«Журнал журналов».1916, № 16. «Звучит ручей певуче-монотонно…» Звучит ручей певуче-монотонно… Сосновый бор медлительно шумит… Я в глушь иду… уж путь меня томит, И на душе так призрачно и сонно… Давно иду… Давно звучит во мне — И шум ручья, и леса шум… и, странно, Мне кажется, что это сном во сне Моя душа томится неустанно… Окончен лес. Иду простором я… Дремотно-призрачны синеющие дали: Не призрак ли и все мои печали В печальном сне земного бытия?.. На кладбище
Ржавый мох покрыл немые плиты, Надписей обычные слова. К этим мхам давно пути забыты, И шумит могильная трава Шепотом печального забвенья… Здесь — среди медлительного тленья — Мне смешны все гордые слова, Все порывы, смелые стремленья… Шепотом великого забвенья Мне шумит могильная трава… «Ежемесячный журнал». Пг. 1916, № 11. «Сладость стихов меня с детства пленила…» Сладость стихов меня с детства пленила: Волны созвучий и трепет волнений, Чистого творчества тайная сила, Радость святая живых откровений. Словом «поэт» навсегда очарован, В жизни одну избираю дорогу, В панцырь стихов, словно рыцарь, закован, К чистой поэзии светлому богу. Пусть мне щитом будет верность призванью, — Клятвой скрепленная в сердце сурово, — Пусть мне конем будет — Правды исканье, Метким копьем — вдохновенное слово. 25 апреля 1916 (Рукописный журнал Бима и Бома). Монахиня Потуплен долу взгляд. Иконное лицо. Вся с ног до головы в смиренном одеянье. На мраморе руки не заблестит кольцо. Уста сомкнутые не разомкнет лобзанье. Святая, строгая, немая красота! Распятая Любовь — венок ее терновый В немую скорбь навек сомкнул уста, Но сладость горечи — на дне души суровой. Нищий Он стоит у церкви Вознесения В дождь и вёдро, в холод и тепло. На лице его покой смирения, А во взгляде вспыхивает зло. Смотрит он на публику нарядную, На красивых девушек глядит. Вижу я его тревогу жадную, Чую всё, что в сердце он таит… В церкви поп в блестящем облачении Совершает таинство Христа, А у церкви — чую — Вознесения Темное таится преступление, Как давно манящая мечта… Сад Поэтов. Полтава, 1916. Русская (Плясовая) Над деревней сизый курится дымок, За деревней ал-алеет вечерок, По деревне пролетает ветерок… По деревне пролетает ветерок… Собралися парни, девушки в кружок: Вот выходит в круг удалый пастушок… Вот выходит в круг удалый пастушок, Он заводит свой разгулистыйрожок… Свистнул-гаркнул русский парень-ллясунок… Свистнул-гаркнул русский парень-плясунок: Шапку наземь, руки кольчиком в бочок, Завертелся, закрутился, как волчок… Завертелся, закрутился, как волчок… Поднимает алый девушка платок, Выплывает, как лебедушка, в кружок… Выплывает, как лебедушка, в кружок, — Выбивает дробь живую каблучок… Замирает перелетный ветерок… «Новый Сатирикон». 1916, № 22. Природа Она зовет меня — и шепотом листов, И ветерка чуть слышным дуновеньем, И гамом птиц, и звоном ручейков, Закатом дня и утра восхожденьем… И звезд мерцанием она зовет меня — Лучами звезд и месяца лучами, Всем трепетом, всей радугой огня, Всей Вечностью за Млечными Путями… Не перестанет звать она из века в век: Владычица — бессмертная Природа — Зачем тебе я — жалкий человек, Идущий в тьму и плачущий у входа?.. <1915> «Вестник Европы». 1917, № 3. «Когда, закрыв глаза и погружаясь в мрак…» Когда, закрыв глаза и погружаясь в мрак, — Так прошлое яснее выступает, — Я слышу, разум мне твердит: «Не так, не так…» А сердце все в былом благословляет… Холодный разум мой, жестокий, для тебя Ошибки памятны… ты мне простить не можешь, Что чувством жил я, жизнь мою губя, И совесть ты мою болезненно тревожишь… Но к сердцу обратясь, я вижу свет живой Во тьме прошедшего… и все там сердцу мило, И если б только день вернуть из жизни той, — Наперекор уму, все б сердце повторило. «Вестник Европы». 1917, № 9-12. Сон Я видел сон мучительный и странный, Что я… что я уже не гражданин, Что воли свет был только сон обманный: Он поманил землей обетованной, И нет его… исчез он… Я один В сырой тюрьме — в унылом каземате Лежу и слышу: где-то часовой За дверью ходит… звуки, словно в вате, Заглушены… Я скрипнул на кровати Железной. Встал. «Я брежу? Что со мной?» — Шепчу впотьмах… Иду к глазку дверному… Прильнул. Смотрю: солдатик со штыком Идет к глазку… такой простой, знакомый… «Товарищ! Друг! Скажи мне, где я? Дома?» — Кричу ему… Товарищ сапогом Ударил в дверь и крикнул зло-сурово: «Я дам тебе товарищ! Прочь отсель! Нам говорить не велено ни слова…» — И заходил по коридору снова… Я лег в тоске на голую постель, — Закрыл лицо дрожащими руками И застонал… нет, горестно завыл… Я сердце жег горячими слезами… А часовой железными шагами Всю ночь, глуша их ватою, ходил… «Новый Сатирикон». 1917, № 31. |
