«Ты пришла сегодня не такой…» Ты пришла сегодня не такой, Как бывало раньше приходила. По моей руке своей рукой Ты не так, как прежде, проводила. Я не раз подметил, как в очах Появлялась тень печальной скуки; И в твоих ласкающих речах Слух ловил неискренние звуки. Нет, сегодня ты не так близка! На тебя смотрю с немым укором: Не дрожит в моей твоя рука; Смотришь ты далеким странным взором… Ты сегодня скоро собралась, — Одевалась нервно, торопливо… Даже, странно, мне сказала «вас», Но сейчас же рассмеялась живо… Я любил, прощаясь, задержать Между рук своих твою, сжимая, — А сегодня еле мог пожать, — Вся, как тень, прошла ты, ускользая… Но когда ушла ты от меня, — Стало все понятно и… бездонно… Всю я ночь, не потушив огня, Думал, думал, думал напряженно… Мой гербариум
Засохла жизнь. Теперь открою я Души моей гербариум печальный: — Вот первый мой цветок — Любовь моя, С ее мечтой, с ее заветной тайной. О, мой цветок — восторг моих очей, Источник слез, блаженства и мученья, — Ты первый вздох прими души моей И первое мое благословенье! Второй цветок, то ты — Мечта моя — Я твоего не пью благоуханья: Ты так истлел! Тебя коснуться я Боюсь рукой… О, хрупкое созданье! Ты счастие мне в жизни заменял, С тобою знал я дивные мгновенья, Ты сладок был, ты так благоухал, — Прими и ты мое благословенье! Надежда — третий чудный мой цветок, Смерть и тебя безжалостно сжигает… Но все ж хранит чуть влаги стебелек, И лепестков семья не облетает… Ты дорог мне живучестью своей, Ты до конца даешь благоуханье. Благословен и ты душой моей, Тебе мое последнее дыханье. О, Вера — ты цветок последний мой, — Я на тебя смотрю с тоской угрюмой: Ты горек мне, засохший стебель твой Волнует ум мучительною думой… О, как ты был священен, сердцу мил! Но я тебе не шлю благословенья: Ты небо взял, а на земле лишил Последнего святого утешенья! Ночь Улица. Сумрак. Медлительность. Тишь. Слух еще ловит отзвуки дня. — Что ты, великая, идущая на меня, В безднах таишь? Вот ты прижала тени к земле Зданий громады — хаос во мгле. Тихо я… Таю… Едва различим… Все, что я знал, разлетелось, как дым. Страшная высь! Немые огни! Канули в бездну протекшие дни. Все на великом — на Том Берегу. Нет, я с тобой совладать не могу! 1919 «Все тают дни в недвижном зное…» Все тают дни в недвижном зное; Исчахла рожь, трава, цветы; Кипящей лавой налитое, Стекает солнце с высоты… Хотя бы ветра дуновенье! Повис над полем смертный сон; Дрожа, от бедного селенья Унылый в небо поплыл звон… Погостной церковки ограда Закопошилась муравьем; Хоругвей медные оклады Заколыхались над селом. И выплыл люд, вспыля дорогу, К стадам на луг и стал, как вкоп. И тихо к огненному богу Запел молитву старый поп. Дрожащий голос плакал в небо, Мычало стадо в полусне; Вздыхал народ в тоске о хлебе, А небо… плавало в огне… Побрел народ, пыля дорогу, К селенью бедному, как сон… Взывая к огненному богу, Дрожал, стонал и плакал звон… 1921 «Уютно в памяти моей…» Уютно в памяти моей: Святая теплится лампада Перед обителью твоей, О детство — тихая отрада! Молюсь без слов, молюсь душой, Кому, сказать я не умею, Но образ матери родной Как чудо в сердце пламенеет… 22 августа 1938 На 1910-й год 1 Не полночь бьет: я слышу чей-то голос, Глухой, сквозь стон, из тьмы идущий зов: И стынет кровь, и шевелится волос… Вот призраки кровавые годов, Годов борьбы проходят предо мною… Среди других, отмеченных борьбою, О, я тебя год… 5-й узнаю: Твой впавший взор еще горит враждою, Сочится кровь багровою струею Из темных ран, язвящих грудь твою. 2
Не полночь бьет, — то стоны и проклятья Звучат из тьмы… Кровавою семьей Несчастные, замученные братья Под лязг цепей проходят предо мной… Встают из тьмы картины избиений На улице, среди немых строений, Свидетелей жестокости слепой; На площадях, на камнях тех ступеней, Что в храм ведут, в святой алтарь молений, Где вечный свет горит любви святой. |
