— У вас есть все шансы создать аналог моему живому самоцвету, — сказала Виктори, — Обитатель этого камня начал просыпаться.

— Спасибо, миледи. Честно говоря, не ожидал. Письмо будет у Вас завтра утром, — спокойно сказал Гаудин, принимая шкатулку.

— Вернемся к основной теме, — напомнил Даррен, — мы предлагаем завтра же попытаться исследовать тот выход на Древние дороги, которым воспользовался граф Гэйр. Наши друзья сообщают, что к дому начали проявлять внимание не только мы. А это уже опасно, во всяком случае, для тех, кто согласился нам помочь. Милорд Гаудин, если захотите принять участие, приезжайте.

— Только не тащите с собой всю Серебряную бригаду, — закончил Сварог.

Квартал был богатый. По обеим сторонам широкой, мощеной булыжником, улицы стояли аккуратные двух- и трехэтажные особняки, затейливо украшенные по фасадам лепными украшениями и мозаикой, каждый на свой лад. Почти у каждого дома был разбит небольшой сквер, все деревья и кустарники заботливо подстрижены, а уж клумбы… Как будто здесь жили не золотых дел мастера, а лучшие в Снольдере садовники.

Владелец белого особняка, утонувшего в зелени деревьев, пожилой ювелир, встретил высоких гостей радушно, но без излишнего подобострастия, чем сразу понравился Сварогу. Он проводил посетителей в гостиную, и по просьбе леди Виктори, рассказал древнюю семейную легенду, с которой все и началось. Издавна от отца к сыну передавалось странное напутствие: «Не ходи в сумерках в парк, можешь не вернуться. Не все тропинки к дому ведут»… Несколько месяцев назад сын ювелира отправился вечером в парк — искать сбежавшую собачку своей жены. Искал он ее долго и вернулся не один, с ним пришел странный человек с потертым мешком за плечами и длинным мечом в узорных ножнах. Он-то, по словам сына, и изловил своенравную собачонку. Гость выглядел усталым и даже измученным, и обрадовался, как ребенок, вкусному домашнему ужину и теплой постели. Он сказал, когда все время в дороге, забываешь, что такое дом… А на следующий день гость ушел в город и не вернулся, а мешок с вещами остался. Гостя ждали почти месяц, потом решились изучить содержимое мешка. Там, на первый взгляд, не оказалось ничего необычного — просто вещи, необходимые в дороге. Морские карты в цилиндрическом футляре черной кожи, охотничий нож сложной, скорее всего, гномской конструкции, серебряная коробочка. Было и что-то еще, но, видимо, под действием магии, рассыпалось в пыль. Вот по этим-то вещам друзья герцогини и опознали хозяина. На чехле для карт было фамильное клеймо Гэйров.

— Милейший господин Бертольд, а вы не могли бы показать нам эти вещи, — попросила леди Виктори, — Его Величество мог бы внести ясность.

— Разумеется, — степенно кивнул ювелир, — одну минуту.

Карты оказались самыми обыкновенными, таларскими, но, тем не менее, вызвали бурю восторга у капитана Зо и графини Чари. Даже Гаудин не смог скрыть удивления.

— Да им же цены нет, Командир! — воскликнула вдова боцмана, — Это самые подробные карты Инбер Колбта, какие я когда-либо видела. А видела я их немало, уж поверьте мне.

— Верно, — согласился капитан «Божьего любимчика», — карты просто великолепные. Любой капитан отдал бы что угодно за такое сокровище. Это ведь и убежище, и тайный док, и Бог знает, что еще… Видите, тут множество всяческих знаков и отметок, кое-какие даже расшифрованы. Если как следует над этими картами поработать, то, что характерно, можно почерпнуть кучу новых сведений.

— Так… А возьмите-ка Вы все эти карты себе, — сказал, поразмыслив, Сварог, — из нас всех Вы самый опытный в этом деле, и Вам они нужнее. Если при расшифровке увидите что-либо важное, немедленно доложите мне.

Зо кивнул, осторожно сворачивая драгоценные карты и упаковывая их в футляр, на торце которого отсвечивал серебром фамильный бегущий конь Гэйров.

— Нож, по всему видно, гномы сработали, — сказал ювелир, рассматривая диковинный, о шести различных лезвиях, нож, — причем работа это старинная, сейчас такой и не найдешь, разве что у антикваров. Скорее всего, он с Сильваны. Видите, в рукоятку темные камни вставлены? Это черные опалы, а их добывают только на Сильване. А вот коробочка, — он достал плоскую, величиной с ладонь, шкатулку, — она для меня загадка. Сделана из серебра, но такого серебра ни здесь, ни на Сильване не добывают — видите, какой у него глубокий, бархатистый синеватый отлив. И узоры на крышке весьма интересные… Мне такой орнамент никогда не встречался.

— Вы считаете, что шкатулка не из нашего мира? — спросил Сварог.

— Скорее всего, — пожал плечами хозяин, — я показывал ее другим знатокам нашего дела, даже в Ремиденум возил, и все в один голос… Правда, мы так и не смогли открыть ее. Может быть, Вам это удастся.

Сварог протянул руку, и пальцы как будто сами легли в маленькие углубления по бокам коробочки. Легкое нажатие — и шкатулка распахнулась с тихим музыкальным звоном. Но она была пуста!!! Командир не смог сдержать разочарованного вздоха.

— А позвольте-ка мне, дорогой граф, — произнес Гаудин, аккуратно поворачивая шкатулку в пальцах, — Ага, кажется, понял. Тут двойное дно, господа. Минуточку… — он жестом фокусника извлек откуда-то из рукава тонкий стилет, поддел что-то внутри. Донышко, щелкнув, отворилось, и шеф Восьмого департамента извлек на свет Божий кусочек тонкого картона с изображением какой-то женщины.

Сварог, в изумлении, не мог произнести ни слова. Ведь это же фотография, самая обыкновенная фотография с Земли, думал он. Точно такая же была в семейном альбоме Сварогов, он помнил ее очень хорошо.

— Красивая женщина, — сказал Гаудин задумчиво, — Вы знаете ее, миледи?

— Нет, — дрогнувшим голосом ответила леди Виктори, — не знаю. А вы, капитан?

— Не видел никогда. Может быть, Командир, — Зо протянул Сварогу снимок.

Сварог знал. И, конечно же, никто из них не мог знать эту женщину. Елена Андреевна Ракитина, в замужестве Сварог… Мама, совсем молодая, подумал Сварог, наверное, снимок был сделан еще отцом… Она умерла за год до исчезновения Сварога из Монголии.

Но дать волю воспоминаниям не пришлось. Он даже не успел ответить на заданный вопрос — только автоматически захлопнуть и сунуть в карман шкатулку, потому что…

Бешеный порыв неизвестно откуда взявшегося ветра ударил в окна с такой силой, что стекла дождем посыпались вниз. Мгновенно воздух в комнате стал неимоверно сухим и горячим, как в пустыне. И почти одновременно во всех помещениях вспыхнул огонь: первыми занялись шторы, гобелены, драпировки, которыми, по новой моде были украшены комнаты. Огонь распространялся очень быстро.

Тренированные люди Сварога быстро сориентировались и повыскакивали на улицу — благо, второй этаж был совсем невысокий, прихватив с собой совершенно растерявшегося ювелира. Гаудин, наверно, успел десять раз пожалеть о том, что не взял с собой подкрепление. А хозяин дома в ужасе схватился за голову. Да это и понятно — про домочадцев-то никто и не вспомнил! А в горящем доме осталась жена ювелира и его маленькая внучка. И Сварог, не раздумывая, полез в пекло, видимо, сработали взращенные советским обществом рефлексы, вспомнилась, наверное, читанная когда-то в школьном детстве «Повесть о неизвестном герое». За ним, очертя голову, ринулась Мара. Вскоре она выскочила наружу, неся на руках отчаянно орущую, но живую и невредимую девочку.

Из окна третьего этажа что-то кричал Командир. Жена хозяина была без сознания, и он собирался спускать ее вниз при помощи магии. Что ему и удалось. Над спасенной уже хлопотали леди Виктори и Даррен, когда наверху что-то полыхнуло с новой силой, раздался оглушительный треск, просела крыша, и начали заваливаться внутрь стены дома.

Все с ужасом поняли, что Сварогу не выбраться, скорее всего, его завалило.

— А, чтоб тебя тридцать три дюжины морских чертей по всем статьям… — выругался капитан Зо и полез в горящий дом.

Сварог осознал, что оказался между молотом и наковальней: с одной стороны опасно накренившаяся стена, с другой — жадный огненный шквал. Куда ни кинь, всюду клин, как сказали бы на Земле. Неужели так глупо все закончится… Он был странно спокоен. Магия пока что позволяла ему дышать в этом дыму. И спасение почудилось ему именно в огне, куда Сварог и шагнул за неимением другого выхода, мимоходом успев удивиться, что пламя какое-то странное, совсем не горячее и пахнет свежескошенной травой…