Рысаку надоело все. Его окружение. Франция. Еда. Питье. Легион. Врачи. Запахи дезинфекции. На-до-ело и все.

Он так и сказал звонившему ему Алексея, что после того, как почувствует себя хоть немного, хоть чуть-чуть лучше, сразу идет в самоход и возвращаться назад не собирается. Очень он рад, что они оба живы. Конечно, о том, что он об этом знает не скажет никому.

В один из таких моментов, перед самой выпиской из госпиталя он вышел из палаты и больше не возвращался. Перед тем как сорваться, зашел к Пирогову посидел рядом с ним. Посмотрел, как тот мучается. Это только укрепило его в задуманном деле. Деньги у него, прикупить кое-какую одежонку были. Элементарное знание французского языка, могло довести даже до Киева, но ему туда было без надобности. Он двинулся в Париж. На скоростном экспрессе это было быстро и удобно. Гораздо быстрее чем на языке. В госпитале еще к обеду не приступали, а он уже дефилировал по европейской столице.

Адресок воровской малины, в одном из пригородов Парижа, он запомнил хорошо. Как и предполагал там уже были совсем другие люди. Одного из них он отлично знал еще по своим прошлым временам, карманник с погонялом Финкарь. Они с ним чалились еще на малолетке. Понаблюдав из парадного соседнего дома, он поднялся в квартиру и буквально упал на руки подхватившего его Финкаря. Тот был и растроган, и расстроен. Так все давно похоронили Колю Рысака, погибшего в общегражданской войне блатных, за переделы сфер влияния и легальный доход.

Перед тем как Рысак добрался до места, он двое суток ничего не ел. Просто не хотел. Волновался… То-сё. И когда, расслаблено сидя на каком-то стуле, попросил (больше для соблюдения этикета, чем для утоления голода) чего-нибудь съестного, те, кто там находился, сославшись на то, что его не ждали, предложили только старую, сухую булку. Больше в воровских закромах ничего не было.

Тут-то его и прорвало, и понесло… Он вцепился в сухой обрубок двумя руками и стал от голода просто рвать ее зубами. Урча от удовольствия и нетерпения, на глазах ошалевших присутствующих начал заглатывать куски не прожевывая, почти целиком. Финкарь, глядя на этот финал репинской картины «Не ждали», почувствовал себя полной скотиной.

Пока Рысак давился сухими крошками, в кафе расположенное в этом же доме была выслана «торпеда» и проворный парнишка через десять минут принес много всякой горячей снеди. Разложили, расставили угощение, достали припасенную кем-то бутылку «Столичной» и отпраздновали встречу. Но чтобы гостю не загнуться от заворота кишек, Финкарь большую половину еды у него забрал.

— После доешь… Трошки охолонь… Нельзя тебе сразу столько…

Он хорошо помнил это чувство отсутствия насыщения, особенно после «шизо», когда жрешь, жрешь все подряд, кидаешь в жадную, ненасытную топку, лопату за лопатой, а есть все равно хочется… Помнил он, как потом скручиваются кишки в один раздираемый от боли ком… Поэтому хоть и жалко ему было кореша с его худыми, впалыми щеками и мутным, разуверившимся взглядом. Но жалея его, «хавку» все-таки забрал.

Уже во время еды, Рысака позвали к телефону. Звонил Байкал… Ему уже сообщили радостную новость и он звонил поздравить Рысака с возвращением… Да проявить обычную бдительность.

Для Колюни, в настоящий момент это было не важно. Важным являлось то, что он его помнит и о нем беспокоиться.

Сейчас, об этом шепнул, делая большие глаза все тот же Финкарь, Байкал — этот авторитетный вор, был избран «сходняком» смотрящим за всеми территориями за границами России. По-старому, считай, генерал-губернатор заморских земель.

Ну, что говорить? «Генерал-губернатор» отнесся к Колюне благосклонно. Губу не оттопыривал, пальцы не веерил, поговорил душевно. Пообещал новые, чистые «ксивы» и решение всех навалившихся проблем. После того, как выслушал сбивчивые небылицы Колюни о всех бедах, что с ним случились после его прибытия сюда. Байкал сказал пару слов Финкарю. Тот только кивал головой, как будто тот, мог видеть его молчаливое согласие. «Сделаем… Все сделаем… Будь спок… Член на отрез…» — повторял он, убеждая и успокаивая Байкала.

После состоявшегося разговора со смотрящим к Колюне стали относиться великолепно. Однако фальши было много и в улыбках и в «чего изволите?». Получил подъемные — двадцать тысяч «баксов». Приоделся. Справил добротную обувку. И… Отъедался, отсыпался…

Конечно, проверять его стали сходу. И правильно сделали. А то не было, не было человека и вдруг, здрасте-пожалуйста. Такой-сякой, прибыл для прохождения дальнейшей воровской службы. Что ты делал, где кантовался? С кем пайку половинил? Давай… Делись со своими корешами.

— Поделился?

— Да!

— А мы не обязаны твоей туфте верить. Лепи темнуху, кому другому.

— Бздишь, сявка?

— Нет…

— Мне западло с тобой эти базары тереть…

— Это не со мной.

— А с кем?

— Со все братвой.

Примерно такой диалог происходил между Рысаком и Финкарем.

Разумеется, блатные не поленились. Нашли специалиста, заскочили с ним в Интернет-библиотеку. Пролистали швейцарские электронные версии тамошних газет. Там нашли фотку разломанного автомобиля и в нем израненного и поломанного Колю Рысака. Показали ему эту картинку, тот не стал отказываться от того, что уже видел в руках Ивана Петровича.

После стал вспоминать подробности.

Так как ни черта не соображал, его засунули в местную психушку. Одели ошейник и на электрическую цепь. Где, с кем, когда? Все фиксируется. А «подлые лепилы» ждали когда он оклемается, чтобы выпустить на волю. Никто правда не спросил, а за каким ты х… бродяга, поперся в эту самую Швейцарию? На это был заготовлен специальный ответ, скрывался от киллеров, которые именно здесь, на этой квартире его поджидали. Так и сидел в той Швейцарии, косил под недоумка.

Пока то да се, веры не терял, был убежден, на том и смог продержаться, что братва вызволит его оттуда. Но братва не чесалась. В тот момент шла очередная освободительная криминальная война. Жирные, лакомые куски, в очередной раз, служили камнем раздора.

Пока блатные лупили друг друга в хвост и гриву, о Рысаке все забыли. А зря. Как раз в этот момент, над ним начали беспредельничать, проводить какие-то опыты. После них у него провалы в памяти и страшные, просто невыносимые головные боли.

Пару раз, когда приходил в себя, пытался бежать, но там вместо конвоя всюду электроника. Далеко отойти не успевал, после чего получал из электрического ошейника разряд огромной мощности и после него очередной провал в памяти. Местные беспредельщики его после этого хватали и с целью истребления тяги с к свободе, равенству и братству — жестоко били. Измывались над ним, какие-то черные и желтые личности. Он терял сознание. Его отливали водой и пока он придет в сознание, они отдыхали, а затем снова били. Как результат. Сотрясение мозга, половина ребер сломана.