Главная особенность всех традиционалистских систем – незыблемость принципов стандартизации, включая стандартизацию личности. Независимая творческая натура очень неудобна иерархически устроенному обществу, потому что одним своим существованием представляет скрытую угрозу для всей системы. Не случайно в наставлениях для правителей своей страны философы-легисты[46] рекомендовали каленым железом выжигать племя бродящих артистов и музыкантов, будоражащих своим творчеством умы законопослушных граждан.

Вот уже добрый десяток лет, как достоянием русского языка стал термин «гражданское общество». Однако это понятие все еще имеет много общего с теорией относительности. В смысле: слышали все, но что это такое, мало кто понимает. Удивительно – мы заболтали термин мирового значения еще до того, как сумели осознать его смысл!

Между тем именно гражданское общество является чуть ли не единственной культурной альтернативой тоталитарному жизнеустройству. Знаете, почему среднестатистический россиянин не может понять суть западной демократии? Потому что в его сознании отсутствуют «рецепторы», способные зафиксировать этот феномен. Слепому человеку невозможно объяснить, что значит свет, глухому – что такое звук. Человеку, чье сознание основано исключительно на тоталитарных стереотипах, не объяснить, что такое демократия.

В начале нулевых, проводя теледебаты со старшеклассниками Томска (замечу, все они были отличники и ходили в лучших учениках), мы задали вопрос: «Кто главный в России?» Версий было не много: президент, правительство и лишь одна очень робкая идея насчет народа. В конце концов сошлись на том, что главным в стране должен быть, конечно, народ, но исполнять свои властные полномочия он может только через президента и правительство. Как говорится, устами младенца глаголет истина. Тут-то и обнаружилась главная особенность нашего национального менталитета – как нация мы склонны делегировать все свои социальные полномочия наверх: царю, политбюро, президенту. Мы все время ищем доброго менеджера вместо того, чтобы самим стоять на страже собственных интересов.

Привычка эта своими корнями уходит в седую старину. Помните летописи? Не было на Руси «наряду» (порядка, значит) – вот и обратились славянские вожди к варяжским князьям за помощью. Мысль, кстати говоря, была очень здравая: Рюрик по всем замыслам был действительно наемным менеджером и никак не посаженным царем. Ему и его дружинникам запрещалось иметь земельные наделы, а содержание заморского князя и его войска определялось строго установленным «даром». К сожалению, теория с практикой разошлись.

Для того чтобы понять, как работает западная демократия, есть смысл обратиться к историческому опыту Соединенных Штатов Америки. Возьму на себя смелость пересказать лекцию профессора Йельского университета Пола Браккена, которая, на мой взгляд, поможет увидеть не столько структуру, сколько динамику и логику функционирования гражданского общества.

Выступление профессор начал с утверждения, что Америку создали для себя «белые богатые мужчины», а также с тезиса о том, что США, в отличие от всего остального мира, изначально имели сильный бизнес и гораздо менее сильное государство. Такое положение достаточно долго устраивало американского обывателя, пока самые сильные бизнесмены не разделались со своими конкурентами.

В результате «естественного отбора» в начале прошлого столетия в Америке появились первые настоящие монополисты. Советскому поколению они известны по таким детским книжкам, как «Мистер Твистер», и несмываемым политическим ярлыкам вроде «акул мирового империализма». На практике это означало, что господа Морганы, монополизировавшие все железнодорожные перевозки, и господа Рокфеллеры, установившие контроль над всем нефтяным бизнесом США, капитально задавили обычного американского обывателя непомерно высокими ценами на бензин и транспортные перевозки. В своем конспекте я проиллюстрировал эту ситуацию – огромный сильный бизнес, маленькое ослабленное государство и малюсенький беспомощный человечек (рис. 11).

Как видно, неконтролируемый никем и ничем бизнес был готов раздавить рядового американца. Согласно марксистско-ленинской теории населению Америки ничего не оставалось, как установить диктатуру пролетариата, взять власть в свои руки и покончить с буржуазией как с классом. Однако в отличие от нас американцы пошли другим путем, создав третий полюс силы – эффективную систему институтов гражданского общества (рис. 12).

С помощью свободных выборов, свободных СМИ, профсоюзных и общественных организаций американцы привели к власти Теодора Рузвельта – президента, разрушившего монополию бизнеса и обеспечившего принятие антимонопольных законов. Государство, получив поддержку избирателей, заметно «подросло», бизнесу пришлось смириться с уздечкой, накинутой на него обществом. Самому Теодору Рузвельту такая реформа стоила нескольких покушений, но процесс, как говорится, пошел.

Чтобы расставить точки над i, необходимо раскрыть еще один секрет американской выборной машины. Как известно, обычно все избирательные баталии в США разыгрываются между демократами и республиканцами. В советские времена этому было дано очень простое объяснение: дескать, бизнес и государство в Америке – это одна шайка-лейка, или по-нашему «олигархия», вот они и делят власть между двумя «марионеточными» партиями, чтобы запудрить мозги рядовому гражданину. В реальной жизни все намного интереснее.

Дело в том, что сторонники Демократической партии в США – это, по сути, «государственники», те, кто живут на государственные пособия или зависят от государственных льгот и дотаций. Реально за демократов почти всегда голосует цветное население, все маргиналы и низшие слои среднего класса.

Сторонники республиканцев – это крупный бизнес и верхушка среднего класса США. Самый подвижный электорат страны – середина среднего класса. Именно за эту золотую середину и бьются на выборах две основные партии Америки, представляющие государственное лобби и лобби крупного бизнеса. А разводит их, говоря новорусским языком, простой американский обыватель, мыслящий не великими категориями общества несбыточной мечты, а на языке простого мещанского благополучия, главными составляющими которого являются все те же работа, дом, дети, семья, хобби и стабильность.

Прошу обратить внимание на одну существенную вещь – американцы не передали полномочия распоряжаться своей судьбой ни бизнесу, ни государству. Они создали третью суверенную силу – институты гражданского общества, построенные по самой страшной для тоталитаризма технологии – самоорганизации свободных граждан. Лишенное этой практики российское население так и остается населением, не превращаясь в самодостаточное, способное к самоорганизации сообщество.

Впрочем, за словом «лишенное» всегда стояла не просто абстрактная историческая традиция, а абсолютно конкретная форма русского государственного абсолютизма, всячески стремившегося задушить в народе любые позывы к реальному самоуправлению и самодостаточности. Совсем недавно, штудируя учебник по истории российского самоуправления, обнаружил, что бунт Пугачева начался из-за того, что самодержавная власть запретила выбирать атаманов!

Сам по себе термин «сообщество» (английская версия – community) абсолютно не цепляет наше сознание по той лишь причине, что у нас нет адекватного нашему времени национального аналога этому слову. «Община» не в счет: уж слишком архаичным оно стало для современников.

Хотя близкий аналог все-таки есть. Это слово «мир» – в том значении, в котором оно употребляется в выражении «делать всем миром». Вот только всем миром мы обычно не без успеха воюем, справляемся с разными напастями и т. п. Строить нормальную жизнь всем миром мы еще не научились. Точнее, нас никто этому не только не учил, но и выжигал каленым железом любые попытки стать самодостаточными.