Похмелкин и впрямь лежал в гробу. Но не пьяный. А мертвый. С дыркой от пули между глаз.

Подруги сидели в «Блинной» и ели блины с брусничным вареньем. У девчонок на нервной почве разыгрался аппетит. Они сидели в этой «Блинной» второй час. И чем больше говорили, тем меньше понимали, что же с ними произошло и — главное — продолжало происходить. Девчонки никак не ожидали такого поворота событий. Запутанная мистика буквально на глазах превратилась в не менее запутанный детектив.

— Кош-ш-марный день, — говорила Рыжикова, уплетая десятый блин. — Угольков убит… Ну зачем, зачем надо было убивать всех этих людей?

Чижикова пожимала плечами.

— Не знаю.

— А как ты думаешь?

— Я о другом думаю. Нельзя вот так сидеть и скулить до бесконечности. Надо что-то делать.

— А может, все само собой обойдется? — с надеждой спрашивала Рыжикова. — Не обойдется, — мрачно ответила Чижикова. — Если мы ничего не предпримем, будет только хуже.

— Ты хочешь сказать, что мы… — голос у Рыжиковой дрогнул, — …следующие?

— Вполне возможно.

— Ой, мамочка. — Рыжикова от страха заказала себе еще порцию блинов — со сгущенкой.

— Хотя, с другой стороны, — продолжала рассуждать Чижикова, — если б нас хотели убить, то давно бы убили. Значит, мы им нужны живыми.

— Кому «им»?

— Тем, кто всех убивает.

— А зачем они всех убивают? — вернулась к первоначальному вопросу Рыжикова.

— В этом нам и надо разобраться.

Рыжикова в расстроенных чувствах обмакнула блин в сгущенку и целиком запихала в рот.

— Ни фига у нас не получится, — сказала она, прожевав и проглотив.

— Ну а ты что предлагаешь? Нанять еще одного частного детектива?

— Ой, нет, — испуганно ответила Рыжикова. — Хватит с нас Тюхина-Матюхина. Мне его так жалко.

— А Похмелкина тебе не жалко?

— Тоже жалко. Но Тюхина-Матюхина жальче. Такой красивенький. Вел здоровый образ жизни. Морковку хрумкал… — принялась вспоминать Рыжикова.

Чижикова же усиленно соображала.

— Нужно как следует проанализировать ситуацию… — морщила она в раздумье лоб.

— Мы ее уже сто раз анализировали. Получается абракадабра.

— Вот и надо из этой абракадабры выстроить логическую цепочку.

— Какая может быть логическая цепочка, если у тебя — ночной клуб с крематорием, а у меня — чердак с куклами…

— С куклами! — ухватилась за последнее слово Чижикова. — Смотри, Рыжик, — везде куклы, куда ни глянь. Кукольный театр вместо крематория — раз. У тебя дома кукла непонятно откуда взялась — два. В кабинете Уголькова кукла взорвалась — три…

— Похмелкину кто-то кукольные гробы заказал — четыре, — подхватила Рыжикова. — Утром мне кукольный голос звонил — пять…

— Стоп! — воскликнула Чижикова. — Вспомни точно, что тебе сказала эта «кукла».

— Она сказала: «Ты зачем выбросила меня в мусоропровод?»

— А дальше?

— «Похорони меня на кладбище кукол».

— Вот! — победно вскричала Чижикова. — Тюхин-Матюхин перед смертью тоже говорил про кладбище кукол. Я только сейчас поняла. Он произнес не два отдельных слова, а фразу из двух слов: «Кладбище кукол».

— Разве бывают кладбища кукол? Это, наверное, фигуральное выражение.

— Какое?

— Ну, иносказательное. Не имеющее отношения ни к кладбищу, ни к куклам.

— Здрасте, приехали, — покачала головой Чижикова. — Наоборот, тут все связано с кладбищем… О! — вдруг перебила она себя: — Он же сказал: заказчица!

— Кто сказал? Тюхин-Матюхин?

— Да нет, Похмелкин! Помнишь, я у него спросила, кто ему заказал кукольные гробы. И он сказал: заказчица.

— Ага, — припомнила и Рыжикова. И даже повторила всю фразу Похмелкина целиком: — «Мне заказчица велела всем так отвечать». Выходит, кукольные гробы заказала женщина.

— Именно! И возможно, та самая, что говорила с тобой по телефону писклявым голосом.

— Может, даже она всех и убила, — предположила Рыжикова.

— Не исключено, — кивнула Чижикова. — Думаю, эта «кукла» тебе еще раз позвонит.

— Зачем ей звонить?

— А в первый раз зачем она звонила?

— Черт ее знает.

— То-то и оно. Все делается с непонятной для нас целью. Поэтому, если «кукла» позвонит, надо вычислить ее номер.

— У меня же нет АОНа.

— Не проблем. Я у знакомых попрошу. И еще надо выяснить насчет «кладбища кукол». Существует ли оно на самом деле.

— Мне кажется, что нет.

— Ну, есть же кладбища собак, кошек… Почему бы не быть и кладбищу кукол?

— И кого там хоронят? Кукол?

— Нужно выяснить.

— О, идея! — осенило Рыжикову. — Давай у Гоши Компика спросим! Он же все на свете знает!

Гоша действительно все на свете знал. Потому что был вундеркинд. В год он научился читать и писать, в два — выучил наизусть все стихи Пушкина, а в три — мог пользоваться компьютером. Коэффициент интеллекта у Гоши был просто чудовищный — 350 (у Эйнштейна, для сравнения, — только 173). О чем бы Гоше не начинали рассказывать, он тут же перебивал: «Знаю, знаю, знаю…» А вот Гошины родители, наоборот, не знали, что с ним делать. Ведь это же ненормально — быть таким умным. Они Гошу и по врачам таскали, и экстрасенсам показывали — ничего не помогло. С каждым годом Гоша становился все умнее и умнее. В пять лет он пошел сразу в седьмой класс, где учились Чижикова с Рыжиковой, а после перешел не в восьмой, а в Институт высших компьютерных технологий. Гоша буквально помешался на компьютерах. За это его в школе и прозвали — Компик.

Короче говоря, Гоша был самый настоящий гений. И, как всякий гений, имел несносный характер.

— Ну чего надо? — хмуро спросил он у девчонок, когда те к нему пришли.

— Компик, мы к тебе на одну минуточку, — прощебетала Чижикова.

— Я не собираюсь тратить на вас целую минуту, — ответил шестилетний вундеркинд.

— А хочешь конфетку? — предложила ему Рыжикова.

Подруги знали, что, помимо компьютеров, у Гоши была еще одна пламенная страсть — конфеты.

— Небось карамелька какая-нибудь? — презрительно скривился вундер.

— Ну что ты, Гошенька. — Рыжикова протянула ему конфету. — Смотри — шоколадная.

Юный гений тут же сунул конфету в рот и блаженно зажмурился.

— Ка-а-йф.

— Компик, а ты не знаешь… — начала Чижикова.

— Знаю, — по привычке ответил Гоша.

— Я же еще не сказала — что.

— Ну так говори, чего кота за хвост тянешь, — пробурчал карапуз.

— Есть такое «кладбище кукол»?

— Есть. Виртуальное.

— Как это?

— Идемте, покажу.

Гоша провел девчонок в свою комнату, где у него стояли два компьютера.

Клик-клик-клик… — пощелкал он мышью одного из «компиков», и на экране появилась надпись:

— Ух ты! — ахнули подруги.

Гоша уверенно щелкал дальше. Попутно говоря:

— Видите, вся территория разделена на секторы. У каждой куклы имеется надгробная плита, эпитафия, фотка… Все, как на настоящем кладбище…

И вправду, виртуальное кладбище ничем не отличалось от реального. Только вместо людей были куклы: кукла Маша… кукла Даша… кукла Саша…

— А зачем все это? — недоумевали девчонки.

— А затем, — начал объяснять Гоша свысока (хотя сам был от горшка два вершка), — что человек нуждается в отрицательных эмоциях. Для баланса. Если в жизни все хорошо, для человеческой психики это плохо. Может наступить нервный срыв… Просекаете?

Подруги не просекали.

— Ну что ж вы дуры-то такие, — раздраженно бросил вундер.

— Да ты, Гошенька, не нервничай. Лучше скушай еще конфетку.

Гоша слопал конфету и продолжил объяснение:

— Дети тоже нуждаются в отрицательных эмоциях. В особенности вы, девчонки. Кладбище кукол и дает девчонкам повод поплакать… Надеюсь, это ясно?

Да, это было ясно. Но пришли подруги не за этим.