— Все хорошо, сладкая. Не плачь больше, ладно? Мне плохо, когда тебе больно, — отрывисто, будто с большой натяжкой выговорил парень, жестом предлагая мне сесть рядом. Однако я предпочла не самый опрятный на вид коврик и с удобством устроилась в небольшом закутке между креслами, блаженно вытягивая ноги по направлению к двери. Мы оказались лицом к лицу и в течение трех яростных толчков разрывающегося на части сердца всматривались друг в друга, почти не узнавая в себе беззаботно воркующую пару, что мечтала о предстоящей поездке в Европу. Опять страдания, страх, вина и отчаяние. — Как же я верну тебя родителям в таком состоянии? — задумчиво прошептал он, грустно улыбаясь. — Ну ничего, что-нибудь придумаем. А пока иди ко мне. Хочу убедиться, что не потерял самое ценное сокровище, — потянулся Джей к плечам, ласково придвигая меня ближе и давая прекрасную возможность спрятать зареванное лицо у себя на груди. — Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел…

Привычно оборвав якобы не мужской поток душевных излияний, демонстрирующий объяснимые человеческие слабости, он замолчал и принялся медленно перебирать спутанные прядки волос у меня на голове. Я же в последний раз хлюпнула носом и мысленно закончила разом пришедшую на ум молитву: '…И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен. Не подвергай нас испытанию, но защити нас от Злодея'*.

_________________

*Распространенный среди католиков перевод молитвы 'Отче наш'.

Отец наш на Небесах,

Пусть прославится Твоё имя,

Пусть придет Твоё царство,

пусть исполнится и на Земле воля твоя, как на Небе.

Дай нам сегодня насущный наш хлеб.

И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен.

Не подвергай нас испытанию,

но защити нас от Злодея.

POV Джей

Любовь и дружба — два столпа мироздания, поддерживающих жизнь. Не руки атлантов, как внушает нам Древнегреческая мифология, не всемогущий Господь, как утверждает большинство религий, и даже не чей-то промысел. Сегодня я мог умереть, хоть и думаю об этом с улыбкой, потому что многоуважаемая старушенция с косой давно рассталась с привычкой нагнетать ужас на мою душу. Однако я до сих пор дышу благодаря тщательным стараниям Лео и бессловесным мольбам Астрид.

Последнее имя всколыхнуло в безмолвном сердце зашедшую на огонек толику нежности и заставило крепче сжать рукой дрожащее плечико. Какая же я все-таки сволочь! За столь короткий срок умудрился исковеркать ее жизнь до неузнаваемости, окунул в такой зловещий омут, что от его вод ни одному здравомыслящему существу вовек не удастся отмыться. И ведь продолжу делать это снова и снова, ибо на обратном пути случился завал. Теперь мы с ней пассажиры одного поезда, несущегося по рельсам со сверхзвуковой скоростью. А шпалы меж тем разбирают и относят на металлолом…

— Время обеда! — громко забарабанили в окно автомобиля бледные костяшки пальцев.

— Сейчас, — сипло отозвался я, собирая в кулак все мужество. 'Давай же, Майнер!' — слезливенько подбадривал я самого себя. — 'Всего пара усилий, и станет легче. Нас ведь учили в армии не обращать внимания на боль'.

Нельзя сказать, чтобы самоуговоры оказались действенны. Со сломанным позвоночником и 'мозгами наружу', как выразился мой разлюбезный приятель, мне прежде не приходилось сталкиваться. Исходя из ощущений, я не просто угодил под колеса похвально упрямого автомобиля-убийцы, а провел часок-другой под гусеницами танка, притом физический контакт вышел непередаваемо близким.

— Все хорошо? — взволнованно отреагировала девочка, углядев мои смехотворные попытки принять сидячее положение, и, не дожидаясь храброго ответа, почти оглушила дальнейшим криком. — Лео, Лео, пожалуйста! Помоги! Он…о, боже, он совершенно синий!

Вероятно, минуту назад я обязательно возмутился бы кособокостью неуместного сравнения, однако сейчас лишь агрессивно сверкнул глазами и завалился на спинку сиденья, жадно хватая широко открытым ртом начисто отсутствующий в салоне джипа кислород. Перед опущенными веками замелькали яркие пятна, неохотно складывающиеся в единственную потребность вечного организма — кровь. Я до одури хотел пить, и следующие два мгновения томительного ожидания подтвердили самые страшные опасения. Уши словно заткнули берушами, предварительно нахлобучив мне на голову эмалированную кастрюлю, на дно которой с завидной периодичностью опускался гаечный ключ на шестнадцать (всегда подозревал наличие у Астрид крайней степени жестокости), в виски вонзили стальные штыри, затылок без зазрения совести раскололи надвое, язык раздули до невероятных размеров наподобие тягучего резинового шарика, а вот про нос отчего-то забыли. Я чувствовал абсолютно все запахи, различая малейшие переливы в сладостных ароматах. Тонкий персиковый смешивался с ненавязчивым вишневым и рождал поистине великолепное амбре из кожи, волос, дыхания и манящего кровообращения девочки.

— Бур-бур-бур, — монотонно, но при этом чересчур эмоционально вещал вагнеровский тенор*, по всей видимости, принадлежащий Леандру. К нему тут же присоединился еще более высокий голос, выражающий крайнюю степень негодования пополам с искренним испугом. Кажется, Астрид вновь чем-то недовольна и с удовольствием занимается рукоприкладством. Никогда бы не подумал, что в ней течет кровь амазонки…

Так, стоп! Лучше поразмышлять об этом позже, когда упоминание чьих-то эритроцитов перестанет вызывать в моем желудке голодные спазмы.

По мере ослабления осознанности мыслительного процесса и увеличении соблазна вонзить зубы хоть куда-нибудь, сдерживать себя стало несоизмеримо сложнее. Я понимал, что вялого тонуса мышц для бесчеловечного нападения на любимую девушку вполне достаточно, и недоумевал, почему Лео медлит вместо того чтобы вмиг положить конец моим страданиям. Однако на смену апатичной злобе, разлившейся по телу с искрометным течением боли, быстро пришло концентрированное недоумение, когда в горле поселился стойкий привкус некачественной пластмассы. Я попробовал спросить, каким еще более изощренным пыткам ополоумевший вампир решил подвергнуть меня забавы ради, задел зубами край настойчиво просовываемой в рот трубки, вздрогнул всем телом от посетившей голову догадки и послушно сглотнул первую порцию жгуче теплой жидкости. За шестьдесят лет я научился нехитрому трюку из числа скупых вампирских фокусов — безошибочное определение группы крови и резус-фактора по вкусу, запаху и консистенции. Поэтому мысленно восхитился услужливостью друга, не каждый же день удается отведать четвертую отрицательную!

— Что? Зачем? Я не просила… — сквозь невидимые ушные затычки из комьев прессованной ваты с песком расслышал я срывающийся на плаксивые интонации девочки.

— Это вода, лапуся, — снисходительно пробормотал Лео, шурша какими-то упаковками. — Скручиваешь крышечку, подносишь горлышко к губам и пьешь, чтобы успокоиться, поняла? А-а, впрочем, иди ты в ж…! У меня тоже нервы не железные! Схватила бутылку и вымелась из машины! Если он умрет, я тебя об этом оповещу телеграммой! Вон пошла!

Резко хлопнула дверца и на мгновение в салоне повисла звенящая тишина, изредка прерываемая сердитым мужским сапом и моими жадными глотками. На протяжении бесконечно долгих двух минут я усердно потакал прихотям ссохшегося организма, но, почувствовав некоторое облегчение, раскрыл глаза и попытался здраво оценить обстановку. Все тот же кремового цвета войлочный потолок внедорожника, неотвратимо давящий на виски, восково-бледное лицо Леандра со

____________________

*Вагнеровский тенор (он же героический) — высокий мужской певческий голос, обладающий большой силой звука.

ввалившимися внутрь глазницами и удобно расположившаяся на разложенном переднем сиденье девица, из шеи которой торчал внушительного вида катетер, бодро наполняющий кровью висящий на спинке пластиковый пакет. К нему была присоединена еще одна прозрачная трубка, доставляющая живительную жидкость непосредственно в мою голодающую пасть. Ясно, откуда взялся этот раздражающий синтетический привкус.