— Сейчас Сенич принесет снадобье, потерпи. Ты зачем кафтан снял? На дворе не лето, зима, а во дворце прохладно.

— Просто я отец, когда был в светлой комнате, снял его потому, как он меня сковывал. А надеть уже не смог, не до этого было, рука так горела, что я поспешил к тебе, зная, что ты мне обязательно поможешь, — негромко ответил Святозар.

Слышно было, как тяжело вздохнул правитель, наследник поднял голову, улыбнулся отцу и добавил:

— Я уже договорил заговор, а из щита вырвался столп огня и обжег мне руку. Ну, отец, скажи, не мог, что ли Семаргл дописать ниже предупреждение: " Прочитай Святозар заговор и убери руку, а то я ее тебе подпалю".

Отец недовольно покачал головой и с такой жалостью посмотрел на сына, что Святозар и пожалел о своей шутке. В гридницу открылась дверь, и вошел Сенич, неся небольшую мису, он подошел и поставил ее на стол, потом взял руку наследника, и, осмотрев, покачал головой:

— А, что ваша светлость, заговорить не получается?

— Нет, Сенич, эта магия не наша, и излечить нам ее с наследником не удастся, — ответил правитель.

— Что ж, тогда положите руку, ваша милость, в мису и потерпите… Потому, что будет очень боль-но… А я, сейчас принесу мазь, — сказал Сенич и отпустив руку наследника пошел из гридницы.

Святозар придвинул мису, в которой находилась какая-то вязкая, маслянистая, бурая жидкость и опустил больную руку в нее.

— А… а… а… — застонал наследник, и лицо его дрогнуло, — Как же больно…

— Потерпи сынок, потерпи, — ласково сказал правитель и вновь поднявшись, укрыл сына упавшим с его плеч кафтаном.

— Это отец, магия Богов, она не доступна простому смертному, — негромко объяснил Святозар, — Дар Семаргла, его огонь, наверно это необходимо, нужно зачем-то… Но знаешь так больно, что второй раз и не захочется получить такой щит.

В гридницу вновь вошел Сенич и принес чистые тряпицы и пузыристую склянку с какой-то непри-ятно пахнущей желтоватой мазью.

— Ваша милость, вытаскивайте руку из мисы, — сказал Сенич, а когда наследник, подняв голову, вытащил руку, то слуга ее вновь осмотрел и покачал головой, — Охо-хо…! Поглядите, ваша свет-лость, правитель, до самого мяса ожог, плохо — это очень плохо… Надо знахаря позвать, ваша светлость, очень плохой ожог, уж такие шрамы останутся, такие…, если и вообще заживет.

— Не надо Сенич никакого знахаря, помажь вон мазями и в тряпицу заверни, заживет, — морщась от боли, добавил Святозар.

Сенич бережно держал руку наследника и ждал повеления правителя, но так как Ярил колебал-ся, заметил:

— Наследник, ваша светлость и руки может лишиться, поглядите сами, — и приблизил кровавое мессиво к правителю.

— Не тревожь отца, Сенич, ничего я ни лишусь. Этот ожог послан самим Богом Семарглом, неуже-ли ты думаешь, он может лишить меня руки? — спросил Святозар.

Сенич испуганно посмотрел на наследника, и осторожно положил его руку на стол. Потом от-крыл пузыристую склянку, и, расстелив тряпицу на столе, и выгреб из склянки мазь, да размазал ее по поверхности тряпицу, а затем бережно положил тряпицу с мазью на руку Святозара. На-следник опять застонал, покривил губы, а Сенич перевязал руку так, чтобы тряпица с мазью не слезла, и, погладив наследника по голове, поинтересовался:

— Может, ваша милость, вам сбитня принести, чтобы вы попили, и успокоилась ваша боль.

— Нет, Сенич не надо… Спасибо за все, — ответил Святозар.

Когда слуга, тяжело вздыхая и говоря сам себе под нос, покинул гридницу, наследник прижал больную руку к груди, и негромко добавил:

— Хорошо отец, что это левая рука, а не правая… Страшно даже подумать, что было бы с даром царя Альма, если бы перстень был надет на левую руку… Не было бы перстня, так как золото расплавилось, а волшебный алмаз так и остался навеки сиять в моем пальце, не смог бы я его тогда никак передать своим детям. Но зато, отец, как бы пугались моего пальца наши враги, представляешь, у наследника престола в пальце сияет камень-алмаз…

— Ох, сынок, это злая шутка. Мне не смешно…,- печально заметил правитель, — Давай лучше я помогу надеть тебе кафтан, не хочу, чтобы ты еще и захворал.

Правитель поднялся, и, подойдя к сыну, который тоже встал, помог надеть ему кафтан, да застег-нул застежки на нем, и, оправив кафтан, спросил:

— Может и вообще не стоило читать этот заговор?

— Как же, отец, не стоило, пойдем, я тебе покажу, какую мне красоту даровал Семаргл. Теперь у меня волшебный меч ДажьБога и волшебный щит Семаргла, трепищи теперь подлый Нук, — почти радостно выкрикнул Святозар, и положив правую руку на плечо к отцу и спросил, — А чего гонец от Доброгнева приезжал?

— Сынок, — словно не слыша вопроса наследника, сказал правитель, — Я только переживаю, как бы этот заговор с щитом не попал в какие-нибудь не умелые руки.

— Ты, отец, подумал о Туре? — переспросил Святозар и усмехнулся, вспомнив о спящей няне Бажене.

— Ну, и не только о Туре, я вообще, — посмотрев прямо в глаза Святозара, ответил правитель.

— Тревожиться не стоит, отец. Так как этот заговор Семаргл открыл лишь для меня. После того, как я его исполнил книга закрылась, выпустив из себя оранжево-красные похожие на снег крупинки, которые упали на волоху и окрасили ее в ярко-желтый цвет, — сказал наследник, и засмеялся, — Вот же любит Вед менять наряды, теперь еще не раз изменит цвет волохи пока, не станет какой-нибудь землистой…

Правитель успокоившись, улыбнулся сыну, и добавил:

— Доброгнев прислал гонца с плохими вестями, сынок. Ты правильно меня тогда предупреждал насчет Эриха… В середине месяца просимецъ, Эрих пропал из города. Доброгнев обыскал весь город и ближайшие деревни и узнал, что Эриха видели с человеком похожим на Нука, и кто-то даже видел как темной ночью они уезжали из города на лошадях.

Святозар державший отца за плечо при первых же его словах так крепко в него вцепился, точно пытаясь удержаться и не упасть, да побледнев, тихо вымолвил:

— Как же так, отец, ты же велел Доброгневу не спускать глаз с брата, почему он тебя ослушался, почему?

— Нет, сынок, он не ослушался… Как я и велел, он не спускал с него глаз, поселил его в своем до-ме… Но Эрих перед побегом был сам не свой, много плакал, сидел в своих покоях не выходя, и ничего не ел. Доброгнев подумал, что он заболел, вызывал к нему знахаря… А потом поздно но-чью он убежал, через окно. Доброгнев когда вошел к нему в покои был потрясен…,- голос правителя дрогнул, но он справился с собой и продолжил, — Все перевернуто вверх дном, укрывало, подушки, простыни разорваны на части, у столов и сидений сломаны ножки, и стекло в окне выбито, словно Эрих выпрыгнул, в него, не открывая.

Святозар покачнулся, губы его дрогнули, и чтобы хоть как-то с собой справится, он тяжело зады-шал.

— Ничего, сынок, ничего…,- протянул правитель, не зная больше, что сказать сыну, а потом привлек его к себе, и, обняв, начал гладить по голове.

— Надо, сказать, другам, — дрогнувшим голосом сказал Святозар, — Они должны знать, что Эрих мо-жет объявиться на стороне нагаков.

— Эх, сынок, други нас с тобой поймут, — тихо заметил правитель, — А что про меня люди скажут… Скажут, что вырастил я предателя…., который против земли своей, против народа пошел.

— Отец, — отстраняясь от него, добавил Святозар, — Но я то, я то буду с тобой… И я ни кому не позво-лю, так на тебя говорить, мой дорогой отец.

— Конечно мальчик мой, ты будешь рядом, и это уменьшит…, намного уменьшит боль в моей ду-ше, — вздохнув, сказал правитель, и немного погодя предложил, — А теперь пойдем, посмотрим твой щит и пора уже обедать.

После того, как Святозар показал отцу свой щит и новую волоху Вед, правитель покинул светлую комнату, сказав сыну, что ждет его в белой столовой на трапезу. Святозар взял щит и унес его в свою опочивальню, где положил сверху на большой темный с крышкой сундук, в котором уже лежали завернутые в ткань кольчуга, шлем, лук и меч ДажьБога. Святозар не стал убирать щит в сундук, так как оставил эту почетную обязанность Борщу. Наследник взял с сиденья аккуратно повешенный кунтыш и соболью шапку, надел их и пошел на Ратный двор к Храбру. Святозар вы-шел из дворца в парк и побежал потому, что очень хотел поскорее увидеть наставника и расска-зать ему об Эрихе и переживаниях отца. Сегодня на дворе было холодно, снег выпавший два дня назад укрывал землю ровным, белым ковром. Деревья и кусты стояли в роскошных одеяниях и поблескивали, да переливались в солнечных лучах. Святозар бежал, прижимая больную руку к груди по широкой очищенной дорожке, под ногами поскрипывал снег, и дышалось так легко мо-розным воздухом, и если бы не эта тяжесть на душе, тревога за Эриха, и отца и незаживаемая боль по матери, то можно было бы даже улыбнуться красоте сегодняшнего дня.