– В смысле – фамилия такая: Миша Шумкин, коренастый такой парень, – Лена показала примерный рост Миши, подняв руку едва чуть выше своего виска, – каченный, с залысинами?

Тётя Аня замотала головой:

– Не-а. Не тот. У новенького волосы все на месте, а сам он высокий и щуплый. Аж глаза ввалились. Тоже в колхоз с тобой завтра едет. Сумищу волок – в дверь еле пролез.

– А с курса какого?

– Первый. Наверное. Раньше его никода не видала, – уверила дежурная и кивнула на этажи, —А пойди познакомься. На ужин позови. Сковородку-то тебе самой не осилить. Да и есть в компании приятно, – тётя Аня отставила спицы и, не вставая со стула, посмотрела в журнал, чтобы прочесть вслух как зовут новенького и в какой комнате он поселился.

– Зови, – согласно махнула повариха, прежде чем скрыться.

– А, и правда, схожу, – кивнула Лена, подумав, – Уж не кусается он, думаю?

– На вид – нет. Мирный парень. Глаза вот только какие-то… затравленные. У меня у пса такие были… перед тем, как издох.

«Ну вот тебе здрасьте», – Лена мысленно передёрнулась. Общаться с затравленным псом, да ещё с таким странным именем, не хотелось; у самой кошки на душе скребли. Но данное обещание тяготило. Нехотя Николина стала подниматься по лестнице.

Маша пригласила Ларису отужинать с ними. Из Москвы Маша привезла свежий батон и икру минтая на ужин, докторской колбасы для бутербродов на утро и банку варенья. Сладость была для неё; Виктор вообще сладкое не любил. В еде Кранчевский был очень умерен, довольствовался тем, что есть. Маша себя избалованной не считала тоже: из-за постоянной нехватки времени москвичи привыкли не есть, а перекусывать в любое время суток. Гостеприимно сделав предложение, теперь Маша переживала: достоин ли имеющийся у них ассортимент неожиданной знакомой. Привычек девушки Маша совсем не знала, а судя по даче…

Оглядываясь на богатство строения, полёт фантазии можно было распустить на долгие мили. Да и одета Лариса была явно не из ЦУМа.

«Такую юбчонку кроме как за границей или в „Берёзке“ нигде больше и не купишь, – Маша сразу заметила качество ткани, кружева, строчки. На отечественной фабрике из такой фурнитуры не шили, – Что же мне теперь на ужин выдумывать? Наверняка у Виктора в холодильнике лёд звенит.», – Маша посмотрела на жениха. Кранчевский, словно угадав её мысли, зачесал бороду:

– А правда, Лариса, оставайтесь. Я сейчас в магазин быстро сбегаю, хлебца подкуплю.

– Уже купила, – Маша требовала взглядом большей проницательности.

– Ну, тогда колбаски.

– И это есть, – Маша указала на принесённую сумку.

Виктор сдался:

– Тогда чего?

– Картошка в доме есть?

– Конечно! – быстро обрадовался юноша, засуетился, – Должна быть… точно.., – он затоптался на месте, словно забыл где у них может лежать картошка и стал размышлять вслух, – Мужики мои не всю ведь перед отъездом съели? – Извинившись, Виктор пошёл в дом на поиски. Не доверяя его убедительности, девушки проследовали за ним. Придя на кухню, картошку разыскали быстро, но её оказалось на жарку только на маленькую сковородку.

– Ничего, – заверил Виктор Ларису, – Вам хватит, а я себе макароны сварю. Мне привычно. Там ещё должны быть перцы, Юрок хотел мариновать, но уксуса не нашлось. А вообще маринованный перчик – это прелесть, правда, Лариса?

Ответить гостье не дала Маша, заявив, после поисков, что перцев нигде нет. Виктор с досадой зачесал затылок, глядя на Ларису из-под очков извиняющимся взглядом. Но Королёва совсем не расстроилась и, посмотрев с благодарностью на Виктора, потом на Машу, присела, как в поклоне перед царями, широко развела полы юбки:

– Спасибо вам, хозяева, за предложение, но я – на диете. Две недели в августе провела в Прибалтике, а там всё такое вкусное, что отказаться от мороженного или сливок не могла. К тому же спутник мой оказался специалистом по местным блинам, так что мы ими каждый вечер объедались. А блины в Паланге – с картошкой да со сметаной, да с грибами. У-ух, – Лариса сладостно зажмурилась. Виктор сглотнул слюну. Маша посмотрела на жалкий пакетик картошки в руках и вздохнула. Лариса открыла глаза, протрезвела, – Так что, спасибо, но картошки я не хочу. И вообще ничего не хочу, – Ларисе было ясно, что ребята живут небогато. Объедать не хотелось. И, как её не уговаривали, собралась уходить. Но не успела Королёва дойти до двери, как в зале раздался звонок входной двери.

– Ой, что это? – испугался Виктор, незнакомый со звуком.

– Это, Виктор, к вам кто-то пришёл, – Лариса указала на звонок под потолком, – Идите открывать ворота.

– Ты ещё кого-то ждёшь? – Маша подбоченилась, откладывая пакет с картошкой в сторону. Виктор почему-то покраснел, пожал плечами. Он, оказывается, совершенно не умел оправдываться:

– Да кого я жду, Маша? Может кто из соседей пришёл? Тогда, Лариса, может лучше вам их встретить? – Виктор встал за лестницу, ведущую на второй этаж, как спрятался. Проход к двери освободился полностью. Лариса кивнула и уверенно пошла к выходу.

– А может вас проводить? – крикнул Виктор вслед, когда девушка была уже снаружи. Маша тут же одёрнула юношу за руку и обожгла взглядом. Лариса, не видя этого, поспешно отказалась:

– Я не из боязливых, Виктор. Спасибо.

Делегация студентов и преподавателей, командированная на сельхзработы, приближалась к конечной точке прибывания – деревне Астапово, расположенной недалеко от границы Московской и Рязанской областей. Время перевалило за три часа пополудни, явно перебивая все прогнозы о продолжительности пути. Автобусы, гружёные и неторопливые, растянулись по дороге почти на километр друг от друга, попыхивая отработанным мазутом из старых, прогорелых труб. Чем больше продвигались на юг, там реже становились леса Подмосковья. Сначала, после Раменского, исчезли берёзовые колки, после Воскресенска стали реже видны хвойные. Доехав до Коломны все чаще на границе водоёмов живописные лиственные рощи из ольхи, вяза, ив раздвигали огромные равнины безлесья, пестрящего даже сейчас, осенью, разнотравьем. Выехав из Малаховки по Новорязанской трассе почти в одиннадцать, в час дня остановились где-то по пути, сразу за Луховицами, среди зарослей непаханых лесостепей пообедать кашей с мясом из консервных банок и хлебом, намазанным маслом. Перекусив, студенты весело забегали по кошме трав, где вперемешку со злаковыми сорняками, в виде неизменного мятлика, шуршащего метёлками семян, или прибитого к земле ковыля, предвестника сухого климата, прорастали подорожник, клевер, островками вклинивались кустики мать-и-мачехи, отчасти ещё в жёлтых цветах, отчасти в опустошённых ветром хохолках семян, повисших нарядно на листьях жёсткой осоки. Девчата сентиментально бросились собирать луговые цветы: находили в сплетении трав фиолетовые свечечки иван-чая, метёлки розги, большие жёлтые корзинки кипрея, клейкие ветки манжетки с закрытыми, кружевными по краям, коробочками, которые, когда их потрясывали, побрянькивали. Воробьёва набрала маленький букетик из низкорослых маслянистых лютиков, маргариток и цветов клевера. Маршал и Сычёва надёргали кустистые ветки цикория, предполагая, что растение пригодится для украшения комнаты, в которой придётся жить. Мальчишки смотрели на подруг с умилением то и дело отпуская реплики типа.

– Не губи природу своей слюной.

– Оставь красоту сусликам.

– Прекрати рвать подорожник впрок, он всё равно несъедобный.

В траве и вправду шуршали то и дело насекомые, грызуны, вспархивали птички, один раз даже проскочил заяц. Поля при приближении холодов пахли больше сеном, горечью, чем ароматами летнего разноцветья, но, уставшая в дороге молодёжь, словно обалдела от этих запахов и, после часового перерыва, с трудом снова впихалась в автобусы.

Продолжили путь вдоль многочисленных речушек и озерков. Дорога шла однополосная, земляная, местами как обычная тропинка, проложенная среди зарослей кустарников и высоких трав. Казалось, что автобусы всё дальше увозят людей от цивилизации. В островках лесопосадок проскакало стадо косуль, в пойме речки пробежали среди высокой травы куропатки, а с высокого берега попрыгали в воду бобры. Студенты, мало знакомые с дикой природой, выхватывали глазами любую её картинку, радуясь увиденному, как дети в зоопарке, представшие впервые перед вольером белых мишек.