К поэме о числах Первый день проведи с тоскою, На второй понадейся вновь. И, сказав себе «нет – покою», Третьим днем разыщи любовь. На четвертый оставь сомненья, В пятый день не войди, вбеги, Только капельку сожаленья На потом себе прибереги. На шестой наслаждайся властью И во всем на седьмой разберись, На восьмой искупайся в счастье, А девятого берегись… А когда тебя жизнь остудит, Ты, наверное, сам поймешь, Что десятого дня не будет, Как бы ни был восьмой хорош. «Боль была ослепительно белой…» Боль была ослепительно белой, Как колючий декабрьский снег. Мне с собой ничего не поделать, Я такой же как все человек. Будто вспышка, минутная слабость, И слова застучали в висках. «Горе – наша любовь, а не радость, Наше счастье – не в наших руках». Больше нет перед нами препятствий, Больше нет нескончаемых лет. В жизни есть испытание счастьем, Испытания временем нет. Где мое ненайденное счастье, Радость дней и тревога ночей? Боль была удивительно ясной, Как прозрачный, студеный ручей. Осень Мы – это листья, что кружатся В вихре последнего танца, Чутко внимая октаве органа Прозрачного дня. Мы разлетимся и даже не бросим Друг другу: «Останься!» Я позабуду тебя, да и ты позабудешь меня. Что нам обиды, которые будут В мгновенье забыты? Что нам надежды, которые тают, Чуть только застыв? Мы – это листья, что кружатся в осени, Солнцем залитой, Жадно встречая холодного ветра Упрямый порыв. Ночь игуаны Под развесистым платаном Привязали игуану, Так, для смеха, для забавы, Чтоб не мять ей больше травы И с камнями не сливаться, Не искать себе добычи, Чтоб весной, храня обычай, Не продолжить больше рода… При стечении народа Под развесистым платаном Привязали игуану. Всем им хочется сильнее Затянуть петлю на шее, Чтоб, боясь кровавой раны, Не рвалась бы игуана. Люди знают: надо, надо Толстым боцманским канатом Игуану привязать, Только жаль, что негде взять. Злые лица, злые позы, Только незнакомы слезы В мире змей и игуан… А веревка долго трется, Только ведь всегда найдется Тот, кто ночью под платан Проберется осторожно, Не шумя, насколько можно, Перережет ту веревку. Только утром эти люди Все равно его осудят. А ведь столько было б смеха, Вот забава, вот потеха! Под развесистым платаном, На веревке – игуана! Хочешь?
Хочешь, кульбитом Корбут Сдам ГТО норму? Влезть могу на Эльбрус двугорбый, Только скажи, что любишь! Хочешь, рассыплюсь трелями барда? У шах-ин-шаха выиграю в нарды, Шпагу могу проглотить, алебарду, Только скажи, что любишь! Хочешь, досрочно сдам сессию, И – на каникулы в Полинезию? Могу открыть изотоп для цезия, Только скажи, что любишь! Раньше, бывало, достанешь звезды — И хорошо. Легко и просто. Но ты подумай, может быть, поздно, Пока ты скажешь, что любишь. Ступени В этом доме большом ни дверей, ни окон, В этом доме отчаянно мечутся тени. Все, как было всегда и веков испокон — Вверх и вниз убегают немые ступени. На одних – покрывалом тяжелая пыль Погребает следы проходивших когда-то. Это значит – безветрия длительный штиль Бережет их, как мы бережем экспонаты. На других – миллионы упругих подошв До округлости стерли у мрамора грани, Руки вытерли краску перил… ну и что ж, Им Создатель воздаст за такое старанье. А ступени бегут до вершин снеговых, Что качаются с небом сияющим вровень. И какая вам разница, если на них Вы увидите пятнышко высохшей крови? А ступени бегут, уходя в темноту, Паутину и грязь, и еще что-то кроме. Проходите, пожалуйста, в ту или в ту? Ни окон, ни дверей в этом сказочном доме. В этом доме большом ни окон, ни дверей И не платят жильцы ни квартплаты, ни пени. И еще хорошо, что веков испокон Верх и вниз убегают куда-то ступени. Гоголевский бульвар Весь бульвар оккупирует лужами По-весеннему чистая грязь, А по краю его, будто кружевом, Оплетает чугунная вязь. За ее вековыми изгибами Даже время не очень видно, Как и раньше – скамейки под липами, Старики ворошат домино. И за чадом, мехами укутанным, Неусыпная няня следит. По ветвям, от весны перепутанным, Воробьиная стая сидит… Ну, а вечером – просто не верится! Это будто красивый эстамп, — По бульвару искристому стелется Мягкий свет галогеновых ламп. За стволами, где сумерки снежные, Таки и жди, промелькнет фаэтон. Вы не видите взгляды мятежные В гальванических срезах окон? Вы не видите грусть и страдание По России, утопшей в ночи? Это стало далеким преданием, Но горит еще пламя свечи. Хоть теперь не сыскать городничего, Светоч разума – он не погас. Гоголь сам, не смущаясь величия, С постамента взирает на нас. |
