— Ни в коем случае! — отверг это предложение Гвоздь. — Ты же знаешь, Жора, я председатель петербургского отделения «Общества защиты животных»! И никогда не буду рисковать кроликами.

— Кроликами, значит, не будете, а собой будете?! — наперебой кричали девчонки и капитан.

— Тихо, тихо, — замахал на них руками майор. — Вы меня не поняли. Я ничем не рискую. Я же йог.

— Кто вы?

— Йог, — повторил Гвоздь. — И могу остановить себе сердце на пять дней. А потом снова его запустить.

— Ух ты! — привычно восхитился капитан.

— Правда, что ли? — не поверили девчонки.

— Правда, правда, — ответил майор и начал развивать свою идею: — Я останавливаю сердце, вы меня хороните и ждете, когда я оживу. И если я оживаю раньше, чем через пять суток, значит, моя версия верна — наигранные куклы способны оживлять.

И вот день подошел к вечеру.

На кладбище кукол было тихо. Майор Гвоздь лежал в открытом гробу, покуривая сигаретку. Рядом стояли Чижикова, Рыжикова и капитан Кипятков. И хотя это было всего лишь контрольное захоронение, девчонки хлюпали носами. Да и капитан иной раз им подхлюпывал.

— Ну что, орлы, приуныли? — ободряюще сказал из гроба Гвоздь. — Приказываю всем улыбнуться.

Все кисло улыбнулись.

Майор докурил сигарету и ловким щелчком послал окурок за кладбищенскую ограду.

— Давайте прощаться, орлы.

— Разрешите речь сказать, товарищ майор, — попросил Кипятков.

— Ну скажи, Жора.

— Товарищи! — похоронным тоном заговорил капитан. — Сегодня мы провожаем в последний путь майора Петра Трофимыча Гвоздя. Всю свою сознательную жизнь майор Гвоздь не покладая рук боролся с нечистой силой, отдавая этой борьбе всего себя без остатка. И вот пламенное сердце Петра Трофимыча сейчас перестанет биться… — В голосе капитана прорезались торжественные нотки: — Но не перестанут биться соратники майора Гвоздя. Они подхватят знамя борьбы, выпавшее из рук товарища майора, и понесут его дальше… — Кипятков, прервавшись, взглянул на лежащее в гробу начальство. — Ну как вам речь, товарищ майор?

— Во! — показал Гвоздь большой палец.

Капитан просиял.

— Разрешите продолжать?

— Достаточно, Жора. Лучше приготовь молоток и гвозди. Заколотишь гроб, как только я остановлю себе сердце.

— Ой, а может не стоит гроб заколачивать, Петр Трофимыч, — начали упрашивать майора девчонки. — Давайте мы вас просто крышечкой накроем.

— Отставить, девчата. Все должно быть как положено. Уразумели?

— Уразуме-е-ли, — печально протянули Чижикова с Рыжиковой.

— Попрошу соблюдать полную тишину, — деловито произнес Гвоздь. — Начинаю остановку сердца. — И он монотонно забубнил: — Мое сердце остана-а-вливается… остана-а-авливается… остана-а-а-а… — Голос замер на полуслове.

Кипятков приложил ухо к груди майора. Послушал.

— Не стучит… — объявил он и, сняв фуражку, перекрестился. — Царствие ему небесное.

Девчонки тоже закрестились.

Гроб заколотили, опустили с могилу и засыпали землей. А сверху положили надгробную плиту, на которой была высечена эпитафия, почти как у полководца Суворова [10]:

Постояли немного и пошли ужинать.

Ночь прошла. Наступило утро.

Ни свет ни заря обе Юльки и Кипятков поспешили на кладбище проверить — не ожил ли майор?.. Утренний туман обволакивал могилы.

Солнце вставало.

А майор Гвоздь сидел на своей надгробной плите, покуривая сигаретку.

— Петр Трофимыч, — кинулись обнимать его девчонки. — Вы ожили!

— Так точно!

— Товарищ майор, а как же вам удалось из могилы выбраться? — недоумевал Кипятков. — Гроб ведь был заколочен, да и зарыт к тому же.

Гвоздь посмеивался:

— Я, Жора, в молодости в цирке выступал и по сто раз проделывал подобные корючки.

— Что-что проделывали?

— Корючки. Так в цирке называются небольшие номера. Я ложился в металлический ящик, его засовывали во второй металлический ящик, второй — в третий, третий — в четвертый… И так до десяти ящиков. Все они были заперты. А я через пять минут — ап! — и на свободе. Зрители просто рыдали от восторга.

— Супер! — воскликнула Чижикова.

— Круто! — воскликнула Рыжикова.

А Кипятков спросил бодро:

— Какие будут дальнейшие указания, товарищ майор?!

— Указание нам всем одно, Жора, — выяснить поскорей, кто похоронен под кладбищем кукол.

— Я знаю — кто, — раздался голос.

Все обернулись. К ним подходил отец Варений.

Священника было сразу и не узнать. Вместо рясы — спортивный костюм, на ногах — кроссовки.

— Я по утрам пробежку совершаю, — поймав удивленные взгляды капитана и девчонок, пояснил батюшка. И степенно представился майору, с которым был еще незнаком:

— Отец Варений.

— Майор Гвоздь, — козырнул в ответ майор.

— Вы уж простите, бога ради, что случайно подслушал ваш разговор.

— Пустяки, батюшка. Так кто тут, под кладбищем, похоронен?

— На этом месте три миллиона лет тому назад состоялась битва между ангелами небесными и демонами ада. Демоны были разбиты, а их главаря, демона Уничтожения по имени Дуррра, здесь и похоронили.

— Дура? — не расслышав как следует, переспросила Чижикова.

— Не Дура, а Дуррра, — поправил ее священник. — С тремя «р», мужского рода, ударение — на «а».

— Вы в этом уверены? — спросил Гвоздь.

— В чем?

— В том, что демон похоронен именно здесь.

— Уверен. Об этом в священных книгах написано.

— Ну что ж, спасибо, батюшка, за ценную информацию. — Майор Гвоздь крепко пожал отцу Варению руку. — Вы даже представить себе не можете, как вы нам помогли.

— Пустяки, майор, — в тон Гвоздю ответил священник.

— Нет, товарищ Варений, не пустяки, — вмешался в разговор Кипятков и обратился к начальству: — Разрешите, я ему расскажу, товарищ майор.

— Расскажи, Жора.

Капитан рассказал.

— Гос-с-поди, помилуй нас, грешных, — закрестился батюшка. — Страсти-то какие… Ну да бог не даст свершиться черному делу. Отвратит беду.

— Бог-то бог, да будь и сам не плох, — молодцевато подкрутил усы Гвоздь. — Кипятков!

— Я!

— Свяжись-ка, Жора, с местными военными. Пусть на завтра выделят нам батарею тяжелой артиллерии.

— Слушаюсь!

— И еще нам нужна рота пулеметчиков и взвод огнеметчиков. Уразумел?

— Так точно!

Петр Трофимыч, а вы думаете, Дуррра уже ожил? — спросили девчонки.

— Уверен, девчата. И завтра полезет из своей могилы.

— Почему именно завтра?

— Завтра же пятница, тринадцатое. Разгул темных сил. Верно, батюшка?

— Да-да, сатанинский день, — закивал отец Варений и попросил: — Позвольте, майор, и мне поучаствовать в святом деле уничтожения нечисти.

— Будем только рады, батюшка. Мы эту заразу — снарядами, а вы — молитвами.

— А не маловато ли у нас сил? — засомневался Кипятков. — Справимся ли, товарищ майор?

— Справимся, — ответил за Гвоздя священник. — Нам бог поможет.

И вот наступил день Д (для тех, кто не в курсе, — день начала операции в военной терминологии). Все было готово к решающей схватке. Отец Варений благословил всех участников операции, в том числе и себя — ведь он тоже принимал в ней участие.

Дело было за малым. Но малый что-то не спешил вылезать из своей могилы.

— Ну где же этот Дурррак? — начали первыми проявлять нетерпение Чижикова с Рыжиковой.

— Спокойно, девчата, — сказал им майор и глянул на часы. — Я думаю, он через часок полезет. В тринадцать часов тринадцать минут.

— Почему именно в тринадцать тринадцать?

— У нечисти тоже свои прихоти имеются. Любят они цифру «тринадцать». — Гвоздь протяжно зевнул. — Так что можно часик покемарить.

С этими словами майор улегся на травку.

— Неужели вы способны уснуть в такой ситуации, Петр Трофимыч? — поразилась Чижикова.