Английскому клубу …и снова жил фанфарами премьер Когда б я не был слишком глуп, Как большинство из нас. Во-первых, Я б не пошел в английский клуб, Чтоб уберечь от срыва нервы. Я б эту чушь не городил — Порыв, который столь бесплоден! Я б этой дружбы не водил И был бы более свободен. И, во-вторых, я – Боже мой! — Мог сэкономить силы, если Я возвращался бы домой И отдыхал в уютном кресле. Не повторял, рыча как лев, Осточертевшие репризы И не сносил бы божий гнев И режиссерские капризы. И, взяв покой за номинал, В премьерный день не суетился, И, хохоча, не вспоминал, Как кто-то что-то ляпнул, сбился… Но я, представьте, слишком глуп, Здоровью я не знаю цену, И я пошел в английский клуб, И я ступил на эту сцену. Да, я не знаю, что покой Определяет чувство меры. Я сумасшедший, я такой, Я снова жду огни премьеры. Приду вечор, когда пора Домой усталому вернуться, Прожду часочка полтора, Глядишь – актеры соберутся. Но что спасало нас тогда От перекала и от стрессов? Но вот, сияя как звезда, Приходит радостный Нерсесов! За ним, для паперти рожден, Сам Мясоедов к нам. Еще бы! Значком цековским награжден Он за отличную учебу! На час покинув дом-музей, Великий Циликов – о Боже! — Спешит в компанию друзей. Исаков будет, но попозже. Что там в дверях за дивный свет? Не солнце, не заря пожаров, Но то с порога шлет привет, Торгуя чем-нибудь… Можаров! И, наконец, она… Всегда Мы так и ждем ее советов. Наташа. Торопова. Да — Хозяйка наших менуэтов. И вот он, клуб. Так юн и свеж. Но где же милая Людмила? Пускай Ивановна… Но где ж Она, что нас объединила? Она, которой Щербаков Уже писал однажды оду, Она, любимица богов. Мы ждем явления народу. Она, храня душевный такт, Давно пришла, но «бэз» явленья. Как разумеющийся факт, Как наше чудное виденье. Такой святой энтузиазм, Как у строителей Турксиба! Как ей понятен наш маразм! Ужель не скажем ей «спасибо!»? Ужели сможем позабыть, Какого б звания и чина Нам не пришлось себе добыть, Ее – причин первопричину? И коль мы вместе с давних пор (Пускай у всех свои сужденья), Ужель не сможет дружный хор Ее поздравить с днем рожденья! Конечно, сможет. Это ж клуб! Такую мы избрали долю. Когда б я не был слишком глуп, Я б нынче не дал сердцу волю. Диалог с топором
(юмореска) Вино и флаги – все, как встарь, Гуляют все – банкет оплачен. Подавлен бунт, а сам главарь Был окружен, разбит и схвачен. Он знал, конечно, что теперь Его последняя премьера. Но ждет идея, – верь не верь, — Последствий мрачного примера. Правитель, замыкая круг, Зловеще горбил эполеты. Сложив на древко кисти рук, Палач насвистывал куплеты. Какой прекрасный диалог! Палач, смыкая брови-дуги, Его умело приволок На эшафот, скрипя с натуги. Он бить мечтал не просто так, А между третьим и четвертым, Где кровью пучится желвак, Ярмом веревочным натертый. Смельчак был смел. Но в этот час Он зубы сжал, чтоб страх унялся, И что он мог сказать сейчас, Когда топор уже поднялся? Он верил Богу и отцам, Не зная, что когда нужнее, Что гнев, разлитый по сердцам, Уже не гнев, а пострашнее… Но был он с этим не знаком, И – кровь на белую рубаху — И, хрустнув шейным позвонком, Упал, как окорок, на плаху. И вот когда, от крови ржав, Топор закончил скорбный номер, Суставы мягкие разжав, Он душу выпустил и помер. Дрожала сеть кровавых жил, И горла вытянулся провод. Всю убедительность вложил Он в этот самый веский довод. А всю любовь, какую смог, Оставил нам в последнем слоге, Чтоб этот вечный диалог Не доходил до аналогий. «Бить собак – это очень плохо…» Бить собак – это очень плохо, Что-то вроде как совесть и душу Выколачивать до последнего вздоха, Как боксерскую грушу. Только, будто подушка из пуха, Люди бьют человечьего друга, Бьют ногами по мягкому брюху, Где соски розовеют упруго. Потому что смешно и забавно, Если горлом кровавая каша, И клыки разжимаются плавно, И немного торжественно даже. Убежала б, да ноги из ваты, И завыла б, да только не может. Ну, а люди, они ль виноваты, Если сила пьянит и корежит? Сила – все, если разума кроха, И не кажется вовсе, будто Бить собак – это очень плохо И нечестно еще почему-то. Что придумать глупей и злее, Что страшнее такого увечья? Выколачиваем, себя не жалея, Выбиваем все человечье. |
