— Ага, — уголок губ полез вверх. — Ты хочешь принять на себя чужую ошибку?

— Ну, — кивнула Инга.

Глаза оказались совсем рядом. Инге было видно, как в мутном стекле разлетаются в разные стороны миллионы зеленых молний.

— Видишь ли, малышка, взять на себя чужую вину — это, как ни крути, подвиг. А подвиги нынче в цене. Сможешь ли ты заплатить за подвиг ХОРОШУЮ цену?

— А что надо сделать?

— Делать-то как раз ничего не придется. Я никогда не прошу ничего делать. Я добиваюсь добровольного обмена. Итак…

На его ладони оказался самолет ивовой эскадрильи. Инга напряглась.

— Я тебе самолет, а ты мне, — его рука обвела окрестности, — все это.

— Деревья и забор? — удивилась Инга.

— Без выигрыша, — ухмыльнулся стеклянноглазый. — Мне нужны не сами предметы, а их краски.

— Это как? — испугалась Инга, потому что ничего не понимала.

— Хочешь увидеть? — хитро прищурился мальчик.

— Да, — согласилась Инга.

— Протяни руку, — прошептал он.

Не в силах сопротивляться, Инга протянула руку вперед и чуть вверх. В тот же миг из глаза мальчишки вылетела зеленая молния и больно ужалила ладонь девочки, а потом взорвалась, на мгновение ослепив Ингу. Когда девочка вновь обрела способность видеть, то долго трясла головой, но зрение осталось странно искаженным. Мир вокруг потерял цвета. Серое небо простиралось над головой. Под ногами тянулась серая земля. Кирпичи на стене ничем не отличались от прожилок цемента, разве что были чуть темнее. И даже асфальт, который всегда был серым, казался сейчас каким-то не таким.

— Вот и все, — пожал плечами мальчик. — Теперь ты знаешь цену подвига. Но слово еще не сказано. Тебе решать, останется самолет у меня или вернется… к кому бы то ни было.

— А зачем тебе краски? — вопрос звучал не слишком умно. Но от серого мира что-то важное спуталось у Инги в голове.

— Ну, ответ простой, — уголок губ загнулся еще выше. — Я знаю многих, которые готовы заплатить любую цену, только бы увидеть мир в двойных красках. Эти любители контрастности глотают таблетки, вводят в вены всякую дрянь, нюхают порошки, но никто из них не задается вопросом, откуда берутся двойные краски. А это я вымениваю их и предлагаю для нового обмена.

— Так ты не продаешь?

— Деньгами ворочают другие. Я только меняюсь. Я рожден для вечного обмена. В непрекращающихся обменах вся моя жизнь. Я исчезну, как только люди перестанут меняться.

— Мне страшно, — сказала Инга.

— Бояться как раз нечего, — вздохнул мальчик. — Я никогда не заставляю людей меняться. Они совершают обмен по доброй воле. Слово не сказано, ты еще можешь получить назад свои краски. Правда, это было бы слишком скучно.

Он презрительно поджал губы и взглянул на Ингу с явным вопросом.

— Не будешь скучать, — решилась Инга. — Я согласна меняться.

— Тогда пожмем руки, — кивнул стеклянноглазый и протянул свою.

Рука на ощупь оказалась сухой и мягкой, а пожатие скоротечным и сильным, но не костедробительным. Однако, властным, развернувшим ладонь Инги костяшками к земле.

Когда чужие пальцы соскользнули с ладони, на ней обнаружился потерянный самолет. Только теперь он был серым. Инга посмотрела на деревья, на разрушенные стены, на небо, на потрескавшийся асфальт и комья земли вывороченные экскаватором много лет назад. Цвета продолжали буйствовать и поражать своим многообразием, только утратили краски. Однако миллионы вариантов серого, начиная от почти белоснежного и заканчивая беспросветной чернотой, прекрасно выстраивались в панораму заброшенного уголка, затерявшегося в городских просторах.

— Он так и останется для меня черно-белой фотографией? — спросила Инга про мир.

— Давай по-дружески, — мальчик неожиданно рубанул рукой воздух. — Любой подвиг достоин награды. Ты можешь заслужить краски, но это будет весьма непросто.

— Как? — выдохнула Инга в радостном порыве, прогнавшем туман безысходности.

— Смотри, — мальчик достал из кармана хрустящий продолговатый пакетик.

Инга узнала фруктовый лед. Лимонный. Только лимон выцвел до состояния высохшего листа, а зеленые волны, обернулись цементными разводами.

— Сколько он стоит? — спросил стеклянноглазый.

— Рубля четыре, — протянула Инга.

— Сможешь заплатить?

— Смогу, — Инга вытащила двухрублевые монетки. Левой рукой мальчик забрал деньги, правой протянул мороженое. В тот миг, когда пакетик коснулся пальцев Инги, лимон снова стал желтым, а по глянцевой поверхности побежали зеленые волны, высветив сиреневую надпись «Фруктовый лед». Превращение оказалось столь неожиданным, что Инга чуть не выронила мороженое. Однако, летчицы, в отличие от изнеженных телевизионных героинь, не выпускают из рук вверенное на хранение имущество. Девочка, не отрываясь, смотрела на маленький кусочек радуги посреди серого мира.

— Видишь, — сказал стеклянноглазый, — все не так уж плохо. Краски совсем рядом. Надо только стараться не упустить их.

— Теперь ко всему, куда я прикоснусь, вернутся краски! — возликовала Инга.

— Вовсе нет, — дернулись губы мальчика, будто Инга сморозила глупость. Краски обретут только твои собственные вещи.

— Эй, эй, — возмутилась обманом Инга. — А платье так и осталось серым. И сандалии. И сумка…

— И все остальное, — бесстрастно закончил за Ингу мальчик. — А ты чего хотела?

— Но платье мое!

— Разве ты платила за него деньги?

— Мама платила. Это ее подарок на мой день рождения.

— Подарки не в счет. Подарки — это волшебство совсем иного рода.

— Так нечестно!

— Честно-нечестно ничего не меняет. Ты выбрала, а теперь возмущаться и требовать справедливости поздно. Запомни, малышка, цвета обретет лишь то, за что ты сможешь заплатить. Вот тебе повод не лениться, а копить деньги. Чем больше сумеешь заработать, тем больше красок вернется в твой мир. Вот так-то, девочка. Кто знает, может в один блистательный миг тебе удастся выкупить всю вселенную.

Мальчик снова повернулся спиной, показывая, что разговор окончен.

У поворота он обернулся.

— Ты ешь мороженое, ешь. А то растает, зря пропадет. Сейчас для тебя не те времена, чтобы разбрасываться красками.

Разорвав пакетик, Инга осторожно лизнула желтую прохладу. Казалось, такой вкуснотищи она никогда не пробовала. Ведь сейчас ее язык касался единственного в мире, цветного мороженого. А потом Инга купит еще одно, и еще. Пока не закончатся деньги. А потом…

Но Инга решительно прогнала мысли о столь далеком будущем. Первым делом надо спасать Райлану. Девочка посмотрела на серый самолет, ютившийся на ладони, и побрела на поиски летчицы с листа ивы.

— Держи, — Инга поставила самолет на сиденье скамейки и осторожно присела на краешек. У Райланы не нашлось слов. Она просто запрыгала вокруг обретенной машины. От маленькой фигурки протянулась длинная, черная, извивающаяся в диком танце тень. Закатное солнце красило весь мир в нежный багрянец. Только багрянец жил сам по себе, а Инга сама по себе.

Зумки посмотрела на самолет настороженно. Инге казалось, что ее подругу старательно вываляли в цементе.

— Как тебе удалось обмануть зеленоглазого? — тревожно спросила она.

— Никак, — равнодушно ответила Инга. Что было, того уж не вернешь. И две ее спутницы в подземном путешествии ничем не смогут помочь Инге. Сейчас они сядут в свои машины и улетят. А Инга пойдет домой. Теперь можно не бояться странного поведения мамы. И она постарается сделать так, что никто и никогда не узнает о потерянных красках. Мультфильмы станут не такими интересными. Впрочем, ничего страшного. Можно просто представить, что от дедушки принесли обратно старенький черно-белый телевизор. Когда-то все люди смотрели мультфильмы по черно-белому телевизору, и никто от этого не умирал. Не умрет и Инга. Ведь даже сейчас…

Инга внезапно вспомнила, что многие рекламы показывали в черно-белых цветах. Краски оживали либо в самом конце, либо собирались в один-единственный зеленый фломастер. Так значит стеклянноглазый выманил цвета не только у нее. Значит, есть и другие люди с потерянными красками. Вот бы разыскать, вдвоем можно сообразить, как выпутаться из всепоглощающей серости. А может остальные уже свыклись с черно-белым миром и побоятся расставаться с привычными тонами?