— Сынок, чтобы я смог тебе помочь, ты должен набраться сил и рассказать мне все. Лишь зная все о жизни Богомудра, я найду те слова, которыми успокою твою измученную душу, — тихо добавил правитель.

Святозар какое-то время молчал, смотря на огонь в камине, который пожирал дрова, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

— Наверно, ты прав, отец, мне надо было давно тебе все рассказать… Поведать тебе, что меня подтолкнуло к созданию этого заговора, ведь это не только страшный поступок Красимира, нет… Это еще все те события в моей жизни, участником которых я был…. Но я начну по-порядку… Ты, же знаешь, отец, что на земле когда-то жили не только люди, но и другие народы. Некоторые народы были злыми, воинственными, а другие наоборот добрыми, чистыми, не умеющими проливать кровь, такими как гомозули, альвины, чудь белоглазая. Но на земле всегда билось добро со злом, и тогда когда я был Святозаром, и особенно тогда, когда я был Богомудром. В те времена, когда теснимые черными колдунами и жестокими людьми наш мир покинули гмуры и альвины, а чудь белоглазая была уничтожена, я возродился Богомудром, потому как я был необходим нашему народу. Черные колдуны научились творить страшное, они создавали сговор с белыми чародеями, и, объединив свою черную магию с белой становились подобны Богам. Моя победа над Горыней, была лишь крошкой тех знаний и силы, которыми при слиянии стали обладать такие чарколы, так стали звать их люди. Они не только сливались духовно, но и физически, превращая свои человеческие тела в уродливые подобия Богов. Поверь мне, отец, это было страшное время. Такие чарколы вели войны между собой, чтобы захватить власть над миром и править им, но пока они бились между собой, наши Боги их не трогали. Но пришло время и среди них остался лишь один чаркол, его звали Сатэга, он был очень страшен и силен, его магия не уступала магии Чернобога, когда он одержал вверх над другими чарколами, то первым делом решил уничтожить восуров, так как тогда на земле, наш молодой и сильный народ почитал и любил Сварога и его сыновей. Сатэга пришел войной на Восурию, и я выступил со своим войском ему навстречу. Он стоял, в широком поле, впереди своих воинов порабащенных народов, которых он обратил в чудовищ. Сатэга был очень высокий и плотный чаркол с белой покрытой зеленой плесенью кожей, с такими же белыми с плесенью волосами, стянутыми на голове в хвост, как у лошади. Его лицо одновременно было ужасным и красивым, словно он нес в себе кошмар зла, и свет добра, очи черные, как сама ночь, а зрачки наоборот белые, небольшой с легкой горбинкой нос, как у альвинов, тонкий с зелеными губами рот из которого по бокам вылазили устремленные вверх два огромных белых зуба. Он был одет в черное одеяние до земли, и подпоясан на талии белым поясом. Меня поразило в его внешности одно, длинные тонкие белые, белые пальцы, с кровавыми, словно живыми ногтями. Его воинство было не менее ужасным, сразу позади него стояли пешие воины высокие, худые, длиннорукие существа, которые держали в руках огромные в рост человека палицы — дубины с окованными набалдашниками на концах, головы их вращались по кругу, на месте глаз пустые глазницы, вместо рта и носа тонкие щели. Сразу за пешими воинами стояли всадники. Справа от Сатэга верхом на черных с развивающимися гривами лошадях сидели, словно мертвецы худые, худые воины с тонкой серой кожей, такой прозрачной, что было видно кости под ней, да с кроваво-красными полыхающими глазами, в руках они держали длинные, увитые колючками, да шипами хлысты. Рядом с их лошадьми стояли переменаясь с ноги на ногу, громко рыча, громадные псы с человеческими лицами, и раззевая пасть, показывали белые огромные зубы, с которых на землю стекала кровавая слюна. Слева от Сатэга поместились воины на колесницах — это повозки древних, сейчас таких нет, они небольшие, открытые в них стояли, и помещалось там не больше двух воинов, один правил колесницей, а другой держал в руках длинное копье, которым бился. Но в отличие от обычных колесниц, в которые запрягали коней, в эти были запряжены здоровые рыжие похожие на волков звери с огромной головой покрытой густой шерстью. Сами воины были низкорослые, с черной кожей, с вытянутыми лицами, с большими красными глазами, широким приплюснутым носом, большим несмыкающимся ртом, да кривыми острыми наподобие кинжала зубами, и торчащими во все стороны черными волосами. — Святозар на мгновение замолчал, вытер выступивший на лбу пот, да продолжил, — Это было страшно… Я вообще-то не из пугливых, но когда я увидел это войско, ужас проник в мою душу. Сатэга вызвал меня на поединок, как ведуна и как правителя, я знал, что ДажьБог придет на помощь, если, что пойдет не так, но он всегда считал, что я должен попытаться победить сам, преодолеть все припятствие без его помощи. Лишь только начался наш поединок, как я понял, что Сатэга мне никогда не одолеть, мой меч ДажьБога не мог мне помочь потому, как Сатэга бился только при помощи магии. Он посылал в меня потоки огня, которые сжигали и ледяные потоки воды, которые обращали все в лед, а я, укрывшись под созданным мною щитом, ели сдерживал их натиск. Затем он создал громадного зеленого змея с тремя головами, с большими крыльями, четырьмя лапами, да длинными когтями, который извергал пламя. Змей взлетел высоко в небо, а я схватил меч в надежде его убить, но он резко упал на меня выпустив огромный стлоб огня, я вновь закрылся щитом, а потом бросился на него, однако бой наш был недолгим, мне удалось срубить лишь одну голову, да разрубить напополам его правое крыло, он же не просто жег меня пламенем, а еще и бил меня лапами с когтями, и крыльями на концах, которых тоже были когти. Обливаясь кровью, я упал и потерял сознание, а когда очнулся, увидел около себя ДажьБога, который светом исходящих из своих рук лечил мои ожоги и плакал. " Отец, — спросил я его, — Почему ты плачешь?", ДажьБог посмотрел на меня и ответил: " Мальчик мой, лишь мои слезы могут излечить тебя". Я поднял голову и оглядел поле боя, на выручку мне пришел не только отец, но и Бог Перун, и Бог Семаргл. Они уже изничтожили змея и теперь бились с войском Сатэга. Перун натягивал лук и пускал золотые молнии, а Семаргл хлестал их плетью полыхающей огнем. Когда войско разбили, Семаргл и Перун начали битву с Сатэгой, но тот создал над собой огромную прозрачную не пробиваемую чашу и как Семаргл, и Перун не старались, они не могли ее разбить. Тогда Перун крикнул ДажьБогу: " Сын лети в небесную Сваргу и зови на помощь Бога Сварога, лишь он нам поможет, — он посмотрел на меня, и доба-вил, — Без отца моего, мы не сможем победить Сатэга и спасти твоего сына". ДажьБог положил мою голову, которую придерживал рукой на землю и полетел в небо. А я чувствовал, что умираю. Прошло немного времени, и, разрывая небесную синеву, с неба явился сам Бог Сварог, высокий старец с белыми длинными волосами и бородой, в роскошных белых одеяниях и с нимбом на голове, да огромным железным молотом в руках. Как только он спустился с неба и встал на землю, к нему приблизились его сыновья и ДажьБог летящий следом и низко поклонились, он осмотрел землю, покрытую телами павших воинов Сатэга, потом мое войско, которое при виде Богов опустилось на колено, самого Сатэга, который прятался в чаше, да перевел взгляд на меня. Он некоторое время смотрел мне в глаза своими синими, синими, словно морская вода очами, и, улыбнувшись, вырвал из своей бороды длинный, белый волосок, и, подойдя ко мне, положил его на меня, а как только этот волосок впитался в мое тело, я сразу почувствовал, словно ко мне вернулись силы. Сварог подошел к чаше, за которой скрывался Сатэга, поднял высоко волшебный молот и стукнул им по чаше, и та в тот же миг разломилась надвое. Семаргл взмахнул плетью, и она обвилась вокруг правой руки Сатэга, а Перун выпустил молнию, и та воткнулась влевую руку Сатэга, и тогда Перун схватился за свободный конец молнии, и одновременно сыны Сварога дернули на себя Сатэга, словно разрывая напополам, и в тоже мгновение Сатэга разломился надвое, на добро и зло, на колдуна и чародея. А Сварог поднял молот и ударил сначало по колдуну, а потом по чародею, — Святозар вновь замолчал, а улыбнувшись, добавил, — И долго потом ДажьБог и Перун проливали над моими ранами слезы, стараясь их излечить. Помню, Перун ругал ДажьБога, говоря ему: " Как мог ты позволить ему, простому человеку биться с этим злом, как мог ты поставить под угрозу все то, что мы с тобой долгое время создавали, защищали и любили."