К 9-ому числу А прав был, верно, старый Пифагор, Когда такую схему мира мыслил, Где суть вещей, явлений есть набор Всевышним упорядоченных чисел. «Мой старый дед, мой старый, добрый дед…» Мой старый дед, мой старый, добрый дед, Он каждый год с волненьем ждет весну. И майский день, и яблоневый цвет, Что, как всегда, расплещется в саду. Мой старый дед, мой старый, добрый дед, Он, как всегда, оденет ордена. Тем орденам уже за тридцать лет, Ведь тридцать лет как кончилась война. И, сев за стол среди своих детей, Он гордо, как хозяин именин, Расскажет им про труд военных дней, Про битву за Москву и за Берлин. И вновь его рассказам поражен, Смирю немного юношеский пыл И вспомню то, что говорил мне он, О чем сегодня он уже ЗАБЫЛ! Сонет № 1 Как братья-близнецы, любовь и ненависть похожи. И там, и там для половинок места нет. И там, и там снедает дума, сердце гложет, И то, и то пройдет, в душе оставив след. И там, и там, отдав сомненью мысли, Ответа мы не ищем в здравом смысле. Ко всем богам взываем для победы, Забыв про мир, про радости и беды. И там, и там, впадая в плен опасный, Над чувствами порою мы не властны. Для тех, кому смешно сравненье это видеть, Я говорю, не утверждаю вовсе я, Что все равно, любить или ненавидеть, Совсем, совсем не в этом мысль моя… «Приходит время, думаешь подчас…» Приходит время, думаешь подчас: Я просто жизнь свою разбил на роли И их играл, до дикости, до боли, Вживаясь в них на год, на день, на час. Слезинки летнего дождя Твои глаза полны печали, В слезинках летнего дождя. Мы оба думали вначале, Что все сгорает, уходя… Мы все учли и обсудили, Все пролетело, как гроза. Но только в памяти застыли Твои глаза. Твои глаза. Они тогда почти смеялись В слезинках летнего дождя. «Ну, вот и славно попрощались», — Тогда я думал, уходя. Сегодня влажный ветер лета Напомнил снова эти дни, Когда в Москве, теплом согретой, Лишь мы бродили, мы одни. Я жду тебя. Но только где ж ты? Не все сгорает, уходя… Ты видишь искорки надежды В слезинках летнего дождя? Ода на взятие моего сердца
Весна ли во мне разбудила поэта Слезящейся зеленью нежной травы. Нет, вовсе не ей я обязан за это, А просто сегодня мне встретились Вы. И, душу сомненьям отдав и тревоге, Я думаю ночью, я думаю днем: Зачем же я жил, коли прежде, – о Боги, О Боги! – Вас не было в сердце моем? По Вам бы слагать пышноцветные оды, Лишь Вам стоголосые гимны бы петь. Одной Вам свой труд отдавая и отдых, За Вас отправляясь на жизнь и на смерть. За трепетным станом прекрасной березы Я вижу, я слышу, я чувствую Вас, В волнительной свежести утренней розы, Но Вы обаятельней в тысячу раз. Весна ли во мне разбудила поэта И жизнь подарила волшебным словам? Весна позабыта, другими воспета, Не ей моя ода, а Вам, только Вам. Нет, Вам не к лицу золотистые нимбы, И тоги святых, это, знаете, вздор. Святые – святыми, но только вот им бы Такую решительность, смелость, задор. Но, Боже, к чему эта медь дифирамба? Чтоб выразить все, что сказать я готов, Не хватит никак ни хорея, ни ямба… Слова, все слова, как устал я от слов… А может быть, нужно простое «спасибо», Земное «спасибо» за то, что Вы есть? Но только не надо, не надо улыбок… Ведь это не шутка, не праздная лесть. Весна ли во мне разбудила поэта Слезящейся зеленью нежной травы? Нет, вовсе не ей я обязан за это, А просто сегодня мне встретились Вы. «Крылом махнула цапля над рекой…» Крылом махнула цапля над рекой, И ветер стих, и как-то сразу разом Моргнуло солнце красным рыбьим глазом И в пекло укатилось на покой. Куда-то вдаль уплыл последний свет, И мир заснул, ему, наверно, снится, Как под крылом парящей гордо птицы В слепящих брызгах занимается рассвет. Последний путь иисуса Голгофа горбилась вдали, Закат спускался ржаво-рыжий. Казалось, все пути вели Туда, вперед и к небу ближе. Виденье куталось в пыли, Она ждала, немая груда… Казалось, все пути вели Туда, и лишь один оттуда. Его вели, прощаясь с миром, Он тихо шел, а что он мог? Он не кудесник и не бог, Зачем-то названный кумиром… «За что судьба со мною зла? — Он про себя твердил упрямо. — За то, что злость меня взяла, Я выгнал торгашей из храма? За то, что излечил калек, За то, что хлеба дал народу?» Он тихо шел, чтобы навек Обресть величье и свободу… Толпа вокруг него росла. Он снова окружен толпою. Сама земля его несла, Чтобы возвысить над собою. Так вот она, людская скорбь, В щемящем горе этих взглядов. Но ты держись, спины не горбь, Не порть прощального парада. Другие прячутся вдали — Им подавай простое чудо! …Он шел… И все пути вели Туда… и лишь один оттуда… |
