Утро принесло новые события. Прибыл борт и двоих тяжелораненых отправили в стационарный госпиталь. Перед их отправкой, с ними удалось повидаться и попрощаться. Нашли время, упросили капитана отпустить их с занятий.

Носилки с ранеными они провожали до самого трапа вертолета. Поговорили с медициной. Как дела у наших друзей? Как они себя чувствуют. Ожидает ли их временное успокоение от бесконечной суеты мира? Может им чего надо? За сгущенкой сбегать или там печенья, какого-нибудь в пакет с яблоками положить?

Доктор замявшись сказал, что у его подчиненного, санитара Пирогова поднялась температура и с раненной рукой не все в порядке. Но все это произошло не от недосмотра или плохого ухода, а явилось последствием тяжелого ранения и попадания в рану арабской инфекции. Другого раненного по имени Стас Терминатор, им известного больше под именем Коля Рысак, по прежнему больше всего интересовал полный покой. Но хоть руку на прощание каждому пожали и то хорошо.

Если Колян смотрел только когда ему приоткрывали руками глаза и то морщился от света, то Пирогов более реально вглядывался в происходящее и провожавших узнал. А почему он не должен был это делать? Говорили с ним ласково, смотрели с сочувствием.

— Ты, товарищ санитар, держись. Мы за тебя волнуемся, — как-то даже виновато произнес Алексей на прощание. — Если чего надо будет, пиши не стесняйся. Мы вот с Багом собрали тебе, да Стасу деньжат. Мало конечно, но что смогли…

Он положил ему под подушку конверт и поправил простынку, которой тот был накрыт.

— Спасибо тебе, — еле разлепил губы Пирогов. — Не забывай, что я тебе обещал.

— Ладно тебе, — смущенно пробормотал Гусаров. — Еще увидимся и обсудим, наше житье-бытье…

— Держись, санитар, — пробурчал в свою очередь Сергей. — Когда Терминатор придет в себя, передавай ему наш с Дюком пламенный привет. Обязательно напиши, что и как…

Глядя на то, как улетают вертолеты, Сергей подавив тяжелый вздох опять с облегчением подумал, что и на этот раз при раздаче карт, судьба обнесла его необходимостью убивать себе подобных. Боевая разминка закончилась вполне удачно. Хотя, как для кого? Двадцать четыре цинковых ящиков отправляется во Францию. И с этой стороны провидение пока его хранит от неприятностей…

К нему все острее приходило понимание, что в один из моментов, когда будешь стоять перед выбором или ты первым убьешь или тебя убьют, придется принимать решение и стрелять первым… Или ножом… Или саперной лопаткой? Но убить. Уж кто-кто, а он знал, как легко лишить человека жизни. Ткнул ему заученным до автоматизма движением в область головы и нет человека. Вот только в теории все просто, а как потом с этим жить?

Ох, как же не хотелось даже самому себе признаваться в собственной глупости. Метания и поиски своего места в искусстве артистической, художественной натуры закончились в солдаткой казарме, с четко поставленной дилеммой: убивать самому или быть убитым? Но, что поделаешь? Сам загнал себя в угол, сам из него хотя бы пытайся выбраться. А мамы рядом нет. Уткнуться в плечо и рассказать, все-все, некому. Рядом только всёпонимающий ироничный Алексей. Но он помочь в данной момент ни чем не может. Да и как это будет выглядеть? Ведь он точно в такой же ситуации…

— Пора спросить у себя, не за что мне это испытание, а для чего? Для чего высший разум ниспослал мне это? — напускал на себя мистическо-религиозного тумана Сергуня. Он пытался разобраться в процессах наступившего духовного созревания, так как то, что раньше с ним было, совсем не являлось им, а было просто биологическим взрослением.

Если бы у военных было достаточно свободного времени для просторных мыслей, много бы от этого случилось непоправимого несчастья. И так нет-нет, а получив письмо от лучшего друга о свадьбе с его невестой, истосковавшийся без любви, пулю себе в лоб засадит. А если бы еще и времени было для мыслей больше, вообще бы через одного себя постреляли. У каждого ж свой огнестрельный аппарат и патронов немеренно. Но в том-то и состоит прелесть военной службы, что или траншею копаешь, или на плацу разучиваешь оружейные приемы и оттачиваешь парадный, с оттяжкой и блеском шаг. Времени только перед отбоем и остается, что на групповой онанизм с мазохизмом.

Ни у Сергея, ни у Алексея времени на разные глупые мысли не то, что не хватало, его вообще не было. Усилиями профессиональных психологов и обычных строевых командиров, эта абстрактная субстанция была столь плотно спрессована, что казалось его количество сосредоточено в одной невидимой точке. Наступало утро, за ним тут же приходил вечер и снова утро.

Единственное, что они успевали делать для себя, это оттачивать один у другого разнообразные языковые особенности. Правда здесь были свои легионерские особенности. Это обучение шло в направлении изучения и познания ненормативной лексики. Материал лингвистических упражнений, великолепно усваивался на марше, при команде «одеть костюмы химзащиты» или столовой. А вот перед сном, даже материться сил не было. Засыпали мгновенно. Снов с криками и недержанием мочи не было… Спать надо, а не постель заливать.

Через четыре дня, в очень приподнятой атмосфере предстоящего праздника, бойцам было сказано, что пора в путь-дорогу… Перед этим, теряя сознание и проклиная все на свете, ползая в пустыне, да на солнышке, да в глухом костюмчике химической защиты, учились работать в зараженной отравляющими веществами и бактериологическим оружием местности, и помещении.

Командиры, посмотрев на то, что еще пору дней базовых тренировок и все без химии преждевременно лягут, посчитали сводный спецотряд, готовым к выполнению задания по уничтожению ядовитого, рицинового гнезда и стали снабжать легионеров последними наставлениями.

У сгруппировавшихся в тени большой палатки бойцов, от усталости сил не осталось даже головой кивать. Как прибывший профессор-химик не призывал беречься от контактов с разными шлангами и непонятными емкостями, его все равно никто не слушал. Все наслаждались покоем и тенью. О том, что ночью начнется заваруха никто и не думал.

Солдатский контингент, путем целенаправленных и методичных усилий командования по выпариванию и выжиганию на солнце мозгов, был превращен в готовую боеспособную единицу, способную выполнять любые приказы командиров.

Начало операции было назначено на сегодняшнюю ночь. Спешка объяснялась тем, что по сведениям разведки завтра всю эту ядовитую лабуду повезут в неизвестном направлении. И в какой вентиляции, какого метро или небоскреба это вынырнет и тихо зашипит, тяжело себе даже было представить.

Сказать, что настроение было бодрое, это ничего не сказать. Личному составу было громогласно обещано после операции, если все будет удачно, возвращение в милую и добрую, дорогую и любимую Францию. Туда где есть настоящие выходные. Где можно не бояться в любую минуту быть застреленным снайпером или подорванным на мине. Да просто, где есть женщины, а не замотанные в черное манекены.