Рута удивленно осматривала селение, придерживая рукой подрагивающий у нее на шее ведьмачий медальон. Везде возле землянок люди занимались делом. Мужчины кололи дрова и складывали их в ровные аккуратные поленницы, мастерили не хитрую деревянную мебель, выделывали и растягивали для просушки шкуры, точили ножи, чистили арбалеты и вязали стрелы. Женщины стирали одежду в больших ушатах и развешивали ее, на натянутые от дерева к дереву веревки, доставали воду из колодца, чистили котлы, вытирали носы и подтягивали штаны смешным неловким малышам. Дети постарше носились, играли и шумели, периодически получая от взрослых подзатыльники и окрики. Подростки помогали родителям, но то и дело, поглядывая на резвящуюся малышню. В общем, обычная жизнь обычной деревни, но если бы Рута не увидела это своими глазами, а кто-то ей рассказал, что так живут разбойники в лесу, она бы не за что не поверила.
Ловко соскочив со своего коня, главарь поспешил помочь спешиться ведьмачке. Затем, предложив опереться на свою руку, проводил в дом. Его галантность и вежливость удивляли ее не меньше всего остального. Следом внесли Цири и уложили на широкую мягкую кровать в отдельной дальней комнате, туда же Рута велела принести и свои вещи.
Цири почти сразу же уснула, утомившись от длинной дороги. Ведьмачка, что бы ей не мешать, тихонько вышла в гостиную, закрыв за собой дверь.
— Не желаете ли в баньку, милсдарыня? — предложила поджидающая ее дородная матрона, держащая в руках чистое льняное полотенце.
— С огромным удовольствием.
Женщина проводила ее в баню, помогла раздеться и расплести косу.
Главарь разбойников ждал ее сидя за накрытым к ужину столом, попивая вино из красивого золотого кубка. Когда она вошла, тут же встал, склонив голову, и прижав руку к груди, произнес:
— Позвольте представиться, граф Марат Гинваэл! Извините, что не сделал этого сразу!
— Граф?! В таком месте и таком окружении, занимающийся разбоем? — усмехнулась Рута. — Хотя постойте! Ледяной Марат — так зовут вас кметы, вы, похоже, для них герой, а вот знать величает вас Сосулькой в ж… Ну общем не очень уважительно.
— Знаете, Рута… Ах, простите, не дождался, пока вы сами представитесь! Конечно же, я вас узнал, по вашей знаменитой пряди, — улыбнулся граф, отодвигая для нее стул. — Так вот, мне уже давно абсолютно все равно, как и кто ко мне относиться. После того, как меня лишили всего моего имущества, я живу по своим законам и своим понятиям.
— И давно вы так живете?
Граф наполнил кубки, предложил Руте отведать фаршированных перепелов, сел за стол и ненадолго задумался.
— Давно ли я так живу? — грустно усмехнулся он. — Мне кажется, что я и не жил иначе! Счастливый муж, красавица жена, процветающие родовое поместье с бескрайними лугами, и пасущимися на них, табунами роскошных белоснежных лошадей. Вспоминаю все это и как будто чужая история, а не моя!
Он тяжело вздохнул, залпом выпил содержимое кубка и снова наполнил его вином. Долго смотрел на качающуюся за окном еловую ветку, затем продолжил:
— Уезжая на войну, я отвез свою жену в Хенгфорс. Там не далеко от королевского замка у нас был небольшой, но удобный дом. А поместье поручил своему родному брату, он не мог воевать, потому что с рождения был инвалидом. Левая нога у него гораздо короче правой. Наш род с давних времен занимался разведением чистокровных маллеорских лошадей, предназначенных только в королевские конюшни. Исключением был мой жеребец, на котором я и отправился воевать.
По чистой случайности мне удалось выжить на войне, и когда я вернулся, то обнаружил свою жену в объятиях короля. Разочарованию моему не было конца, и я обоих призвал к ответу. Жена уверяла, что Недомир обманом вынудил ее пойти на это, наплел, что я погиб и все такое, а король просто посоветовал обо всем забыть, забрать свою супругу и отправляться домой. Дней десять посвятив жестокому пьянству, потом, наконец, проспавшись, я посадил жену в карету обвязанную красной лентой с бантом и отправил королю. Она молила меня не делать этого, и лучше убить, чем так позорить, но я был непоколебим. Конечно, потом пожалел об этом!
Прибыв в родовое поместье, нашел его в полном упадке. От знаменитого табуна не осталось ничего, а братец исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой все фамильное серебро и драгоценности. Вслед за этими бедами пришла еще одна. Умер мой отец. После смерти матери его хватил удар, с тех пор, то есть почти семь лет, он был прикован к постели и лишен дара речи. Бедный родитель! Видеть, как твой сын разбазаривает все, что веками наживали наши предки и не иметь возможности этому противостоять!
Погоревав немного, я взял себя в руки и начал наводить в поместье порядок. Тут к счастью появился Карик, он с детства служил конюхом у нас в конюшне. Когда он увидел, что брат распродает лошадей в армию за бесценок, лишь бы покрыть свои, полученные от игры в кости, долги, то украл из табуна двух стригунков и надежно их спрятал в лесной сторожке. Его кобыла вскормила жеребят, а сын ухаживал за ними. Когда он привел их мне, это были уже две молодые кобылки.
Вы не представляете, как я был счастлив. Эти кони — герб, талисман, душа нашего рода, и значит, дело моих предков не погибло! Воодушевившись, я принялся за дело. Пахал и сеял вместе со своими кметами, пас овец, доил коров. Мы собрали хороший урожай, и скотина дала большой приплод, что-то оставили себе, а остальное продали, тем самым смогли расплатиться с налогами и даже еще кое-что осталось. Жизнь налаживалась! Тут то и появился мой дорогой братишка и потребовал причитающуюся ему после смерти отца половину оставшегося имущества. Не долго думая, я спустил его с лестницы, и позволил кметам гнать родственничка до самых границ моих владений.
В это время в замке короля одновременно рожали две женщины — первая фаворитка короля и моя бывшая жена. Фрейлина умерла во время родов вместе с младенцем, а у Шейлоны родился здоровый мальчуган. Поскольку, оба старших сына Недомира погибли на войне, ребенка тут же объявили наследником, а его мать королевой. Знать подняла шум, все высказывали королю свое недовольство и тех, кто делал это громче и настойчивее всех, обвинили в государственной измене и обезглавили. После чего в королевстве опять воцарился мир и спокойствие.
Не трудно догадаться, что брат со своими жалобами отправился во дворец, прямо к свежеиспеченной королеве. Тогда я понял, что женщины ничего не прощают и не забывают! Казалось бы, поступи я тогда иначе и прозябала бы вместе со мной выбираясь из нищеты, да еще постоянно слушая мои упреки, а теперь королева — ни дать, ни взять. Радовалась бы, а она, оказывается, все это время лелеяла мысль о мести. Вот и представился случай!
В завещании, написанном еще до войны, отец делил между нами и поместье, и табун, и драгоценности, и прочее имущество. О деяниях брата, то есть о краже драгоценностей и нелегальной продаже лошадей, я войту заявлять не стал, все-таки какой никакой родственник. Поэтому официально получалось, что все это имущество находится у меня. Понятно, что в сложившейся ситуации ни кто не стал разбираться, в реальном положение дел, и королевский суд просто присудил мне, отдать причитающиеся по наследству имущество брату. Поскольку судебные приставы не обнаружили у меня во владении ничего ценного кроме самого поместья (хорошо, что я успел спрятать лошадей и свои небольшие сбережения), то было решено конфисковать в пользу истца все оставшееся полностью. Получив документы на поместье, братец тут же продал его за полцены королю, а тот подарил королеве. Я не стал ждать, когда мне дадут коленом под зад, быстро собрался, и отправился обживать лес. Единственное, что для меня было важно — это возродить табун.
Мы с Кариком и его семьей, забрались в самую глушь леса и первым делом построили конюшню и огородили леваду. После сделали землянку для себя. Лес давал нам все необходимое, но лошадям нужен был овес, поэтому деньги начинали быстро таять. Как-то охотясь, мы увлеклись и вслед за ланью подошли близко к большаку. Выстрелив в нее из лука, я промахнулся, и она убежала, а на тракте кто-то истошно закричал. Мы выбежали из леса и увидели, что стрела угодила всаднику в бедро, и он медленно сползает с лошади. Я бросился ему помочь, но он выровнялся в седле и с ужасом закричал, что отдаст нам все, лишь бы мы его не убивали, и достал из под плаща очень увесистый кошелек. Не знаю, как бы я поступил, если бы на этом человеке не было знака чиновника двора короля Каингорна. Возможно, отпустил бы с миром, но тут мне в голову пришла мысль, что раз король с королевой ограбили меня, то я имею полное моральное право таким же путем вернуть себе утраченное.