Для полиции, он позволил разгуляться своей фантазии. Придуманная им душераздирающая история про то, как нелегальные восточные эмигранты, заполонившие наш цветущий «фатерлянд», незаконно захватили его склад, поселились там и распоряжаются не принадлежащим им имуществом, заставляла немецкие массы гневно сжимать кулаки и хмуриться.

То, что все было именно так, Гусаров не сомневался ни одной минуты. Но оправдывать интересы будущего строительства, массовыми избиениями, унижениями, а потом позорной, принудительной высылкой и без того забитых и запуганных людей, которые создавали, для того же Залупенко возможность богатеть и разъедаться…

Оправдывать это, он не мог и не хотел.

«А повлиять чем-нибудь можешь? Нет! Тогда вали отсюда и много не выступай.» он сам задал себе вопрос и сам ответил на него в виде команды. Легче от этого не стало.

Для Гусарова, посмотревшего со стороны живой триллер, с душераздирающими сценами избиений людей и травли их газами и собаками, настала пора выбираться из просмотрового зала и уходить, как можно дальше.

Можно было красиво рассказать, как он благородно полз по-пластунски, на локтях, не отрывая тело от земли, постоянно прислушиваясь и недоверчиво присматриваясь к загадкам серой немецкой ночи.

Однако, не было этого. Границу в обратном направлении он не переходил. Поэтому и нужды ползать по-пластунски не было.

Ему следовало поторопиться, так как утро могло наступить на лохматую макушку в любой момент. Поэтому, став на карачки и пачкая руки в заграничное дерьмо, засеменил он, смешно подбрасывая зад, своими четырьмя конечностями, чтобы оказаться подальше от места событий.

Шкуру спасал?

Нет!

Проявлял свойственный каждому нормальному человеку, инстинкт самосохранения.

Он знал, что изъятые им из кармана мерзавца Солдафона ключи от машины (слово «изъятые» — употребим, только в отношении плохого Семы-Солдафона, в отношении других людей правильно было бы сказать — «украденные»), можно было использовать по назначению и прокатиться с ветерком за городскую черту. Как не заманчиво, но подавил в себе внезапно возникшее искушение поискать машину, и, в целях экономного использования обувной подошвы, проехаться на ней. Нельзя. Машину, стараниями того же Залупенко, будут тщательно искать… Возможно, уже ищут… А может и нет… Но, все равно, рисковать было незачем.

В десяти минутах ходьбы, от места их расположения и проживания, находилась заправочная станция. Иногда «остарбайтеры», когда другие точки были уже закрыты, заходили туда перекусить, либо сделать необходимые табачно-пивные покупки. Сейчас, уже в полный гренадерский рост, перескочив через кучи мусора, перебравшись через какой-то забор из сетки, он быстрым шагом направился туда.

АЗС представляла собой небольшой оазис для лиц находящихся в пути. С полным набор услуг, включая бесплатные, круглосуточно работающие душевые кабины. Желающим узнать, подстерегает ли там нашего человека какая-нибудь опасность, особенно, у которых возникла необходимость справить по-малому нужду. Отвечаем: нет — не подстерегает.

Предварительно покопавшись в мусорных контейнерах, видно было, что не брезгун, Алексей нашел одноразовый станок для бритья и зашел в одну из кабинок. Нет, он не собирался сделать себе ритуальное харакири. По его лицу было видно, что не японец. (Тем более, для автора это было бы крайне неразумно. В середине повествования, распрощаться с одним из главных действующих персонажей? Возможно, мы его дальше, по тексту, прикончим. Возможно? Но сейчас? Великодушно извините.)

В душевой кабине он тщательно, ни разу не поморщившись, намылил голову. Благо жидкого мыла там, у любящих чистоту и уважающих гигиену немцев, было навалом. Не боясь заразиться какой-нибудь заразной шоферской болезнью, найденным станком сбрил себе на голове и лице все волосы. Насухо вытерся бумажными полотенцами и чуть приободрился. Голову жгло, но напряжение последних часов несколько упало.

Он глянул на себя в зеркало и для создания атмосферы праздника хорошего настроения озорно, сам себе этим худым шаром, улыбнулся. Подвел, т.с. черту и вывел суммарный итог, прошедшим событиям.

Предварительно одевшись. Сразу видно, что предусмотрительный. Вышел из душевой.

Осмотрелся. На заправке было тихо и пустынно. Оператор в своей будке, свесив голову на грудь, что называется спал. Машин пока не было. Часы указали ему почти четыре часа утра. Мысленно пожелав оператору АЗС приятных и не обременительных снов, он пошел по благоустроенной немецкой дороге, которая выводила его из города.

Добравшись к вечеру того же дня, до города Шверина, он дабы не пугать добропорядочных граждан, своим немецким произношением отдельных слов и целых предложений, прикинулся глухонемым. И стал во всю общаться с аборигенами.

Размахивая руками и томно мыча на обслуживающий персонал, он снял комнатку, где на чистых простыня, в холе и неге, переночевал в придорожной, чистенькой и уютной гостинице. Там же с утреца, откушал свежеприготовленной домашней еды, о которой давно мечтал.

Напоследок расплатился. Выдал щедрые чаевые, при этом в знак благодарности, как какой-то испанский гранд, по всем правилам дворцового церемониала поклонился, но рук целовать не стал. В этом городке, пока было не принято мужикам руки целовать.

Отойдя достаточно далеко от гостеприимного города, из придорожного телефона он связался с Залупенко. Выяснил, что у Механика хоть и есть пару переломов, но он вывернется. То есть, его жизни угрозы нет.

Эта новость должна была, что называется взбодрить, а она почему-то обрадовала. Степан Андреевич пришел в сознание. Врачи, а больше дежурящие у палаты полицейские, пока к нему никого не пускают. Но следователь его уже предварительно допросил.

Разговор у них затягивался. Алексей, в прожорливое брюхо телефонного аппарата, все бросал и бросал монеты, а он, ненасытный прислужник капитализма, требовал все новых и новых. Но в общих чертах, без лирических подробностей и душераздирающих фактов прояснилось следующее. Братья-украинцы, по поводу тех двух, затоптанных и размазанных ими до смерти амбалов, указали на него, на Гусарова, как на главного душегуба.

Полицейские хотя и сомневаются, но очень активно разыскивают его. Четверку самых горячих «южных хохлов», до выяснения всех обстоятельств дела, они безо всякого удовольствия, но задержали. Больно уж много на них было крови, при чем, в самом прямом, а не в переносном значении этого слова.

Механик, согласно официальной бумаге сообщил, что из того, что он запомнил, его убивал и грабил какой-то Сема-Солдафон, по фамилии… Нет, он ее, как и сам Залупенко не знал. Но, по его рассказу, спас его, он — добрый и благородный рыцарь — Лешенька. По фамилии… Тоже не знал фамилии. Если бы он во время не появился, то грабители, кстати очень неприятные типы, его бы просто замучили до смерти… По всему получалось, что главный свидетель всего происшедшего именно он — Алексей, чью фамилию никто не знал и не помнил.