— Нет, — не то прошептал, не то прошелестел сухими, неподвижными губами, вконец обессиливший Сергей.

— Ну и славно, — подвел черту под затянувшейся дискуссией Душан. — Пошли, у меня против такого горя есть отличное, проверенное средство, примешь его, будешь, как огурчик.

Они вернулись в комнату. На этот раз, Сережа в кресло не сел. Он, как женский чулок, небрежно сброшенный легкомысленной и нежной ручкой, полуприсел, полуприлег в кресло, повторяя все его изгибы и неровности.

Пока он пытался расположиться и принять подобающую его состоянию позу, Душан ногой придвинул к окну столик и поставил на него полный стакан неизвестного «спиртуоза». Это было именно то лекарство, о котором он так уверенно говорил: «Помогает от всего и всегда под рукой. Рецепт на эту микстуру, можешь выписать себе сам».

— Я не за этим.

Содрогнувшись в очередной раз, просипел сожжеными голосовыми связками измочаленный Сергей. И в дополнение, указывая на принесенную корреспонденцию, привел серьезный аргумент

— Я твои журналы принес. Возьми их себе.

Последнее предложение прозвучало, как окончательное проявление воли покойного, который будучи уже в состоянии безответственности, начинает раздавать не принадлежащее ему имущество.

— Спасибо, друже!

Душан взял журналы в руки, посмотрел на них непонимающе, мол, для чего это все и небрежно швырнул их на диван. И уже совсем не к месту, добавил.

— Ты знаешь? Очень ты мне понравился. И выдержка в тебе есть и стойкость. Хотел бы я иметь такого брата.

Сергей, сквозь пудовые ресницы, отказывающиеся подчиняться их владельцу, мог только созерцать мир. Правда, для иронии над собой, силы у него нашлись.

— Выдержка…

Он попытался улыбнуться, но лучше бы он этого не делал, так как лицо пришлось возвращать в первоначальное состояние, при помощи рук, растрачивая при этом впустую последнюю энергию.

— Выдержка — это из разряда коньяка или водки?

Душан почувствовал подвох, и, чтобы не показаться совсем уже дураком, коротко заметил:

«Ты меня понял правильно.»

После, подняв стакан и перед тем, как опрокинуть его в глотку с сомнение в правильности своих действий спросил:

— Ты, точно не хочешь?

Сергей, в подтверждении своих окрепших антиалкогольных принципов, убедительно накрыл стакан ладонью.

— Тогда, хоть пивка сербани, — радушно предложил Брегович. — Оно у меня холодненькое. Увидишь, сразу полегчает.

— Нет. Спасибо за хлопоты, — он поднялся, чтобы уйти.

— Подожди.

Душан поднял руку в стиле римских правителей собирающихся произнести важную речь в Сенате. Он кашлянул.

— Ты сам видишь. Я тоже здесь загибаюсь. Поэтому и предлагаю, пошли в армию запишемся. Обещаю, твои проблемы, из-за которых у тебя в этой жизни столько непонятного и… ты вот переживаешь, волнуешься… закончатся едва ты вольешься в дружный армейский коллектив… единых мышленников. Нет… Да… Единомышленников.

Чувствовалось, оратор пытался быть убедительным.

— Ты себе представить не можешь, как у нас в армии хорошо, — он мечтательно понизил голос, собираясь, как видно сообщить, что-то уж совсем интимное из армейской жизни. — У нас так хорошо… Так хорошо… У нас кормят по норме и… Много еще остается… У нас ходят строем, с песнями… То есть… в общем… ты понимаешь, очень много умных людей. Типа меня…

Сергей недоуменно пожал плечами, слегка опешив от такого предложения. Он сегодня вообще плохо, что понимал.

Из более-менее знакомой, полубогемной жизни, переступить несколько десятков социальных ступенек вниз. Стать, что называется куском пушечного мяса, который война безжалостно перемалывает в своей мясорубки и выбрасывает в виде удобрений для полей и будущих тучных урожаев? Нонсенс! Парадокс! С другой стороны, появлялась возможность испытать новые впечатления… Только, какие?

Ох, как тяжело думается в таком измордованном алкоголем состоянии.

Старый солдат не почувствовал горячего желания Сергея последовать его призыву. Мало того, он увидел — о, ужас — сомнение в его глазах. Такого непонимания прекрасных перспектив, он совсем уже перенести не мог.

С неподдельным жаром, вставляя незнакомые для собеседника слова и виртуозно пользуясь ненормативной лексикой, стал рассказывать о жизни в дружной армейской семье с такими красноречивыми подробностями и так крича и жестикулирую, что Сергей, дабы успокоить разбушевавшегося уже не добряка-пропойцу Душана, а капрала Бреговича, махнул на все рукой, подчиняясь всевидящей судьбе.

Конечно, если бы в голове не было этого шума и от каждого удара крови по барабанным перепонкам, мозги не закипали возмущением и болью. Если бы в его, липком на ощупь теле, не было этой неприятной предательской дрожи и желания умереть. Если бы всего этого не было… Без всякого сомнения, он бы отказался. Отказался не задумываясь и ни минуты не сомневаясь в принятом решении. Но вид бравого вояки, с его неунывающим и примитивным восприятием жизни, с его непоколебимым оптимизмом, заставили Сергея в знак согласия махнуть рукой. Головой кивать пока не получалось.

— Если жизнь берет тебя за яйца, возьми и ты ее за что-нибудь, — выдал очередную «умную» мысль Душан. — Неплохо сказал, правда?

От гордости за то, что он может создавать такие мудрые афоризмы на его лице расплылась довольная улыбка. Он опрокинул в горло очередную порцию спиртного и рухнул на диван.

На этот раз Сергей кивнул головой, испытав при этом внутри себя весьма ощутимый болезненный взрыв. Он в изнеможении закрыл глаза. Сколько раз он уже делал это сегодня, однако легче не становилось и успокоение не наступало.

— Отставить веселье. Добровольцам-рекрутам убыть в расположение, расположенных личных вещей. Всем выдвинуться для занятия исходных позиций. Начало марш-броска, через два часа.

Приподняв голову, капрал уже совершенно иным взглядом осмотрел пополнение вооруженных сил. Осмотром остался доволен. Замечаний не последовало. Голова рухнула в диванные пружины и уже через мгновение оттуда раздался бравый храп.

Сергей, не придав абсолютно никакого значения тому, что его, как бы записали в армию, поплелся к себе отдыхать от вчерашнего веселья. По пути бормоча себе под нос, в разных вариациях где-то услышанную фразу: «Чем лучше вечером, тем хуже утром. Чем лучше вечером, тем хуже утром. Чем лучше вечером, тем хуже утром… А чем лучше-лучше, то тем хуже-хуже… Чем хуже, тем лучше… Чем, тем…»

С третьей попытки он открыл входную дверь. Бесформенным, пока еще гражданским мешком, свалился на кровать и рухнул в вязкую паутину полусна, полузабытья…