Мысленно выставив галочку на предстоящем разговоре, я осторожно покружилась на месте, с приятной тяжестью в животе констатировала одеревенелость мышц, углядела парочку бледно-зеленых кровоподтеков на спине и бедрах и продолжила маленькое приключение, столь заботливо уготованное мне залихватским выдумщиком. У дверей ванной указатели неожиданно разветвились: первый путь вел непосредственно в цитадель гастрономических изысков (она же кухня), второй после крутого виража вдоль стены упирался в комнату 'бывшего завтрака'. Секундное раздумье сменилось решимостью, и я, подхватив руками полы ускользающей мантии и проигнорировав взбунтовавшееся чувство голода, шагнула в спальню.
Открывшуюся моему взору картину невозможно описать скупыми определениями, вроде бурный восторг. Это был чистой воды искрометный парад положительных эмоций, прошедший на главной улице Парижа.
Пластиковые мешки с вещами прежней владелицы опочивальни испарились будто по мановению волшебной палочки. Кровать вновь обзавелась симпатичным пшеничным покрывалом с изысканным узором и мягкими подушечками в расшитых якобы золотой нитью наперниках. Однако мой взгляд был прикован отнюдь не к изменившейся обстановке. Мольберт, незаменимый атрибут всех художников, разместившийся напротив чудесного солнечного окна с раздвинутыми портьерами. Великое многообразие профессиональных кистей, краски (акриловые, гуашь, акварель, масляные, темпера), представленные во всем великолепии, и, как апофеоз окутавшей меня эйфории, примостившийся на невысоком столике чемоданчик с карандашами.
Белоснежный холщовый лист в мгновение ока преобразился у меня перед глазами в кровопролитную битву за земную цивилизацию, и окружающий мир сузился до размеров уверенного мазка кистью. Четкие штрихи, складно перетекающее на ткань изображение и безграничная гармония стали моими спутниками на протяжении следующего часа. Боковым зрением я заметила тенью прошмыгнувшего за спиной парня, но не посмела разрушить живительную связь с вдохновением. Лишь по мере ослабления натуралистичных образов я смогла оторваться от одухотворенного занятия и вполоборота повернулась к развалившемуся посреди кровати Джею.
— Привет, — с приторной нежностью в охрипшем голосе провозгласила я, жадно впитывая в себя самодовольный взгляд лучистых глаз цвета морской волны.
— Здравствуй, — в излюбленной манере протянул он в ответ, очаровательно закидывая руки за голову. — Так и думал, что найду тебя здесь. Ты давно не рисовала, — ласково пожурил меня Майнер. — Я успел соскучиться по этому контрасту между твоим альтер эго и воображением. Почему так много крови и жестокости?
— Не знаю, — задумчиво оглянулась я на плоды своих стараний, машинально прикусив зубами кончик кисти. — Символизм всему виной. Так я избавляюсь от внутренних демонов, переношу их на бумагу.
— Занятно, — коварно улыбнулся парень, поднимаясь на ноги. — Выходит, ты чувствуешь себя воплощением зла вселенского масштаба? Что ж, тогда мы друг другу подходим.
С прерывистым смехом прошептав последнюю фразу, он заключил меня в свои жаркие объятия, дарящие бескрайний покой, и в течение двух скоротечных минут позволил наслаждаться лишающей соображения близостью мускулистого тела, а после шутливо возмущенно погнал на кухню для удовлетворения насущных потребностей простого человеческого организма. В сервированном столе, уставленном тарелками с тостами, оладьями и аппетитными блинчиками, графином с грейпфрутовым соком, вазочками с апельсиновым, вишневым и клубничным джемом, соусником с кленовым сиропом и небольшой этажеркой со свежими фруктами, заключался второй сюрприз, о существовании которого я благополучно успела позабыть. Кстати то, что я ошибочно посчитала за оладьи, на самом деле оказалось запеченными в кляре кусочками ананаса, тающими во рту. Отщипнув крохотный кусочек 'на пробу', я задохнулась восхищением и без зазрения совести слопала с десяток лакомых лепешек, запивая кулинарные изыски невероятным по вкусу соком с примесью малой толики цедры лимона. Ранее возникший в душе комплекс неполноценности буйно расцвел при появлении одной предательской мысли о том, что все это Джей приготовил сам, без посторонней помощи.
— Это ты виновата, — как ни в чем не бывало пожал он плечами в ответ на мое заявление о чрезмерной идеальности, на фоне которой я неизменно блекну. — Я просто физически не мог усидеть на месте. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, куда-то направить поток бьющей через край энергии. Я никогда не чувствовал ничего подобного.
Меня растрогала его откровенность, не говоря уж о смущенно опущенных ресницах и потупленном взгляде. Захотелось немедленно задушить сей образчик одуряющей искренности в пылких объятиях и вывалить на него ворох собственных ощущений и восприятий. Ведь я действительно парила в облаках! И вчера ночью, и сегодня утром, и прямо сейчас. Жаль, что от душещипательных излияний Майнера уберег заунывный вой мобильного телефона. И я ни под каким предлогом не прощу Лео эту мерзкую выходку!
— Почему бы тебе, мистер Назойливость, не позабыть о моем существовании лет этак на триста? — раздраженно уточнил Джей, с неохотой поднося телефон к уху. — О, да, я помню. Совместный план действий и все такое. Ладно, давай встретимся. Через полчаса у сквера неподалеку от гипермаркета. И тебе не хворать, — напоследок пожелал он, награждая меня извиняющейся улыбкой в стиле: 'Обстоятельства, детка, не терпят отлагательств'.
Я быстро допила остатки сока, наспех вытерла жирные губы тканевой салфеткой, яростно чмокнула пахнущую терпким одеколоном щеку и на всех парах помчалась наводить лоск на ужасающий внешний вид, походя вслушиваясь в тихий звон убираемой со стола посуды. Вот она, моя счастливая мелодия! Уютная домашняя атмосфера, царящий в сердце покой, безбрежная симфония эвдемонизма*. Значит, все же существует вероятность совместного будущего! Мы ведь идеально дополняем друг друга, словно два близлежащих кусочка цельного пазла. Я права?
Неторопливо облачаясь во взятую со спинки стула одежду, я обдумывала вчерашний спор с Майнером и искала новые, ранее не используемые аргументы в ответ. Дети? Не стану зарекаться, вероятно, когда-то мне все же захочется вкусить сладость материнства, но что мешает взять ребенка на воспитание? Раз у моего избранника полная гармония со своей темной стороной, и жажда крови находится под строжайшим контролем, этот вариант кажется разумным выходом из ситуации. Друзья? Постоянная работа? Я вполне могу обойтись и без них, потому что знаю, какой беспросветной, мрачной и исполненной безысходности будет выглядеть моя жизнь без Джея. Он превратился в живое воплощение всех моих мечтаний, стремлений и помыслов. Без него я уже не буду собой, останусь опустошенной, безликой, слепо следующей инстинктам оболочкой…
— Сладкая, я глубоко оскорблен и обижен, — с порога огорошил меня парень странным известием, прерывая лихорадочный мозговой штурм 'брестской крепости'. — Меня не было шестьдесят минут, а ты даже не удосужилась поинтересоваться, где это я пропадал. Я, конечно, не жалуюсь, хотя твое безразличие вообще-то задевает, но…
— И где же ты был, мой дорогой? — вмиг ухватила я суть разыгрываемого спектакля.
— В туристической компании, — рьяно вспыхнули выразительно очерченные густыми черными ресницами глаза. — Эти выходные, два авиабилета, Зальцбург, только ты и я, — тоном змея-искусителя принялся перечислять он, театрально загибая пальцы на правой руке. — Лучшая гостиница города, номер люкс, арендованный автомобиль, изнуряющие пешие экскурсии по живописным местам. О планах на ночь распространяться или желаешь сохранить некую интригу?
В этом каверзном вопросе заключалась большая часть моей жгучей любви к Майнеру. Он умеет быть разным, как добрым, так и злым, но одного у него не отнять — превосходства. Всегда и во всем он будет на голову выше других.
Кажется, описывать тут мои осчастливленные визги и оглушающие вопли дикой радости, занятие зряшное. Пища на ультразвуковой частоте, я повисла на шее непревзойденного мастера самых неожиданных подарков, зацеловала до смерти нагло ухмыляющееся лицо, для проформы пару раз хлопнула блуждающие под кофтой мягкие ладони и уплыла на волне подозрительно реалистичных фантазий, а посему не заметила кардинальной смены обстановки. Из пределов манящей спальни мы перебрались в прихожую, где на меня, вальяжно развалившуюся по центру удобного кожаного диванчика, натянули обувь и под аккомпанемент сокрушительного по силе страсти поцелуя вытолкали за дверь. Каким-то чудным образом, не разрывая томной близости, мы добрались до лифта, шумно ввалились в кабину, к счастью, оказавшуюся пустой, и разомкнули уста лишь для произнесения жизненно важных известий.