Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А чего ж? — печально заметил бухгалтер. — Раз человек был такой шишкой, то ему скучновато в нашей деревенской жизни. — И прибавил глубокомысленно: — Когда грани стираются еще в недостаточной степени.

И тут Петра разобрало любопытство, и он нарушил свое правило — спросил, кто же такой был этот Павленко в своей прошлой жизни.

— O-o, — сказал Федор Панфилыч и поднял над головой соленый огурец, — он сейчас штрафник, а был фигура! Он мог надавить кнопку в своем кабинете и сказать: «Вызовите ко мне генерала». И генерал приходил и говорил: «Здравия желаю!»

А Гомызько добавил:

— Ба-альшой был человек. Но с разными соображениями. Он, понимаешь, вдруг бух — докладную на самый верх. Критическую. И не в струю. И все. И поехал к нам. — Он усмехнулся и опрокинул в рот стопку инвалидова зелья. — На укрепление!

Тут гости пригорюнились и призадумались.

Пошел совсем уже унылый разговор про то, что стало тяжело служить. И вот Ревякин на бюро вдруг погорел, как швед под Полтавой. Ни с того ни с сего, из-за кок-сагыза. И ни черта не разберешь, чего хотят, и невозможно, ну никак невозможно подгадать.

И все запели очень громкими печальными голосами:

Розпрягайте, хлопцi, коней
Та й лягайте спочивать…

Была в этом степном реве глухая тоска по тем временам, когда они сами запрягали и распрягали коней, копали крыныченьки…

И Рае вдруг стало грустно. Она выскользнула из шумной и жаркой комнаты на крылечко. Потом зачем-то разулась и босиком спустилась по ступенькам, еще хранившим дневное тепло, прямо во двор, на прохладную, щекочущую ноги траву…

В черно-синем небе горели большущие яркие звезды, ни одну из которых Рая не знала по имени. В траве заливались цикады. За окнами, чуть приглушенная расстоянием, гремела песня, разрывающая душу печальной своей силой.

И Рая с особенной ясностью почувствовала, что жизнь ее решительно меняется и очень скоро, наверно, уже завтра, настанет для нее что-то необыкновенное, обрушится счастье, такое огромное, что можно просто не выдержать.

И почему судьба выбрала именно ее, Раю? За что ей такое счастье? Ведь Клавка с лица и фигуры в тысячу раз красивее ее, а Нюра Крысько, наверно, в десять тысяч раз лучше по душе. По этой Нюре можно проверять совесть, как мама проверяет по радиописку в семь часов вечера часы. Так же можно проверять по Нюрке совесть, с полной надежностью.

А вот выбрала судьба именно Раю. Конечно, старые люди говорят: судьба слепая. Но ведь Рая-то зрячая! И обязательно надо ей как-нибудь оправдать свою новую удивительную судьбу. Потому что нет хуже, как ехать в поезде без билета (это Рая как-то попробовала) или быть зазря осчастливленной. Рая еще не знает, как ей можно себя оправдать, но Петя ее научит.

Так вот с туфельками — розовыми сандалетами — в руках она вернулась в комнату. Но никто там не заметил особенной перемены в настроении невесты, никто не удивился, что она пришла босиком. Раскрасневшиеся, мокрые, напряженные, как на работе, все были заняты песней.

Песня была исключительно хорошая, и гости, пока Рая там гуляла, успели уже как следует спеться…

Ой, сад-виноград, дубовая роща,
Ой, хто ж виноват, жона или теща? —

торжественно и грозно вопрошал хор. Потом все замолчали, будто и на самом деле раздумывали. И наконец откуда-то из дальнего угла кто-то бросил, негромко и вроде бы лениво:

Та теща ж…

И хор прогремел упоенно и злорадно:

Ви-но-ва-а-ата те-еща!

Рая засмеялась и захлопала в ладоши. И Анна Архиповна тоже засмеялась, притворно насупила брови и сказала:

— Тю на вас, всэ вам теща виноватая!

А потом все вдруг кинулись ухаживать за Клавкой. Они говорили разные комплименты ее интересной внешности, и подливали вина, и касались, словно бы невзначай, разных частей ее фигуры. Это сильно не понравилось Гене, Клавкиному брату, которого она привела с собой. Он сказал: «А ну, вы полегче…» Солидные гости отстали от Клавки и опять затосковали.

Гена был тощий рыжий парень с серьезными глазами. Он был в гимнастерке с золотыми и красными полосками (которых в послевоенный период уже никто не носил) и двумя орденами. Защитив Клавку, он вдруг тоже затосковал, быстро напился и стал задираться с гостями и женихом. Клавка тихонько увела его, а там стали расходиться и остальные.

7

Весною пятьдесят первого года, в начале марта, ушла в декрет бригадирша Тоня Матюнина. И Федор Панфилыч, наверно с полного отчаяния, поставил временной заместительницей Раю.

Петр, как кадровик, честно предупредил директора, что считает свою жену еще несерьезной, недостаточно соответствующей такому посту. Но на это Федор Панфилыч сказал:

— Все мы тут недостаточно соответствуем. Но она хоть виноград любит…

Неизвестно, почему он сделал такой вывод. Может, потому, что однажды Рая с ним поспорила. Она была не бригадир, не звеньевая, никто. Но все-таки она обругала директора, когда тот велел собирать недоспелый чауш. Он тогда не обиделся на нее, а, наоборот, опечалился и сказал: «В самом деле, черт те что вытворяем…»

Он был мягкий человек, Федор Панфилыч, а райком нажимал, чтоб убирали, подтягивали сводку…

8

И уродило же! Так уродило, просто чудо какое-то!

Товарищ Павленко привез на Раин косогор саму тетю Маню — депутата и дважды Героя: пусть убедится.

Маленькая важная старуха быстрым шажком прошла вдоль кустов. Сперва по одному ряду, потом по другому, третьему, четвертому… Возле какого-то куста остановилась и сердито метнула бровями в сторону покосившегося столбика. Рая покраснела и сказала: «Не успели!»

А тетя Маня вдруг развеселилась и сказала, вроде даже пропела:

— Ой, сад-виноград, веселая ягода!

Потом они с Павленко немного поговорили про давление крови. Оказалось, у них у обоих вот такая болезнь, запрещающая волноваться и перетруждаться и ходить по солнцу.

— Я в эту гиртонию не верю, — сказала тетя Маня, почему-то злобно. — В ридикулит я верю. А гиртония цэ такэ?.. Шо ж с того, шо голова болыть? Есть ей от чего болеть…

Она вела этот разговор, а сама зорко поглядывала по сторонам и указывала взмокшей от волнения Рае на разные упущения. Но потом, уже когда прощались, она вдруг подмигнула парторгу и засмеялась, как молодая:

— А вообще правильная дивчина! Можешь!

И Павленко, Александр Сергеич, прямо расплылся, прямо засиял. Будто он сам родил Раю. И воспитал…

Отчасти это было правильно. Потому что парторг, которого Рая считала злыднем и врагом, оказался просто диво какой мужик! (Хотя Петра он почему-то, в самом деле, недолюбливал.)

Несмотря на давление крови, Александр Сергеич чуть ли не каждый день приезжал на косогор и ободрял Раю. Чтоб не робела, чтоб держала хвост пистолетом! Наверно, ему нравилось, что она такая молодая, несерьезная, а работает откровенно, без филонства.

Да и вообще, если б не Павленко, все было бы уже не так.

В конце июля вышло постановление об укрупнение бригад. И Раю с девочками хотели влить в шестую бригаду, к пожилым теткам, под начало к суматошной и крикливой тете Насте.

Но Павленко не дал. Хотя постановление было не районное и даже не областное, а из самой Москвы! Он ездил в райком и, говорят, поссорился с товарищем Емченко. Потом поехал в обком. И все же как-то добился, что Раину бригаду оставили, в порядке исключения, как комсомольско-молодежную…

Конечно, ему теперь приятно видеть, что вот такой у Раи урожай, такая трудовая победа!

9

…Не знаю, кому как показался 1952 год, а для Раи он был прекрасным. Во-первых, в тот год она стала Героем. Еще осенью в конторе подсчитали ее с девочками урожай и ахнули: 102 центнера с гектара. По цифрам вышло, что она подпадает под Указ и должна за такой исключительный урожай получить Золотую Звезду.

66
{"b":"536093","o":1}