— Когда он придёт в себя? — спросила Эрнандес.

— У вас есть уксусная кислота?

— Уксусная… Гмм, в кафетерии, должно быть, есть уксус.

— Раздобудьте немного. Небольшое количество, принятое перорально, разбудит его. — Стант оглядел Эрнандес. — Спасибо за вашу помощь.

— Это честь для меня, — ответила она.

На следующий день Хаск всё ещё приходил в себя, так что судебное заседание перенесли; обвиняемый должен присутствовать при опросе каждого свидетеля. Однако день Дэйла и Линды Зиглер начался в кабинете судьи Прингл.

— Ваша честь, — сказала Зиглер. — Обвинение ходатайствует о признании процесса несостоятельным.

Судья Прингл явно этого ожидала. Она кивнула и начала что-то записывать в блокноте.

— На каком основании?

— На основании того, что, в отсутствие секвестрации жюри, присяжные, несомненно, узнают о том, что на жизнь обвиняемого было совершено покушение.

— Ваша честь, — голос Дэйла был твёрд, — защиту вполне устраивает текущий состав жюри. Мы решительно возражаем против того, чтобы многие месяцы работы, не говоря уж о многих тысячах долларов простых налогоплательщиков, отправились на свалку.

В голосе Зиглер также звучала решимость.

— Ваша честь, вид подсудимого, который входит в зал суда, хромая и весь обмотанный бинтами, наверняка вызовет у присяжных излишнюю симпатию к нему, симпатию, которая может сказаться на их вердикте.

Судья Прингл удивлённо вскинула брови.

— Вы ведь не надеетесь найти где-то ещё двенадцать человек, которые бы не слышали о покушении на Хаска, миз Зиглер?

— И, — добавил Дэйл, — разве знание о существовании человека, настолько убеждённого в том, что Хаск — воплощение зла, не может настроить присяжных против моего клиента?

— Ваша честь, если бы защита в самом деле так считала, она бы ходатайствовала вместе с нами, — резко ответила Зиглер. — Причина, почему это не так, очевидна: этот фанатик, Йенсен, явно полагал, что Хаска собираются отпустить, иначе он не стал бы устраивать покушение. Его поступок — ясный сигнал для жюри о том, что люди думают об этом процессе.

— Что думает один-единственный человек, — сказал Дэйл, глядя судье Прингл прямо в лицо. — Не думаю, что надо напоминать моей коллеге об этом, но Хаск находился под защитой полиции Лос-Анджелеса, когда на его жизнь было совершено покушение. Это вина штата; давайте же не будем её усугублять, заставляя моего клиента пройти через ещё один процесс.

— Но влияние на присяжных…

— Как миз Зиглер, несомненно, известно, ваша честь, я построил всю свою карьеру на вере в то, что присяжные способны подняться над своими предрассудками. Мы с миз Катаямой верим в текущий состав жюри.

— А что говорят прецеденты? — спросила судья Прингл. — Я припоминаю несколько дел, в которых обвиняемого убивали в ходе процесса, но не могу вспомнить ни одного, где в него стреляли, но он выжил.

— Мы также пока такого прецедента не нашли, — сказала Зиглер.

— Что ж, если только мы не найдём чего-то убедительного, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с мистером Райсом. Повторные процессы очень дорого обходятся.

— В таком случае, ваша честь, — сказала Зиглер, — могу я просить об особом инструктировании жюри?

Друсилла Прингл нахмурилась, но кивнула.

— Договорились. Я проинструктирую их не поддаваться чувству ложной симпатии, причиной которой является ранение обвиняемого. — Она повернулась к Дэйлу. — И я также проинструктирую их о том, что тот факт, что какой-то человек посчитал Хаска дьяволом, ни в малейшей мере не является признаком его вины.

Карла Эрнандес никогда не была дома в рабочие часы, и поэтому никогда не смотрела прямой трансляции суда над Хаском. В девять вечера «Си-эн-эн» транслировал часовой обзор сегодняшних событий на процессе, но у неё никогда не находилось для этого времени: работа заведующего хирургией отнимала по меньшей мере восемьдесят часов в неделю. Кроме того, её начало воротить от Греты Ван Састерен и Роджера Коссака[73] ещё во время суда над Симпсоном. К счастью, ежевечерние обзоры событий дня на суде были на каждом канале в Лос-Анджелесе; в частности, ей нравились комментарии Боба Пагсли на тринадцатом в половине одиннадцатого вечера.

Она думала, что после ассистирования Станту в его операции над Хаском её контакты с тосоками закончатся. Но во время подготовки Хаска к операции она увидела нечто, что её обеспокоило. Что-то, чего она не могла объяснить.

Телевизор показывал Дэйла Райса перед входом в здание суда, окружённого сотней репортёров. Они выкрикивали вопросы о шансах его клиента и о влиянии, который неудачное покушение может оказать на процесс.

Конечно, домашнего номера Райса в телефонном справочнике не было — врачи и адвокаты в этом сходны. Но у него должен быть рабочий номер — хотя Эрнандес понятия не имела, как называется адвокатская контора Райса. Ладно, попытка не пытка. Она поднялась и нашла свой телефонный справочник.

Фирма под названием «Райс и партнёры» действительно имела офис на 2-й Западной улице.

Она позвонит туда завтра.

Фрэнк приходил в офис «Райса и партнёров» каждое утро в восемь-тридцать за кратким описанием стратегии на сегодняшний день. Когда он вошёл в кабинет Дэйла этим утром, Дэйл откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову, переплетя пальцы на затылке.

— Я думаю, это сделал Стант.

Брови Фрэнка взлетели вверх.

— Почему?

— Он сослался на пятую поправку, когда давал показания относительно крови — стало быть, ему есть, что скрывать. Больше того, он квалифицированный хирург — ведь он вытащил из Хаска пулю. Убийца, совершенно очевидно, должен иметь медицинскую подготовку.

— Но у него ведь алиби?

Дэйл пожал плечами.

— Его алиби подтверждается только тосоками. Они все сидели на заднем ряду лекционного зала — тосокские сидения установили позади последнего ряда обычных кресел. Лекция Стивена Джея Гулда иллюстрировалась слайдами и продолжалась семьдесят пять минут — только после этого свет в зале снова включили, и зрители начали задавать вопросы. Стант запросто мог выскользнуть из зала — сказав, к примеру, что ему нужно в туалет — сделать дело и вернуться. От общежития у него собственный ключ; он мог войти через чёрный вход.

— Незамеченным? — сказал Фрэнк. — Пройдя через весь кампус?

— Была тёмная ночь, и это было в канун Рождества. Кампус был практически пуст.

Фрэнк поскрёб подбородок.

— Полагаю, да. Так вы хотите продемонстрировать, что в выстроенной обвинением цепи событий достаточно пробелов, чтобы такое стало возможным?

Дэйл кивнул.

— Поздновато, конечно, для новой стратегии, но теневое жюри всё ещё считает, что Хаска непременно осудят, если только мы не выйдем с чем-то новым; я надесялся, что покушение на Хаска склонит их на его сторону, но, по-видимому, это не произошло.

— Вы не получите никакой помощи от тосоков, если они покрывают Станта — и я не вижу, зачем им выгораживать Станта за счёт Хаска.

— Хаск же сам это сказал. Он «первый» — наименее ценный член экипажа. Келкад мог решить, что если кому-то из-за этого придётся пострадать, то лучше пусть это будет Хаск.

Фрэнк подумал об этом, затем кивнул.

— И Хаск, как мне кажется, достаточно лоялен, чтобы подчиниться такому приказу.

— Именно. — Дэйл поглядел на старинные бронзовые часы, стоящие у него на столе. — Нам пора идти.

— «Райс и партнёры».

— Здравствуйте. Дэйла Райса, пожалуйста.

— Мистер Райс уже уехал в суд. Оставите для него сообщение?

— Гмм… да. Конечно. Не могли бы вы ему сказать, что звонила доктор Карла Эрнандес. Я завотделением хирургии в Университетском медицинском центре, я ассистировала, когда оперировали его клиента Хаска.

— Я ему передам.