http://www.rvb.ru/np/publication/01text/01/01chernov.htm «Замело тебя снегом, Россия…» Замело тебя снегом, Россия, Запуржило седою пургой, И холодныя ветры степныя Панихиды поют над тобой. Ни пути, ни следа по равнинам, По сугробам безбрежных снегов. Не добраться к родимым святыням, Не услышать родных голосов. Замела, замела, схоронила Всё святое родное пурга. Ты, — слепая жестокая сила, Вы, — как смерть, неживые снега. Замело тебя снегом, Россия, Запуржило седою пургой, И холодныя ветры степныя Панихиды поют над тобой. 1918 http://www.rvb.ru/np/publication/01text/01/01chernov.htm «Кто плена своего не чует…» Кто плена своего не чует, Кто не глядит в решетки глаз И о свободе не тоскует В рожденья миг и смертный час? Кто, слыша крик новорожденных, Не содрогается душой За них, невинно обреченных Принять великий плен земной? И кто, хоть раз вися над бездной И видя смерть не издали, Не проклинал свободы звездной Проклятьем пленника земли? 1918 «Я чувствовать устал…» Я чувствовать устал, Я душу утомил, Измучил душу я Касаньем неустанным Ее тревожных струн. Мне жаль, что я любил Так страстно жизни бред, И так наивен был, Что Вечного искал В мгновенном и обманном. Теперь смотрю в себя И вижу: ничего Нет Вечного во мне! Одни воспоминанья Плывут разрозненно: Дар скудный от всего, Что было таинством Для сердца моего, Бессмертно сладостным, Святым очарованьем. Бесцельно было все! И в этом ужас мой: Я строил вечный храм Из призрачных видений. Сам призрак, бред и сон, Я плачу над собой, Смеюсь и плачу я, Объявши мир пустой Бесцельным трепетом Последних вдохновений. 1919 «Новое литературное обозрение». 1993, № 5. Россия Я пойду искать тебя, родимая, Далеко пойду, моя далекая. Ты в безвестность побрела, гонимая, Побрела убого-одинокая. Побрела ты с посохом коряжистым, В лапотках, с сумою-перекидочкой, С сухарем в суме-то, с черство-кряжистым, С сахарком муслистым: два огрызочка. К сумочке посудинка жестяная, Чтоб чайку попить в пути, привязана. Для тебя земля обетованная Далями туманными завешена. Обслезились очи гнойно-пыльные В даль-туман смотреть с утра да до ночи. Но поют тебе ветры ковыльные О великой, о Господней помочи… Я пойду искать тебя, родимая, Далеко пойду, моя далекая. Ты в безвестность побрела, гонимая, Побрела убого-одинокая. 1919 «В этот страшный час, в этот жуткий час…»
В этот страшный час, в этот жуткий час Не подымешь рук, не откроешь глаз: На руках висит стопудовый гнет — Вольный волею богатырь-народ, А глаза, глаза, что смотрели в день, Ослепила ночь, придавила тень. Разгулялася непогодушка, Сиречь — русская воля-волюшка, Ветром-посвистом прокатилася, Как осенний лист закрутилася… И как темный лес, зашумел бурьян, И, клубясь, плывет из ложбин туман… Все смешал-склубил, как метелица, Белым саваном смертно стелется… В этот жуткий час, в этот страшный час Не подымешь рук, не откроешь глаз. Москва, 6 июня 1920 Газета «Русская мысль», 10–16.07.1997, № 4182. Народу израильскому Твой лик в тенях, но все черты Лица чеканно-неизменны: В них отблеск вечной красоты, — Резец художника нетленный. Да, есть приниженность к земле: — Не от бессилья иль паденья, Но оттого, что на челе Рубцы кровавого мученья. «Пламя». 1920, № 20. «Не приду к тебе, Господи, снова…» Не приду к тебе, Господи, снова, Как бывало к тебе приходил. Не найду в сердце тайного слова, — Это чудное слово — забыл. Не горит в сердце детская нежность, — В сердце мука распятой любви. А одежды моей белоснежность — И в грязи, и в слезах, и в крови. Ты ушел от меня в бесконечность, Ты забыл, Ты оставил меня. Не зажжет эта страшная вечность Путеводного в сердце огня. 1920 |
