Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Рр-р! — зарычал класс, возмущенный самим предположением, что после такого ее благородства кто-нибудь посмеет подвести Адочку. Да никогда в жизни! Скорее небо упадет на землю, скорее параллельные линии сойдутся в одной точке, скорее «Спартак» проиграет презренному «Динамо»…

На большой перемене Юра Фонарев сделал замечание своему лучшему другу Леве Махерваксу: почему тот не ответил на вопрос Ариадны и почти нарушил клятву.

— Я лучше сто ваших клятв нарушу, чем буду доносчиком, — мрачно заявил Лева. — Никакая клятва не должна делать человека рабом.

И лучшие умы шестого «Б» заспорили: справедливо ли такое толкование, не дает ли оно лазейки?

Все-таки разный народ подобрался в их классе. Одни были уже как бы взрослые и думали о смысле жизни. А другие были как мальчишки, как бандерлоги из «Маугли», как пятиклашки какие-нибудь: гоняли по коридорам, орали, валяли дурака и не думали о смысле жизни.

По партам бродила тетрадочка с надписью «Девичьи тайны», в которой наиболее отсталые девчонки, пользуясь Вторым апреля, устроили какую-то дурацкую анкету.

«Кто тебе нравится? Как тебе нравится Баталов? В каком кино он тебе больше нравится? Бывает ли у тебя плохое настроение?» И ответы были один глупее другого. Какая-то возвышенная душа (наверно, Машенька) написала даже, что ей нравятся «такие сильные, мужественные, благородные и красивые люди, как великолепная семерка» (эх ты: «люди как семерка»!), что она «обожает Баталова во всех ролях и особенно в жизни» и что у нее к тому же «иногда бывает на душе грустно, но светло, и сердце чуть тревожит неясная девичья тоска по чему-то большому-большому, что властно охватит…» (это она определенно содрала откуда-нибудь из книжки).

Председатель совета отряда Кира Пушкина сказала, что это не пионерское дело — вот такая анкета. Полагается спрашивать совсем про другое: про космонавтов, про заветную мечту уехать в тайгу и про любимого литературного героя Саню Григорьева, которого считаешь своим идеалом.

И Машка, которая никогда и ни в чем не соглашалась с Кирой и даже считала, что славная фамилия досталась ей по какой-то грубой ошибке, тут вдруг сказала, что она права. Не стоило для такой паршивой ерунды учреждать день Второе апреля!

Учредители этого великого дня не могли и подозревать вчера, какие он породит проблемы и сложности, сколько вызовет потрясений, крушений и даже катастроф.

Обиженная за свою анкету, Машенька пустилась гулять по коридору, словно беспощадная фелюга алжирских пиратов по Средиземному морю. Она останавливала каждого встречного мальчишку, дожидалась, пока подойдут еще какие-нибудь свидетели, и, нацелив в него жерла своих убийственных глазищ, спрашивала, предположим, так:

— А ну, скажи, как ты относишься к Машке Гавриковой?

— Я считаю ее хорошим товарищем и передовой пионеркой, — отвечал несчастный Ряша, которого, будьте уверены, не зря Коля гонял за магником именно к Машке.

— Ты влюблен в нее? — выпалила Машенька.

— На шо она мне сдалась! — лениво ответил Ряша и покраснел, как вымпел.

Но свидетели, которым, видно, понравилась эта игра, требовательно смотрели на него и неодобрительно вздыхали.

— Я к ней ничего, конечно, хорошо отношусь. По сравнению с другими девчонками…

Убедившись, что из Ряши больше ничего путного не выкачаешь, Машенька двинулась искать следующую жертву, потом третью. Третьей оказался Юра.

— Ты влюблен в…? — И она громким, веселым голосом назвала ту, чье имя я не решался вам сообщить. — Влюблен?

Вокруг теснилась радостная толпа, а у самой стенки стояла она. Не очень близко, но все-таки так, что каждое слово можно было расслышать.

— Влюблен или не влюблен? Получал записку или нет?

Если он, учредитель, сейчас скажет: «Нет!» — конец Второму апреля. Если он, Юра, скажет: «Да!» — конец любви. Какая же любовь после такого публичного поругания!

Юра стоял, высоко подняв голову, и молчал, как герой-пионер под пыткой в стихотворении С. Михалкова.

Расшвыряв толпу, к Машеньке пробился Саша Каменский. Он грозно сдвинул свои знаменитые брови и сказал:

— А ну, Машенька, спроси меня быстро: что я думаю о тебе?

— Ну, что ты думаешь обо мне, Саша? — спросила она кокетливо, склонив головку набок. Этакая кисонька!

— Я думаю, что ты подлая! — сказал Саша. — И вы все, господа хорошие, тоже…

Неизвестно почему он назвал ребят этими странными словами, встречающимися в пьесах из купеческой жизни, на которые ребят силком водили в Малый театр. Но произвели они действие необычайное. Толпа мгновенно рассосалась, даже, пожалуй, разбежалась. А Машенька похлопала ресницами, половила воздух ртом, а потом сказала:

— Неостроумно. И сам ты тощий как шкелет!

А Юра, после всех этих ужасных переживаний, прямо подошел к ней и спросил, на какой сеанс им идти.

— На четыре пятнадцать, — сказала она. — А тебя родители отпустят?

— Я скажу, что у нас гайдаровский сбор…

Она посмотрела на него внимательно и улыбнулась…

— Ах, да… Второе же апреля…

Ну ничего. Он все равно пойдет с ней в кино! И, вспомнив отца, диспетчера по специальности, больше всего ценящего дисциплину, Юра добавил:

— Чего бы это ни стоило.

А в углу уже целая толпа спорила: правильно или неправильно молчал Юра? И Лева, кроя всех остальных своим замечательным басом, повторял:

— Тут была затронута честь женщины! Он не имел права говорить. Что вы, маленькие, книжек не читали…

Никто из спорщиков не был маленьким, и все они читали книжки. Поэтому возражения отпали. Но вообще оказалось, что нужны все-таки какие-то правила говорения правды. Потому что на практике оно как-то чересчур не просто получается, в каждом случае по-другому…

Провалы и катастрофы умножались. Кто-то вдруг узнал о страшном, хотя и давнем (4-й класс, 2-я четверть) вероломстве закадычного друга, не выдержавшего перекрестного допроса под клятвой. Потом выяснилось, что стенгазету «За отличную учебу», получившую первую премию на конкурсе Дворца пионеров, рисовал не тот Гукасян, не Гришка, а его папа, художник театра оперетты. Наконец, была разгадана тайна возглавляемого Колей звена «Умелые руки». Это было самое дружное и дисциплинированное звено, вся работа которого держалась в секрете. Ребята из других звеньев, из «Любителей искусства» и «Юных историков», по некоторым намекам предполагали, что там строятся действующая модель баллистической ракеты и какой-то «керосиновый локатор».

Оказалось же, когда Колю прижали клятвой, что эти самые «Умелые руки» на своих занятиях просто читали шпионские романы из «Библиотеки военных приключений». Эти романы добывал Ряша, потому что его отец пломбировал зубы какому-то редактору из Воениздата.

Кира Пушкина, председатель совета отряда, с молчаливым ужасом глядела, как рушатся репутации и линяют доблести. Движимая желанием спасать, что можно, она предложила:

— Если уж так вышло, то пусть хоть это будет мероприятием, наше Второе апреля. У нас почти не осталось пионерских дел. Пусть оно будет мероприятием по почину колхозницы Заглады, которая призвала иметь совесть.

Ошалевший от своего личного счастья, Юра Фонарев громко заржал, а потом сказал, намекая на Киркин чин:

— Каждый народ имеет такое правительство, какого он заслуживает!

Все-таки не зря он принадлежал к звену «Юных историков»! А Машка, состоявшая в «Любителях искусства», ничего говорить не стала, а просто подошла и стурнула Кирку с парты: чтоб не трепалась зря в великий день…

Главная катастрофа произошла на пятом уроке, на литературе. В связи с приближающимся общешкольным горьковским вечером Людмила Прохоровна обещала поговорить о некоторых произведениях великого пролетарского писателя, относящихся даже к программе восьмого класса.

Каждому лестно, конечно, целый час побыть как бы восьмиклассником. Тем более что всем до черта надоели эти дурацкие сочинения на тему «Делу время — потехе час» или изложения по картинке «Три богатыря».

7
{"b":"536093","o":1}