у Джози пересохло, а язык стал как ковролин. Лиловый шифон внезапно сел и стал нещадно сдавливать ей ребра, не давая расправиться грудной клетке, затрудняя дыхание. На верхней губе проступили отвратительные капельки пота, а ладони стали горячими и липкими, как будто она пробежала несколько километров. Плохо все это. Очень плохо. Всего несколько часов назад Марта клялась любить своего мужа, уважать его, заботиться о нем и все в том же роде. И голос ее звучал убежденно и искренне. Что же произошло? Может быть, это просто случайность, подумала Джози, лихорадочно пытаясь сообразить, как это все развивалось, отвергая одну возможность за другой. Некоторое помрачение рассудка, небольшое заблуждение… небольшое! Когда во время свадебной церемонии молодая жена украдкой пробирается в уединенную комнату, чтобы там наставить рога своему мужу с его же шафером, это уже отнюдь не небольшое заблуждение, напомнила она себе. Конечно, жизнь с Дэмиеном значительно расширила границы ее моральной терпимости. Может быть, это… э… э… Джози закрыла глаза, включив функцию поиска в своих мозговых файлах. Это ведь… э… Ничего. Как ни старалась, она не смогла найти оправдания поведению Марты.

Вздохи и охи по ту сторону двери прекратились, на смену им пришли шуршание шлейфа и звук застегивающейся молнии. И Джози метнулась в дамскую комнату, пытаясь избежать встречи с растрепанной Мартой и выиграть время, чтобы подумать, как ей сказать двоюродной сестре, что она об этом думает, и избежать слова «сука».

Джози подставила руки под холодную воду, перебирая пальцами в потоке воды, пока кончики их не занемели. Она взглянула в зеркало: в резком свете ее лицо было белее стенной побелки. Сиреневый не ее цвет. Во всяком случае, не сегодня.

Дверь неуверенно отворилась, и Марта проскользнула внутрь. Фата все еще крепко сидела на ее голове, но губная помада была размазана вокруг рта, а конец шлейфа был насыщенно розового цвета из-за напитавшего его соуса.

Джози взглянула на нее в зеркало.

— Ты не сняла перчатки, — показала Марта рукой на воду.

— Я знаю, что делаю, — резко отпарировала Джози, убирая руки с намокшими митенками из-под крана.

Марта прислонилась спиной к стене и вздохнула:

— И я тоже.

Джози взвилась:

— Ты?

Видно было, что Марте неловко, что она чувствует себя жалкой и раздавленной, и все же в ее обычно мягких зеленых глазах явно была жесткая искорка, становившаяся все заметнее, по цвету напоминая уже начинку мятных лепешечек.

— И пяти минут не прошло, как ты стояла, мечтательно смотрела вокруг и говорила: «Навсегда». Это ты помнишь? Обещала забыть всех ради Джека, хранить себя только для него и прочая, и прочая. Ты, когда говорила все это, и в самом деле собиралась так поступать?

— В тот момент собиралась.

— В тот момент! — взорвалась Джози. — Это было не год назад. И не полгода. Даже не неделю назад, Марта. Прошло всего… — Джози подсчитала, загибая пальцы, — прошло всего около шести часов!

— Знаю. — Марта говорила тихо и решительно. — Ситуация изменилась.

— Она не могла измениться так быстро!

— Могла.

— Нет, не могла.

— Сколько времени потребовалось Дэмиену, чтобы бросить тебя?

— Марта, это удар ниже пояса! Это две совершенно разные ситуации. Мы прожили с ним пять лет, не пять минут. А ты еще даже не разрезала свадебный торт!

— Ну что же, можно будет получить деньги обратно, — мрачно пошутила Марта.