— Ну, ты даешь, Борщ. Что-то я не упомню, чтобы я тебе такие приказы давал, — заметил Святозар и глянул на слугу. А когда увидел как у того беспокойно дернулось лицо, добавил, — Но все-таки, я тебе благодарен, что ты натопил баню. Так, что, как верно сказал Сенич, пойдем мыться, чтобы попусту не переводить дрова, — и, повернувшись направо, через конюшни пошел к жарко натоп-ленной бане.

Как всегда и положено, наутро, Святозар пошел в тронный зал, но открыв двери, и войдя вовнутрь никого, там не обнаружил, чему очень удивился. Пройдя сквозь зал, Святозар вышел через парадные двери, остановился, и, огляделся, по коридору навстречу шел Сенич.

— Сенич, — окликнул его Святозар, — А почему тронный зал пуст?

— Ах, ваша милость, я же Борщу вчера сказал, что приема в тронном зале нонче не будет, а он лодырь такой, забыл вам об этом сказать. Ну, я ему задам…

— Ладно, ладно, не стоит Сенич, не кому задавать, — миролюбиво заметил Святозар, — А правитель то, где?

— Он, то? — беспокойно озираясь, ответил слуга. — Да, он — то занят, ваша милость, и просил его не беспокоить. А вы, наследник наш дорогой, сходили бы в сад погуляли, воздухом свежим подышали, оно вам полезно- то будет, ведь вы же гляньте, ваша милость, какой пригожий нонче день, солнышко так тепло пригревает нашу землю, — и, поклонившись, заспешил по своим делам.

Святозар посмотрел вслед удаляющемуся слуге и почувствовал, как беспокойно, зашептала, что-то душа. " Странно, почему отец, после стольких дней отсутствия в престольном граде, отменил прием в тронном зале. Ох, чую, я беда какая-то случилась", — подумал про себя Святозар. И, постояв немного в коридоре, повернулся и пошел к себе в опочивальню, чтобы снять обруч, а потом сходить и навестить Тура, мать и Малушу, которых вчера не видел.

Святозар прошел по коридору, поднялся по лестнице и вошел к себе в опочивальню. Сняв обруч, он хотел было положить его на стол, но услышал, как в дверь кто-то робко постучал. Все еще продолжая держать обруч в руках, Святозар подошел, открыл дверь, и увидел мать. Она стояла прямо за дверью, и когда на нее упал солнечный свет, наполняющий покои Святозара, то наследник вздрогнул всем телом. Потому, что лицо матери было каким-то землисто-серым, с красными от слез глазами.

— Матушка, — тихо сказал Святозар, — Что с тобой, ты вся заплаканная, тебя кто-то обидел?

— Здравствуй, Святозар, — также тихо ответила мать, — Ты разрешишь мне войти и поговорить с то-бой.

— Конечно, матушка. Входи, — ответил Святозар, рукой приглашая мать войти в покои.

— Отец, запретил мне приходить к тебе, и сказал, что наложил заговор на твои покои, чтобы я не смогла навредить тебе, — не много робея, добавила правительница.

— Да, матушка, я знаю. Но я сам могу впустить сюда любого, стоит мне проявить свою добрую во-лю. Поэтому входи, не бойся, — разъяснил Святозар.

Мать еще мгновение колебалась, но затем сделала неуверенный шаг, переступила порог покоев и вошла в опочивальню сына.

— Святозар, у нас будет с тобой долгий разговор, — добавила мать, когда сын закрыл за ней дверь.

— Что ж, матушка, тогда нам стоит присесть, — заметил Святозар и проводил ее до своего ложа, а сам, положив обруч на стол, взял сиденье и сел напротив матери.

Дола посмотрела на своего сына, и внезапно протянула руку, погладила его по волосам, да на-полненным грустью голосом, сказала:

— Как ты похож на Ярила, одно лицо. Он такой же красивый, видный юноша был, — а затем опустила руки на сарафан и тяжело вздохнув, продолжила. — Сын, прошу тебя только не пере-бивать меня. Я так долго готовилась к этому разговору, и чтобы меня не покинуло мужество, прошу тебя не останавливать мой рассказ. Потому, что то, что я тебе сейчас расскажу, изменит не только твою жизнь, но и жизнь всей нашей семьи, — мать вновь замолчала, как будто набираясь сил, а после опять начала свой сказ, — Позавчера вечером прискакал дружинник воеводы Доброгнева из города Вегры, где сейчас живет Эрих, он приехал с дурными вестями, — мать замолкла, и из глаз ее потекли слезы, она утерла их краем платка, что лежал на ее плечах, и продолжила, — Он сказал, что одиннадцатого травня, ночью Эрих вместе с другими двумя воинами из дружины стоял на карауле возле крепостных ворот, как внезапно он схватился за сердце, громко вскрикнул и упал бездыханный. Воины подбежали к нему и увидели, что грудь у него заливает кровь. Они перенесли его в караульню, сообщили воеводе. Призвав лучшего знахаря города Доброгнев отправился к Эриху, однако сколько знахарь не бился над ним, пытаясь прекратить течение крови, та не останавливалась. Затем Доброгнев отправил воинов к ведуну, что живет в Вышнем лесу недалече и оберегает священное в тех краях вишневое дерево. Когда приехавший ведун осмотрел Эриха и прочитал над ними заговоры, кровь прекратила течь из раны, и он поведал Доброгневу, что рана у Эриха от кинжала, и рана старая, и верно это какое-то колдовство, — мать замолчала, переводя дух.

А Святозар обхватил голову руками, вдруг тяжело застонал и тихо почти шепотом сказал:

— Эрих, Эрих, брат мой, вот куда подевалась моя рана.

Святозар сидел так какое-то время, а затем опустил руки обхватившие голову, и посмотрел на мать, а та поймав его взгляд продолжила:

— Как только я узнала, что произошло с Эрихом, то сразу догадалась… когда на тебя на Синь-камне сошла магия, которая будет оберегать твою жизнь от внезапной смерти, то рана твоя перешла к твоему брату.

— Нет, матушка, — пояснил Святозар, — Не вся рана, а лишь половина ее ушла к брату.

— Да, я знаю, отец, вчера вечером мне все объяснил. И поэтому, да сын, поэтому я пришла к тебе сегодня, чтобы открыться и все рассказать. Я думаю, что достаточно я таилась, достаточно натво-рила дел, и вот она пришла расплата. Это Боги покарали меня, за все, что я совершила, — мать вновь замолчала, поправила спадающий с плеч платок, и словно понимая, что пути назад нет, бодрым голосом продолжила, — Много лет назад, я родилась и выросла в далекой стране Иг-ников, в ней правил мой отец Эрих. Я всегда знала, что отец не имел право быть в этой стране правителем и захватил трон незаконно, но мой отец был всегда добрым и хорошим в отношении меня человеком, и так как я рано осталась без матери, всегда баловал меня и нежно любил. И поверь мне, Святозар, у меня никогда никого не было ближе и дороже отца. Никогда… Знаешь, сын, — и мать вдруг улыбнулась, черты ее лица разгладелись вернув ей ее красоту, — Я очень любила в отрочестве убежать в луг, что раскинулся неподалеку от дворца, одна и бродить там свободной и гордой собирать цветы и плести венки, да петь песни. Однажды когда мне было двенадцать лет, я, как и прежде убежала от нянюшек и слуг на луг, гуляла по нему, собирая цветы, и, внезапно на меня набросилась громадная, черная змея с капюшоном, здесь в Восурии такие не водятся, а у нас в стране Игников живут. Она стала нападать на меня пытаясь ужалить, я онемела то ужаса, а потом закричала, бросила венок, и, закрыв лицо и голову руками, застыла на месте. И тогда появился он, — лицо матери, перекосилось от страха, она замолчала, а затем приоткрыла рот, словно ей не хватало воздуха, и мгновение спустя немного понизив голос, продолжила, — Нук. Это был Нук. Я не видела, как он отогнал змею, но когда я убрала руки от лица, то увидела его. Он стоял рядом и улыбался мне, подавая венок. Он был очень добр, хотя внешне и неприятен. Но мой отец учил меня, не суди о человеке по наружности, он обманчива. О, мой дорогой отец, как ты был не прав. Нук ласково начал говорить со мной, объясняя, что нельзя такой маленькой девочке ходить одной на луг, что ее могут обидеть, вот как сейчас, не подбеги он вовремя и не прогони змею, та бы обязательно ужалила. Я стояла, смотрела на него, слушала его и кивала ему головой, он показался мне таким хорошим, словно со мной говорил отец. А потом он стал приходить на луг, каждый раз как я там бывала, и приносил мне гостинцы: то корзинку с земляникой, то с малиной, а то и вовсе какие-нибудь необыкновенные сласти, которые я никогда не видела и не ела. И мне все больше и больше он нравился, я всегда с нетерпением ждала встречи с ним. Ни кому, даже дорогому моему сердцу отцу, даже своей няне Селес, которая заменила мне мать, я не рассказывала об этом человеке. Я очень дорожила его дружбой и боялась, что если кто-то о нем узнает и донесет отцу, то отец запретит мне видеться с Нуком, а его посадит в темницу. Наша дружба длилось долгое время, а когда мне исполнилось пятнадцать лет, я убежала с пира, который мой отец устроил в честь меня, и побежала в луга. Нук уже ждал меня там, он подошел ко мне и вдруг заплакал. Мне стало, его очень жаль, и я кинулась успокаивать и выспрашивать о том, что случилось. Тогда он мне сказал, что скоро сюда явится войско нашего врага восурского правителя Лучезара, по реклу Спра-ведливый, который убьет моего отца и вернет трон его законному наследнику Керку. Нук сказал мне, что я все же могу спасти своего отца, для этого я должна довериться ему и отдать ему во владение свою душу. Когда я услышала эти слова, сын, то так испугалась, что кинулась бежать во дворец. И больше уже не ходила на луг. Но через некоторое время войска Лучезара подошли к нашему городу, и отец выступил им навстречу. Тогда я последний раз видела своего отца, — мать замолчала, утерла краешком платка сухие глаза и добавила, — Последний раз обняла его и поцеловала. Чуть позже, не знаю как ему это удалось, ко мне в опочивальню вошел Нук. Я вскрикнула при виде его, а он приложил палец к губам, и, призывая к тишине, сказал, что если я сейчас же не отдам свою душу, то Лучезар убъет моего отца. Он говорил мне: " Дола, Дола, что такое душа и что такое жизнь твоего отца. Так — то ты любишь человека, который никогда, ничего для тебя не жалел. Сейчас на поле битвы его пронзят мечом, а ты медлишь, боишься за себя. Такой ли дочери заслуживает твой отец". Я колебалась, а он тогда горестно вздохнул, развернулся и пошел к дверям. Я посмотрела ему вслед и тихо сказала: " Да". Он тут же вер-нулся, схватил мои руки в свои, и, глянув мне в глаза, своими черными очами зашептал заговор, а в конце, когда я вновь еле слышно сказала: " Да", радостно улыбнулся. В тот же миг в опочивальню ворвалась няня Селес, она кинулась ко мне, чтобы закрыть собой от Нука и крикнула, ему, что она все видела и сейчас же кликнет слуг, которым все расскажет и которые его казнят. Но он вдруг громко рассмеялся, да так, — и мать утерла пот, сбегающий со лба платком, — Да, так, что стены заходили ходуном и сказал, что и я, и Селес теперь навсегда во власти его. Так как одна по доброй воле отдала душу, а другая, как видевшая сговор и не разрушавшая его. И если мы кому-то, что-то расскажем, то тут же и будем им наказаны. А чтобы показать нам кто теперь над нами хозяин он вдруг оттолкнул от меня Селес, подошел ко мне вплотную и что-то зашептав, провел у меня по груди, в тот же миг из груди вышло желтоватое облако — моя душа. Он схватил руками мою душу за горло и стал бить ее по лицу. О, сын мой, я никогда до того момента не испытывала такой боли, правильно говорит народ: " Нет, ничего страшнее душевных страданий". Нук хлестал меня так, что я закричала, и стала просить его о пощаде, тогда он швырнул в меня душу, а я покачнулась, и, потеряв сознание, упала.