И это называется настоящая мужская дружба?

После таких горестных вопросов, задаваемых самому себе в минуты отчаяния, наступало просветление, результатом которого были радостные, поражающие следователей, правдивые и очень подробные показания.

Казик Душанбинский, видя с какой скоростью разворачиваются события, сломя голову рванул в свою испанскую избушку-развалюшку. Оттуда, из далекой и загадочной Гренады, присмиревшим голосом пригрозил Рысаку, главному гаду из-за которого рухнула хорошо отлаженная система зарабатывания денег. Пообещал ему «смерти мгновенной» и другие неприятные последствия. Но на организацию и претворение в жизнь угроз, пока катастрофически не хватало времени.

Беда одна не ходит. Ни с того, ни с сего, еще Интерпол прицепился стал гонять вокруг хаты. Поэтому ничего другого не оставалось как «он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде… оставить себе». Приклеил себе на лоб бородавку и перешел на нелегальное положение. Теперь сидит на своей фазенде-гасиенде с инородным папье-маше на челе, и горько рассуждает:

«На черта я полез в эти дебри, с политическим уклоном. Делал бы по мелочам свои миллионы, горя бы не знал. До сих пор продолжал бы оставаться уважаемым человеком страны. А здесь, среди испанцев, кто я? Главный русский бандит и мафиози…»

Милицейские и другие чиновники, основательно присосавшиеся к казавшемуся таким надежным, а в итоге «изгаженному» финансовому роднику, тоже не испытывали большого энтузиазма жить на одно жалованье. Им было обидно от этого. Они злились и чувствовали себя оскорбленными.

«Сидеть на таких постах и не хапнуть? Дети и те, над нами стали уже смеяться.»

«Для чего тогда стоило столько лет карабкаться по трупам верных друзей, предавая и продавая? Это, что же, все усилия были потрачены в пустую?»

Как не крути и в их глазах, главным виновником всего произошедшего, был исключительно Рысак.

В сумме, хотя это было и неприятно осознавать, жить ему оставалось не долго. Даже прикрытие воров не спасало Рысака потому, что и в их среде были те, кто лишился больших денег. А от них зависит и власть, и положение, и уважение в воровской иерархии. А главное — свобода.

Таким, растерявшим непоправимо многое, был дружок покойного Данилы, корешок его по печорским лагеря Синоним.

Синоним еще на коронации высказывал сомнения по поводу Рысака, а теперь и вовсе взъярился. Он, в стиле дешевого фраера, выкрикивал в его адрес непристойные слова и пожелания.

За спиной и издали, каждый здоров кулаками махать. Но и отмахиваться от этого была нельзя, все таки один из главарей воровского сообщества.

Положение и жизнь Рысака, пока спасало покровительство Байкала вора из старой, послевоенной группы воров, вышедшей из беспризорников. Он и семьи-то не имел никогда, помнил только бесконечные детские дома откуда он постоянно сбегал, из-за голода и побоев. В один из таких побегов и прибился к воровской компании таких же как и сам детей войны. С этого момента, семьей ему стала воровская компания. Там он рос, там и формировался. Именно в компании уркаганов и налетчиков, он был обогрет, накормлен, одет в чистой и уложен спать. Позже его ознакомили и обучили основными воровскими заповедями: с властями ни каких дел не иметь; ссученных давить; у своих не воровать и так далее.

Байкал и принял решение начать организацию побега и ухода за границу своего протеже Рысака. Он понимал, что для привлечения в преступные группы новых членов, следовало поддерживать ореол романтики их воровского ремесла. Для этих целей, как никто лучше подходил именно Рысак — молодой, удачливый, фартовый, всегда веселый и не унывающий. Лучшей, живой, рекламной картинки и придумать было нельзя. А «менты и ссученные воры» на него насели, хотят «посадить на пику».

Надо спасать бродягу.

Разработчик побега Рысака, точнее идейный вдохновитель, был бы очень удивлен, если бы сподобился узнать, что он старается не в одиночку. В разработке деталей «ухода на волю» принимали самое активное и непосредственное участие представители «конторы глубокого бурения», по старому — КГБ.

— Сам по себе побег может сделать каждый дурак, — рассуждал и делился впечатлениями Иван Петрович. — На чем этот дурак сыплется, когда оказывается по ту сторону колючей проволоки. На том, что он не знает, что ему делать дальше. Ведь раньше, скажем на Колыме или в Заполярье, держали огромный контингент «вохры» или на нынешнем языке внутренних войск, чтобы этих «бегунов» ограждать от неразумных поступков.

— Бежать для зека первое дело, главное чтобы были созданы условия.

Не возражал, а дополнял старого чекиста, умнеющий и мудреющий прямо на глазах Рысак.

Гебешный Петрович не смеялся над его дополнением, а обстоятельно стал рассуждать вслух.

— Там для побегов были созданы все условия. Полярная ночь длится полгода, огромные просторы, беги на все четыре стороны. И если их, как крыс в первые сутки не отлавливали, то все они, как правило, погибали. От голода, холода, волков, медведей. Да мало ли дураку, нужно для смерти? Кстати, местное население, чьи поселки там были разбросаны в хаотичном порядке, официально получало премию за пойманного бегуна. При чем как за мертвого, так и за живого. Живого тащить было накладно. В дороге его поить-кормить надо. Развлекать тоже надо. Проще, как доказательство поимки, предоставить от мертвого тела или отрезанные уши, или отрубленную по локоть правую руку. Целая отрасль была налажена по отлову. Платили им неплохо, примерно столько же, сколько и за шкуру волка. Принес отрубленную руку или, что еще лучше уши, и, будьте любезны. Распишитесь в ведомости. Получили свои законные денежки. Милости прошу в специальный ларек с товаром. Обувку какую-никакую можно было справить для супруги, детям гостинцев купить. Бойко этот выгодный бизнес развивался.

Рысака, только от одной мысли о таком промысле заметно передернуло. За отрубленные уши, убитого несчастного зека покупать конфеты детям или сахар, а потом угощать этим ребятишек… Излишней сентиментальностью он не страдал, но все же….

Дерганье собеседника не ускользнули от зорких глаз гебешного начальника. Он понимающее закивал головой. Но, по видимому неверно истолковал это движение.

— Правильно, Коломиец, дергаешься. Сейчас объясню почему.

Разговор происходил примерно через две недели после смерти Данилы, в каком-то пустом кабинете, но горячий чайник с кружками там был. Он поднялся налил себе чаю и продолжил свои рассуждения.

— Я тебе это рассказываю не для того, чтобы тебя развлечь или по-стариковски побрюзжать на теперешнюю молодежь. Нет. Просто хочу объяснить. Для того, чтобы у нас с тобой все прошло удачно и ты, в первые же часы после ухода отсюда не попался, как кур во щи. Все должно быть тщательно спланировано и обдумано. Главное жесткая дисциплина и ни какой самостоятельной инициативы.

Рысак только устало кивал головой. Напряжение последнего времени сказывалось. У инструктора сложилось впечатление, что его слушают недостаточно внимательно. Он обиженно засопел.