Пожалуй, информационный вакуум наряду с метаниями вдоль стен наглухо задраенной ловушки, в стальные прутья которой я угодил по собственной глупости, и являются моими затаенными страхами, поэтому скорое возвращение Гудмана с перекошенной миной отозвалось в висках лютой ненавистью, обжегшей веки. Клянусь богом, если мне удастся вырваться из этой заварушки мерно дышащим, Лео захлебнется горьким раскаянием за одну лишь попытку напомнить старому приятелю о местонахождении боязни.

В общем, первый акт хладнокровно срежиссированной пьесы закончился не в мою пользу, однако гипотетическая возможность отыграться все же осталась.

— Знаете, Вергилий, меня всегда веселили байки о вампирах, в которых нас выставляли оплотом грехопадения, — в сотый раз промокая лоб надушенным носовым платком, принялся трепать языком мужчина. — Сколь же прискорбно осознавать, что грязнее человека в этом мире твари нет. Чревоугодие, похоть, алчность, отчаяние, гнев, уныние, тщеславие, гордыня, сребролюбие, прелюбодеяние. Вечности неподвластно выжечь в людских сердцах эти отпечатки. Их тюрьмы переполнены, а души основательно истощены, оттого и кажется, будто закат эры прямоходящих не за горами. Приматами были, ими же и остались.

— А к какому сословию относите себя вы? — на беду ввязался я в бестолковую дискуссию, принимая из рук зазнавшегося пленника бессмертия одолженную лопату. Правда, без всякой охоты, потому что в качестве оружия для защиты она мне все равно не сгодится. — Божий странник? Надсмотрщик за родом человеческим? Или возьмем выше: ангел во плоти?

— Иронизируете, друг мой, — ловко ориентировался Северин в лабиринте захоронений, выбирая смутно знакомое для моих осязательных восприятий направление. — Похвальная способность насмехаться, глядя страху в глаза. О, нет, любезнейший, я не считаю вас трусом, хотя в вашем положении некий испуг был бы вполне оправдан. Осмелюсь заметить, что я знавал некоторых ваших предков, и вы кажетесь мне достойным их потомком. Вас подводит эта барышня, точнее боязнь утратить ее жизнерадостную улыбку. Вы переоценили смысл любви. Бессмертному позволено почитать лишь творение своей плоти и крови, о прочих чувствах, увы, придется забыть. Разумеется, если вы желаете прожить не одну тысячу лет. В противном случае, не сходите с намеченного пути, и эта девушка обязательно вас погубит.

— Благодарю за совет, — как можно более желчно процедил я, продавливая ладонью черенок взятого инструмента, в надежде утихомирить пылающий огонь желания плюнуть в надменную рожу. — Только почему-то он не вяжется у меня с вашими недавними намерениями преподнести сыну столь опасный подарок.

— Что ж, уместное замечание. Один ноль в вашу пользу, — гнуснейшим образом расхохотался Гудман, начиная внимательно приглядываться к каждому из встречающихся на нашем пути надгробий. — Видите ли, Вергилий, мне не впервой исполнять прихоти Леандро. Мальчик он взбалмошный, романтичный и очень увлекающийся, и к тому же обладает одной примечательной для меня особенностью: умеет жить обрывками о светлых воспоминаниях, кои я и спешу ему обеспечить. Эта девочка всего лишь очередной каприз, но я готов пойти на любые траты, лишь бы его осуществить. Отцовская забота — вот то, что я стараюсь дать моим сыновьям.

Полагаю, я с честью выдержал это испытание, потому как по окончанию несуразной тирады сумел выдавить из себя подобие понимающей улыбки и споро прибавил скорость, дабы оказаться в милях от воплощения самых вопиющих представлений о воспитании.

По счастливой случайности, наша совместная прогулка подошла к концу через минуту после моего рьяного бегства от собственного неумения держать эмоции в узде. Безнравственный кровосос царственным жестом указал на нужную могилу, взглядом повелевая мне остановиться, и с интересом воззрился на не заставившую себя ждать реакцию, первой из которых было удивление, затем непонимание, а потом уж откровенные насмехательства. Право слово, это чересчур даже для их своеобразного семейного чувства юмора!

— Приступайте, Вергилий, вам ведь нужны факты, а не мои домыслы, — подначил меня сходящий с тропинки мужчина, чье шуршание плаща о подошвы ботинок притупляло громкие вопли недремлющей совести. Потревожить Эту могилу, чтобы убедиться в ошибочности выводов мерзавца?! Боже праведный, я не сумею! — Не пасуйте перед обстоятельствами, дорогой Габсбург, и они отплатят вам той же монетой.

— Черт возьми, заткнитесь уже наконец! — яростно вспылил я, запоздало принимая на заметку безвыходность ситуации, и с остервенением вонзил лопату в землю, подвигая чахлый букет цветов к соседнему надгробию, у которого виднелся не менее ссохшийся гербарий, разве что в более яркой упаковке.

Конечно, за восемьдесят лет жизни я успел повидать многое, после войны хватался за любую работу, стремясь поскорее вырваться из нищеты, но могилы не разрывал никогда. Само кладбище меня почему-то отпугивало с раннего детства. Я не понимал, зачем люди приходят сюда, прикрываясь словами 'навестить близких', не видел логики в пространных разговорах с усопшими и откровенно побаивался запечатлевшихся на скорбных церемониях воспоминаний. Один вид открытого гроба вселял мне стремление немедля нестись со всех ног в обратном направлении, без оглядки назад, не говоря уж о покоящемся внутри тесного ящика теле. Но то было раньше.

Сейчас я не испытываю и сотой доли прежнего ужаса, зато обзавелся почтением к памяти несчастных. Покой мертвых тревожить нельзя, так какого дьявола я продолжаю рыть?! Ответ крылся в возникших сомнениях. Я вспомнил о содержимом кейса, своих собственных привычках возить в машине несессер с походным набором вещей первой надобности, мысленно ощутил на ладонях жесткость белоснежной салфетки для умывания из 'вафельной' ткани и подналег на лопату, намереваясь в прямом смысле докопаться до сути.

По мере ускользания крупиц времени невзрачная горка земли вокруг меня постепенно росла вширь и ввысь, а потому пришлось спуститься вниз и уже оттуда продолжить орудовать инструментом, рукавом рубашки утирая скопившийся пот со лба. Куртку я снял давно и отбросил подальше, чтобы получать хоть какое-то наслаждение от затянувшейся должности единственного землекопа. Северин, к слову, умотал в неизвестном направлении, дав мне тем самым хорошую передышку от дразнящих нервы разговоров.

В армии я специализировался в несколько иной области и теперь от души жалел о скудости собственных навыков по части рытья окопов. С ними процесс пошел бы вдвойне веселее и уж куда менее тягостнее. Когда глубина ямы приблизилась к метровой отметке, на ладонях вздулись первые в моей жизни мозоли, поясницу скрутило от размеренного изменения положений 'вниз лопату, дать ногой, забросить вверх' и отчаянно захотелось пить. На везение последний позыв измученного непосильным трудом организма был вознагражден прилетевшей из-за груды скопившейся над поверхностью земли бутылки простой родниковой воды, которую я успел поймать еще в воздухе, пользуясь отменным снайперским слухом и недюжей сноровкой.

— Вердж, не обидишься, если я сейчас зарою тебя прямо там? — издалека послышался насмешливый голос Лео, чью пасть я заткнул метким броском ранее найденного булыжника величиной с бигмак. Камень, по моим ощущениям, просвистел в паре сантиметров от уха разговорчивой пиявки, что сильно поубавило пыл в дальнейшем подтрунивании. — А башкой думать тебя не учили? Я ведь не один вообще-то!

Следующим моим вполне ожидаемым шагом было со всей прытью взобраться наверх, наспех отряхнуться от грязи и с неподдельным сумасшествием наброситься с объятиями на растерянную Астрид.

— Джей, Джей, любимый мой, — почти сразу признала она меня в писаном чудище и, не обращая внимания на вероятность тотально испачкаться, теснее прижалась к моему тоскующему по нежному теплу телу. — Что с тобой? Почему все лицо в крови? И…боже! — очевидно, углядела малышка затеянные раскопки, очень выразительно округлив и без того огромные глаза. — Боже всемилостивый, что происходит?!

— Со мной все хорошо, — как можно беспечнее принялся отвечать я по порядку, прекращая марать своей грязной щекой ее светящееся чистотой личико бесподобного ангелочка. — И с лицом, и вообще. А что происходит…я и сам хотел бы знать. Никто не поставит нас, грешных, в курс дела?