— Уважение и покорность, — надменно провозгласил Гудман, брезгливо отирая ладонь носовым платком. Очевидно, ту самую, которой я обязан азам пилотирования, рассеченной губой и носовым кровотечением. — Эти два детерминантных понятия впредь напрямую связаны с вашей жизнью, Вергилий. Будьте же благоразумны.

— Ну-у, я, пожалуй, пойду, — громко возвестил о своих намерениях Лео, нарочно играя на моих нервах испорченным смычком. — Батенька, вы, того-этого, не буйствуйте больше. Нехорошо обижать маленьких.

С ничтожным чувством собственной тщедушности и омерзением к идущему рядом вампиру я очутился на кладбище. Паника, тревога, миллионы сомнений — все они надежно разместились в моем сознании, лишая столь необходимой передышки от роя жужжащих мыслей. Я не знал, чему верить, кому доверять, и вяло плелся к необозначенной цели, жалостливо моля всевышнего о снисхождении к Астрид. Зачем она понадобилась Северину? Действительно ли Охотником является кто-то другой? В поисках каких благ Лео подался к создателю и не был ли соучастником всей игры с самого начала? Ни на один вопрос я не находил ответа, теряясь в отражениях смутных догадок. Что за спектакль устроило семейство кровопийц в мою честь? Боже милостивый, только бы не свихнуться на почве томительного ожидания всеобъемлющих объяснений.

Молчаливо шествуя по вымощенной плиткой дорожке, проходящей через центральную часть прискорбного места, я взглянул на часы и мимоходом отметил приближение стрелок к цифре семь. Сто двадцать минут прошло с тех пор, как я по доброй воле покинул уютную квартиру, свою малышку и ступил на извилистую тропку, уходящую прямиком в ад.

— Примите мои извинения, Вергилий, за пещерное невежество, — неожиданно заговорил мой попутчик, рукой указывая на необходимость принять левое направление у небольшой развилки. — Дети — моя тайная слабость, а Леандро в особенности. Я полюбил этого мальчугана с первых дней. Меня задевала его непокорность и тяга ко всякого рода разбойничеству. Лишь он один и по сей день умеет услаждать мой взгляд. Кажется, вам безынтересны мои откровения? — словно кожей ощутил он некое отторжение с моей стороны и приступил непосредственно к сути начатой издалека беседы. — Что ж, обойдемся без светских условностей. Вам известно о любви моего мальчика к некоей Астрид Уоррен?

Я задохнулся возмущением и чуть было не ляпнул: 'А откуда известно об этом вам, господин Проходимец?', но титаническим усилием воли сдержался и изобразил этакого простачка, не улавливающего сути обсуждения.

— Вижу, известно, — скоропалительно сделал свои выводы мужчина, чинно сцепляя руки в замок за спиной. — Я выяснил, что она небезразлична и вам, уважаемый. Поэтому прошу назначить цену, любую, на ваше усмотрение.

— Что? — преждевременно впал я в оцепенение. — Назначить цену?

— Именно, дорогой мой друг, — продолжал истязать меня треклятым воспитанием невозмутимый вампир. — С тех пор как финикийцы изобрели торгово-рыночные отношения, на этой планете исчезло понятие сколько-нибудь значимых проблем, все они отныне решаются звоном презренного металла. Деньги, как я понимаю, вас не прельщают. Что тогда? Возвращение австрийского трона?

— Да как ты, мерзкая кровососущая тварь, смеешь… — я замахнулся для нанесения сокрушительного удара из разряда 'куда дотянусь' прежде, чем вымолвил хоть слово, а после позорно рассек кулаком воздух в том месте, где еще секунду назад продавливала землю гренадерского роста сволочь.

— Молодо-зелено, — нараспев произнес голос над ухом, чей обладатель крепко ухватил меня за шиворот и слегка приподнял над тротуаром. — Не забывайте, что вы смертны, сударь, и отнюдь не так всесильны, каким себе представляетесь. Я даю вам шанс выбрать достойную награду за невзрачную человеческую девчонку. Не облегчайте мне труды, ваша глупая смерть огорчит сына.

— Катись к дьяволу! — наконец-таки обозначил я свою позицию, намереваясь с гордо поднятым подбородком встретить кончину от рук истинного ничтожества, кичащегося возрастом, опытом и вседозволенностью. Предложить мне выкуп за Астрид, будто за вещь, безделицу, очередную игрушку для разлюбезного сыночка! Верх наглости.

— Не дерзи мне, мальчишка, — зло прошипел Северин, планомерно добиваясь моей гибели от удушья собственным воротничком рубашки, на котором уже затрещали пуговицы от натуги. — Впрочем, твоя позиция мне предельно ясна. Среди новообращенных все так же бытует мнение о ценности всего, к чему не прикасалась длань вечности. Вас привлекают не деньги и даже не власть, а любовь и чувства. Позвольте заметить, Вергилий, что это повод для большой тревоги, — с последним умным советом, он отпустил меня, позволив униженно рухнуть кулем на землю, и с бодрым насвистыванием продолжил свой дальнейший путь, не прибегая к излюбленной скорости, а пользуясь размеренной поступью знатных особ на церемонии чествования.

Столь неудачного во всех отношениях дня у меня еще не случалось, поэтому, поднимаясь с колен и отряхивая перепачканные слоями налипшей грязи брюки, я трижды проклял и себя, и жизнь, и оскалившуюся судьбу. А после хмуро последовал за мерзким душегубом, понимая, что малой толикой крови от столь навязчивого спутника мне не отделаться при всем желании. Неужели лет эдак через шестьсот я стану циником до мозга костей, разучусь ценить банальные радости вроде светлой девичьей любви и вознесусь над повседневной людской толпой на такую безграничную высоту? Боюсь, правды мне не познать никогда, ведь будущее строго предопределено нынешними приоритетами. Я давно уже сделал выбор в пользу смертности, еще в тот день, когда осознал свои чувства к Астрид. В тот ужасающий миг, когда время возобладает над моими стараниями, когда старость возьмет свое…я завершу ритуал, начатый пять дней назад. Просто откажусь от крови и освобожу этот мир от порождения первозданного порока.

Мрачные размышления довели меня до административного здания, одно из окон которого привлекало внимание скудным лучом света от эргономичной настольной лампы, очевидно, принадлежащей смотрителю кладбища. Не разбираясь в сути параноидальных планов Северина, я тоскливо проследовал вслед за мужчиной к запрятавшейся на заднем дворе двери, с тревогой вслушался в ритмичный стук костяшек огромных пальцев по деревяшке и с прилежанием стал дожидаться развязки событий. Спустя грузный шум стоптанных сапог, створка незначительно приотворилась, являя моему сосредоточенному взору полоску густо поросшего щетиной лица со следами трехдневных спиртовых вливаний в виде одутловатого носа.

— Чего надо? — прокуренным голосом поинтересовался алкоголик, каждым звуком давая понять неуместность нашего позднего визита.

— Доброго вечера, сэр, — ничуть не растерял Гудман запасы своей тошнотворной вежливости, отступая назад по мере приближения удушливой вони, вырвавшейся из помещения. — Не сочтите за труд выполнить небольшую просьбу за хорошее вознаграждение.

По моим ощущениям, из всей прилизанной речи маргинал уловил лишь два слова 'просьба' и 'вознаграждение', а посему сразу переключился на деловой тон.

— Надоть-то чаво? — блеснул расширенным лексическим запасом питекантроп.

— Взглянуть на план захоронений, любезнейший, — от души ужаснулся папочка Лео предстоящей перспективой войти внутрь смердящей комнаты. — И лопату.

— Стольник, и по рукам, — живо скумекал пьянчуга наличие наживы и вытянул вперед оголодало трясущуюся ладонь, покрытую язвами, фурункулами и прочими гадостями.

С выразительной неохотой Северин все же вложил в отвратительную клешню названную купюру, быстро отдернул руку и пошире распахнул дверь, будто надеясь на сопутствие притока морозного воздуха надвигающейся ночи, а после смело перешагнул невысокий порог богадельни. Я остался снаружи и постарался задавить в зародыше возвысившийся столп сомнений и страхов. Зачем ему понадобился инструмент? Нет, разумеется, ответ на этот вопрос у меня имеется. Вопрос в другом: разрывать уже существующую могилу или копать свежую? Если второе, то я предпочел бы откреститься от участия в безыдейной забаве. Жаль, не имею ни малейшего представления о том, каким образом совершить это простое действие. Они ведь крайне предусмотрительны (под множественное число на данный момент попадала вся семейка потомственных упырей), иначе к чему приплетать сюда Астрид? О какой ее выгодной роли говорил двухметровый гигант?