Больной Шепоты, шорохи ночи В бледном сиянье луны. На воспаленные очи Не опускаются сны. Жарко нагрета подушка, Тело все в липком поту. Шамкая, бродит старушка В призрачно-лунном свету. «Матушка, ты бы уснула, Я же не в силах уснуть». — Муха лампаду задула, Смерть хочет душу задуть. «Выпей, родимый, водицы, В церкви священа она». — Кто-то, листая страницы, К печке идет от окна… «Матушка, кто там читает, — В белом у печки стоит?!» — Тяжко старушка вздыхает, Свечку затеплить спешит. Вспыхнуло пламя-сердечко, Кинулись тени в углы; Выплыла белая печка Из убегающей мглы, — Крашеный пол выступает: Васька, котенок живой, Шарик бумажный катает, Сам развлекаясь с собой. 1911 «Измучен сменой настроений…» Измучен сменой настроений, Хотел бы волей неземной Остановить тщету волнений, — Приять божественный покой; — Проникнув в таинство покоя До сокровеннейшей черты, Так посмотреть на все земное, Как смотрят звезды с высоты. 1920 «По сединам моим ползет…» По сединам моим ползет Ленивый будний день… Кто там меня без зова ждет, Поникнув на плетень? Дымит лесок — не лес большой, — Овял, очах и слег. Кто это там с пустой кошмой Туманит у дорог? Кто это там устал цвести И будто нем и глух, И мне ни здравствуй, ни прости Сказать не может вслух? 1924 Осенний сонет Уходит солнце, пламень остужая Своих лучей. Не жарко, не светло. Прохладных вод чуть зыбится стекло, Два солнца в них — два лика отражая. В лесу простор и светлость, но пустая, Как будто здесь бессмертие прошло, И душу взяв, и тело, и тепло, Оставило лишь мертвый отблеск рая. Но сердцу жаль… жаль смертного тепла, — Мятущейся земли горячей силы! И светлость мне бесплотных не светла, И райские селения унылы. Я сын земли, рожден земным теплом, И жажду я бессмертия в земном. Осень 1921, Москва Вечерняя мелодия
Далеко зазвонили к вечерне… Над полями плыла тишина… И все выше, все глубже, бессмертней Голубая росла вышина… И вечерние звезды дрожали В голубой, в голубой тишине… Была радость в закатной печали, Было счастье в затихнувшем дне. Пело сердце чуть слышно, устало… О чем пело? Не знаю, о чем! Только знаю: не мука звучала В замирающем сердце моем. Уходил я без жалоб, без стона… С тишиной в тишину уплывал… Тихий трепет далекого звона, Как родного меня провожал… 29 апреля 1919 «Все громче детства голоса…» Все громче детства голоса, Все ярче милых лица. Младенческие небеса, Младенчество мне снится. Бегу росой по зеленям, И сам росист и светел. Качель небес вон там, вот там — За пашнями заметил; — Спустилась там: скорей! скорей! Перебегу ли пашни?.. Ах, все росистей, все синей, — И радостно, и страшно! «В полночный час над Библией склоняясь…» В полночный час над Библией склонясь, Над книгою, идущей век от века, И в мглу времен душой переселясь, Я чувствую величье человека. Там жизнь прошел он таинством живым, И было все ему — святыня: Огонь и воздух, свет и дым, Зыбь моря и песков пустыня. Охвачен путь его был огненным столпом, Сходило творческое слово, — Там ветры говорили, гром, — Карала молния сурово. Теперь стал мир, как склеп, немым, — Как остов, он стоит угрюмо, И дух наш носится над ним Всё отрицающею думой… «Уж жизнь моя бросает тень…» Уж жизнь моя бросает тень, И тень длинна, как ночь. Там, где закат, мой меркнет день, Уходит прочь. Уже туман с реки ползет, Кропит лучи росой. Закат потух, и ночь растет, Пора домой. Но где ж мне дом себе найти? И шепчет глухо ночь: Вон там погост, туда иди, От жизни прочь. 1908 |
