Такие письма могли бы снизить обиду тех, кого не приняли в студенты, и подмочить высокомерие тех, кого приняли. Так почему же колледжи продолжают рассылать письма (а абитуриенты — ждать их), наполненные почетными поздравительными формулировками? Возможно, это происходит потому, что высшие учебные заведения не могут полностью избавиться от представлений, что их роль состоит не только в достижении определенных целей, но и в почитании и вознаграждении определенных добродетелей.

И это приводит нас ко второму вопросу — могут ли высшие учебные заведения определять свои задачи так, как им нравится. Вынесем пока за скобки этнические и расовые преференции и рассмотрим другой спор, вызванный аффирмативными действиями; спор об «унаследованных преференциях». Во многих колледжах детям бывших выпускников дают преимущество при поступлении. Один из доводов в пользу таких преференций — формирование со временем сообщества и духа учебного заведения. Другой довод — надежда на то, что благодарные бывшие выпускники, ставшие родителями, окажут «своим» учебным заведениям щедрую финансовую помощь.

Чтобы отделить доводы финансового порядка, рассмотрим студентов, которых в университетах называют «принятыми ради развития», то есть абитуриентов, не являющихся детьми бывших выпускников, но имеющих состоятельных родителей, которые могут сделать существенные финансовые взносы в пользу учебных заведений. Многие университеты принимают таких студентов даже в том случае, если их оценки в аттестатах и на вступительных экзаменах ниже, чем следовало бы. Доводя эту идею до крайности, вообразим, что в каком-нибудь университете решено распределять 10 % мест на первом курсе между теми, кто предложит максимальную сумму за право стать студентом.

Была бы такая система приема в высшие учебные заведения справедливой? Если вы считаете, что заслуги означают, попросту говоря, способность в той или иной форме делать взносы в выполнение миссии университета, вы, возможно, ответите: да. Каковы бы ни были миссии университетов, для их выполнения любой университет нуждается в денежных средствах.

Согласно выдвинутому Рональдом Дворкином расширенному определению понятия «заслуги», студент, принятый в университет ради получения взноса в размере 10 млн долл., на строительство новой библиотеки в студенческом городке, — личность заслуженная; зачисление такого абитуриента в студенты служит благу университета в целом. Абитуриенты, отвергнутые из-за того, что в студенты зачисляют сына (или дочь) филантропа, могут жаловаться на несправедливое к себе отношение. Но ответ Дворкина Хопвуд относится в равной мере и к ним. Вся справедливость или беспристрастность требует, чтобы никому не отказывали в приеме по причине предрассудков или презрения и чтобы всех абитуриентов оценивали по критериям, имеющим отношение к задачам университета в том виде, в каком они поставлены самим университетом. В данном случае все условия соблюдены. Люди, не зачисленные в студенты, не являются жертвами предрассудков; просто им не повезло с родителями, которые не хотят или не могут внести средства на строительство новой библиотеки.

Но это слишком слабый стандарт. То, что богатые родители могут купить своим отпрыскам билет в Лигу плюща, все же кажется несправедливым. Но в чем именно заключается несправедливость? Тот факт, что абитуриенты — выходцы из бедных или средних классов поставлены в невыгодное положение, над которым они не властны, не может быть несправедливостью. Как указывает Дворкин, многие факторы, над которыми мы не властны, являются законными факторами, учитываемыми при зачислении в студенты.

Возможно, в идее аукционов беспокоят не столько возможности абитуриентов, сколько порядочность, доброе имя университета. Продажа мест тем, кто предлагает за них наибольшую цену, более уместна на рок-концерте или на спортивном мероприятии, чем в образовательном учреждении. Справедливый способ правильного, благого распределения мест имеет, возможно, отношение как к природе, так и к цели этого блага. Дебаты об аффирмативных действиях отражают конкурирующие представления о том, ради чего существуют высшие учебные заведения. В какой мере эти заведения должны стремиться к академическому совершенству, в какой мере — к общественным благам и как одно должно быть сбалансировано с другим? Хотя высшее образование служит также подготовке студентов к успешной карьере, и главная цель высшего образования — не коммерческая. Поэтому торговля образованием так, словно оно просто товар массового потребления, является своего рода коррупцией.

Так какова же цель университетов? Гарвард — не Wal-Mart и даже не Bloomingdale. Цель университета заключается не в максимизации дохода, а в служении общему благу посредством обучения и проведения научных исследований. Действительно, и то и другое обходится дорого, и университеты уделяют много сил сбору средств. Но когда цель получения денег берет верх настолько, что становится фактором, определяющим прием студентов, университет уходит от служения научным и гражданским благам, которые являются главной причиной и оправданием существования высших учебных заведений.

Мысль о том, что справедливость в предоставлении доступа в университеты должна быть каким-то образом связана с благами, которые должным образом преследуют университеты, объясняет, почему продажа мест в университетах несправедлива. Она же объясняет, почему трудно отделить вопросы справедливости и прав от вопросов чести и добродетели. Университеты дают почетные научные степени людям, демонстрирующим добродетели, для продвижения которых существуют университеты. Но ведь любая степень, присуждаемая университетами, является в известном смысле почетной.

Увязка споров о справедливости с соображениями чести, добродетели и смысла благ может показаться формулой безнадежных, неразрешимых разногласий. Люди придерживаются различных концепций чести и добродетели. Подлинная миссия социальных институтов, будь то университеты, корпорации, вооруженные силы, профессии или политическое сообщество в целом, — вопрос спорный и чреватый конфликтами. Поэтому есть соблазн искать такие основания справедливости и права, которые держат дистанцию от подобных споров.

Значительная часть современной политической философии пытается именно это и делать. Как мы уже видели, философские доктрины Канта и Роулза являются смелыми попытками найти основание справедливости и прав, которое было бы нейтральным в отношении конкурирующих представлений о благой жизни. Пришло время посмотреть, успешны ли их попытки.

Колли Смарт была популярным членом группы активной поддержки команды первокурсников Высшей школы Эндрюс в Западном Техасе. То, что девушка страдала церебральным параличом и передвигалась в инвалидном кресле, нисколько не ослабляло энтузиазм, который Колли вызывала у футболистов и болельщиков своим ободряющим присутствием у края поля на матчах юниорских университетских команд. Однако в конце сезона Колли выставили из группы активной поддержки[249].

По настоятельной просьбе некоторых девушек из группы поддержки и их родителей должностные лица учебного заведения сказали Колли: чтобы войти в состав команды активных болельщиц наследующий сезон, ей следует готовиться так, как готовятся другие участницы группы, которые упорно тренируются в гимнастическом зале, делая растяжки, перевороты и прочие элементы акробатики. Оппозицию включению Колли в команду болельщиц возглавил отец девушки, бывшей «звездой» в группе активной поддержки команды. Но мать Колли заподозрила, что оппозиция была вызвана завистью: бурная и положительная реакция болельщиков и спортсменов на присутствие Колли у кромки поля нравилась не всем.