Эвелина Генриховна чистокровная англичанка. В годы первой мировой войны она работала сестрой милосердия в каком-то портовом госпитале и вышла замуж за русского моряка, лейтенанта Мартынова. Эвелина Генриховна переехала с мужем в Россию. После Октябрьской революции Мартынов сразу стал на сторону советской власти и храбро сражался за нее во время гражданской войны.
Во время Великой Отечественной войны Мартынов уже командовал крейсером в чине капитана 1-го ранга. Он погиб в самом начале войны. Родственники приглашали вдову вернуться в Англию, но она отказалась. Россия стала для нее второй родиной.
Когда Галя Нехорошева попросила Эвелину Генриховну вести у нас кружок английского языка, та с удовольствием согласилась.
Сегодня состоялось первое занятие. Записалось около двадцати человек, в том числе вся наша пятерка. Галю Нехорошеву мы избрали старостой кружка.
Мы повторяли слова и правила, учились разговаривать друг с другом о самых простых вещах. Было много смеха над нашими ошибками. В общем, занятие кружка прошло весело. Чудно все-таки, что в кружке кажется интереснее заниматься, чем на уроке. Почему? Наверное, потому, что отметки не ставят.
22 сентября. Прочитал в областной газете «Молот», что воды Дона впущены в котлован гидростанции. Двинулся батюшка Тихий Дон! У нас в станице только об этом и говорят.
23 сентября. В газете сообщено, что позавчера началось перекрытие русла Дона. Уроки не лезут в голову… Счастливец Арся, он там и видит все своими глазами!
Сегодня все наши строительные бригады в полном составе вышли на стадион. Кто разравнивал площадку, кто рыл котлованы под фундамент для спортивного зала, кто копал ямы для столбов будущей ограды… И во время работы только и разговоров было о том, что скоро под крутым берегом, на котором раскинулась наша станица, заплещется море.
29 сентября. Сегодня Каля Губина предложила собраться после уроков всем желающим принять участие в Октябрьском вечере самодеятельности. Последним уроком была история, я сложил книги в сумку и собрался уходить, но Каля попросила меня зачем-то остаться. Сначала я даже возмутился и сказал, что артистом быть не собираюсь, но все-таки остался.
Народу собралось человек пятнадцать. Колька Нечипоренко, лихой плясун, заявил, что исполнит лезгинку. Антошка Щукарь вызвался спеть. Сенька Ращупкин сказал, что может показать фокусы. Васька Таратута хотел исполнить атлетический номер по поднятию тяжестей… Номеров получилось столько, что хоть отбавляй. Каля сказала, что общешкольная комиссия будет их просматривать и отбирать лучшие.
Я все сидел и ждал, когда Каля объяснит, зачем я тут понадобился. Наконец она заявила, что у ребят есть желание сыграть небольшую комическую пьесу.
— Ну и играйте, кто вам мешает? — пробурчал я.
— Мы бы сыграли, — продолжала Каля, — но беда в том, что нет подходящей пьесы. И вот я вношу такое предложение: сценку для нас должен написать Гриша Челноков!
Все захлопали, а я обалдел от изумления:
— Сценку? Я — писать сценку? Да что я, писатель?
Калька ехидно рассмеялась и сказала, что все знают, что я могу, раз дневничище в сто страниц написал.
Откуда они узнали? Я, конечно, продолжал отказываться, но ребята стали голосовать за Калино предложение.
Подняли руки все, кроме меня, Антошки Щукина и Васьки Таратуты. Они, видно, сочувствовали мне.
— Напишешь пьесу в порядке пионерской дисциплины, — строго сказала мне Каля и уже ласковее добавила: — Помни, Гриша, действующих лиц пять-шесть, а продолжительность сценки десять — двенадцать минут.
Вот так здо́рово! Попал в драматурги в порядке пионерской дисциплины!
Глава четвертая. Русло дона перекрыто навечно! (письмо Арсения Челнокова)
«Цимлянский гидроузел,
28 сентября 1951 года.
Здравствуйте, дорогие мама и Гриша!
Ну и события у нас на гидроузле! Перекрыто старое русло Дона, и я был свидетелем этих исторических дел! Домой приехать на воскресенье не смогу (много работы), поэтому и решил написать письмо. Знаю, что Гриша интересуется всеми делами строительства. Постараюсь написать подробно.
В эти дни на гидроузел съехалось множество людей из Сталинграда, из Ростова, из Москвы, Ленинграда и других городов. Это были работники заводов, поставляющих строительству гидротурбины и разное оборудование, строители других больших гидростанций. Приезжал и Анатолий как представитель от экипажа своего экскаватора.
Я днем был свободен, потому что работал в ночной смене (да, забыл самое главное: ведь я теперь моторист!), и пошел с Анатолием на гидроузел.
В котловане у железобетонной части плотины собрался многотысячный митинг. На бетонированном дне котлована, теснясь поближе к трибуне, наскоро сколоченной из досок, стояли тысячи людей в праздничных костюмах.
После митинга радио объявило, что затопление нижнего бьефа котлована начнется завтра днем.
Строить плотину в русле реки, в воде, создало бы громадные неудобства. Поэтому железобетонную часть плотины стали возводить на суше, в километре от реки.
Теперь, когда водосливная плотина и расположенный рядом рыбоход закончены, пришло время закрыть Дону старый путь и направить его воды туда, где они через несколько месяцев начнут вращать турбины гидростанции.
Старое русло Дона перегородили каменной насыпью, так называемым банкетом. Для прохода воды у правого берега оставили проран — узкую щель, шириной всего в 80 метров. Через нее Дон прорывался сердито с шумом и ревом, с большой быстротой.
Анатолий ночевал у нас в кубрике. Как только рассвело, мы отправились на плотину. Там уже были сотни людей.
С каждой минутой народу становилось все больше, и каждый старался занять себе место получше. Люди теснились на краю плотины, на бетоновозной эстакаде и даже в верхней части котлована, на его склонах. Анатолия пригласили на площадку портального крана. Я тоже пошел с ним.
Все нетерпеливо ждали, и это нетерпение как будто разделяли и желтоватые воды Дона, наполнявшие верхний котлован: вздымаемые ветром, они плескались о бетонную стену плотины, точно ища прохода.
Наконец во втором часу дня раздался долгожданный приказ начальника строительства, разнесенный по территории гидроузла огромными радиорупорами: «Открыть затворы донных отверстий!»
Несколько мгновений — и из квадратных отверстий хлынули на серое бетонное дно котлована бурные потоки воды. А зрители приветствовали воду громовым ревом. В воздух взлетали фуражки и кепки, дети выпустили десятки разноцветных шаров, взмывали стаи голубей…
К вечеру глубина воды в котловане достигла уже четырех метров, он раскинулся, как большое озеро, и на этом озере откуда-то появились лодки с гребцами.
День 21 сентября особенно важен в истории канала: в этот день должно было начаться перекрытие старого русла. К счастью, я в этот день работал в утренней смене и смог присутствовать при замечательных событиях, которые начались во второй половине дня.
Начался последний бой с Доном, бой в проране. Предстояло наглухо завалить проран и пустить Дон через водосливную плотину. Приготовления к этому шли давно. Через проран был наведен мост на прочных устоях, а в мосту проделаны отверстия, через которые будут сбрасывать камень на дно реки. Огромные кучи камня были поблизости навалены на берегу. Повсюду водомерные посты, будки диспетчеров с телефонами, высокие столбы с сильными электрическими лампами, готовые к действию прожектора…
Всюду слышался гул разговоров, крики участников перекрытия и множества зрителей, суетились кинематографисты, стремящиеся заснять интересные сцены, рокотали моторы грузовиков; раздавался невыносимо резкий грохот камня, высыпаемого ковшами экскаваторов в железные кузова самосвалов.
А тут еще зажглись тысячи огней, снопы света от прожекторов осветили и мост через проран, и готовую к отправлению цепь самосвалов, и толпы людей, копошившихся в районе прорана.
Сигнал к началу битвы был подан в семь часов вечера, когда совершенно стемнело.
Машины двинулись под музыку духового оркестра. Одна за другой выезжали они на мост, останавливались у люков и скидывали свой груз в воду.
Дон сопротивлялся яростно. Проран был узок, каждая сбрасываемая груда камня стесняла реку, и река бешено билась, ревела, стараясь унести прочь ненавистную преграду.
Работа шла с поразительной четкостью: ни минуты, ни секунды простоя! Камень с грохотом валился в воду, поднимая высокий фонтан брызг, а место отходящей машины уже занимала следующая. Порожние машины, покидая мост, возвращались на этот берег по старой переправе, расположенной на 400 метров ниже прорана, и тотчас опять становились на погрузку.
Примостившись невдалеке от одной из каменных куч, я с жадностью наблюдал незабываемую картину покорения реки, как вдруг меня окликнул знакомый голос:
— Арсюшка! Здоро́во!
За стеклом кабины самосвала я узнал веселое лицо моего приятеля Леньки Вертипороха. Он ждал очереди на погрузку.
— Арсюшка, хочешь в кабину?
Я, понятно, не заставил себя просить и через мгновение сидел рядом с Ленькой…
Скоро за нашими спинами простучал каменный град; казалось, камни сыплются прямо на нас, и я невольно закрыл голову руками, а Ленька смеялся. Несколько минут — и мы сбросили свой груз в воду. Я заметил, что Дон сопротивляется уже слабее, — видимо, борьба становилась для старика непосильной.
Вертипорох весело орал:
— Го-го-го! Поддается батюшка Тихий Дон!
Крики неслись и из других кабин. Веселый гвалт стоял над рекой. Кричали и зрители, всю эту холодную ветреную ночь простоявшие на берегах. Кто же уйдет от зрелища, которое, быть может, и увидишь один раз в жизни!
К 4 часам утра 22 сентября перекрытие старого русла Дона окончилось. Вместо 35–40 плановых часов оно продолжалось всего 8 часов 50 минут. Вот как работают советские люди!
Когда разгрузили последний самосвал, каменный банкет поднимался над рекой на два метра, и по нему уже ходили люди с одного берега на другой. Поблагодарив Леньку, я вылез из машины и тоже прогулялся по банкету.
Дон был перекрыт, но не совсем наглухо: камни ложились не вплотную — между ними просачивалась вода. Тогда вдело вступили земснаряды: для них замыть эти дыры песком — несложное дело. Из пульповодов хлестали мощные струи песчаной смеси, заполняя отверстия в каменном банкете. И вот там, где было старое русло Дона, пролегла широкая насыпь, прочно соединившая левобережную и правобережную части тринадцатикилометровой плотины, а Дон пошел туда, куда приказали люди.
На этом я кончаю свое длинное послание, которое писал с перерывами. Времени свободного мало. Я «осваиваю» профессию помощника механика, а для этого много приходится заниматься. Много и общественной работы. Еще занимаюсь физикой и математикой с Кузьмой Бугровым, который решил за эту зиму пройти шестой и седьмой классы. По другим предметам ему помогает Костя Драх. Кузьма — парень настойчивый, и я уверен, что он своего добьется.
Целую вас. Мама, обо мне не беспокойся! Работы много, но настроение прекрасное и здоровье превосходное.
Ваш сын и брат Арся».
