Говорили о том о сем, вокруг да около; Алибала не заикался о чемодане, и Агадаи не знал, как к этой теме подступиться. В конце концов он спросил:

— Что это о твоем кубинском товарище ничего не слышно?

— Слышно, — ответил Алибала. — Дадаш звонил сегодня утром.

— Да? И что же он говорит?

— Что он может сказать? На всякий случай, приличия ради, справился о здоровье. Спросил о чемодане. Я-то ему на что? Да и кто я ему, чтобы он справлялся о моем горе?

— Своя рубашка ближе к телу, — согласился Ага-даи. — А ты не сказал, что держишь траур, что у тебя умерла жена?

— На что ему это знать?

— Надо было бы ему это сказать. Должен понимать, что человеческие чувства важнее его барахольных интересов. Ты потерял самого дорогого человека, а он об этом и не догадывается. Так пусть по крайней мере не звонит без конца, не надоедает.

— О чем говоришь, Агадаи! Он озабочен тем, что долго не возвращают чемодан. Тревожится. «Пойди, говорит, узнай, почему тянут. Может быть, чемодан уже в руках того человека, который хочет что-то получить? Так пусть не тянет, пусть скажет, сколько просит, сообщи мне по телефону, пошлю с Явузом или сам привезу».

— Я уверен, что дорожная милиция рано или поздно вернет чемодан, — сказал Агадаи. — В спекулянты тебя зачислить нелегко. Допустим, чемодан действительно твой. Мои ребята сказали, что вещи вез для них. Перехватили первый раз. А ты столько лет работаешь безупречно, награжден орденом Трудовой Славы. Вдобавок ко всему, такая уважаемая личность, как Мовсум Велизаде, написал твоему начальству лестный отзыв о твоей работе. Все это говорит в твою пользу.

— Не знаю, Агадаи, не знаю. Сегодня утром приходил Садых, мой напарник, с которым вместе работаем. Привез из Москвы индийский чай на поминки. Говорит, железнодорожная милиция затребовала характеристику на меня, и наше управление написало очень хорошую характеристику.

— Ну что еще хочешь? Теперь я на твоем месте позвонил бы в Кубу и сказал Дадашу, что требуется тысяча рублей, иначе тебя засадят как спекулянта.

— Но с меня никто ничего не требует, Агадаи! Зачем мне обманывать Дадаша и что делать с этой тысячей, если он даст?

— Что делать? Да ты возьми ее с него, а куда израсходовать, мы найдем. Как-то по телевизору показывали интересную картину. Наверное, ты тоже ее видел. Кажется, «Украли автомобиль» называется. Там один парень ловко крадет автомобили, купленные на нечестные деньги, продает их и переводит деньги в детские дома. Такие фильмы для чего показывают? Для того, чтобы люди смотрели и учились, брали пример. Так что возьми у Дадаша деньги. Может, подумаем и тоже переведем в какой-либо детский дом.

— Я не смогу, Агадаи.

— Да что тут такого?

— Не смогу, клянусь, не смогу клянчить деньги, врать. Мне чужие деньги не нужны, тем более деньги таких людей, как Дадаш, и детским домам не нужны, это же не сиротские приюты прежних времен! Государство заботится о детских домах.

В коридоре зазвонил телефон. Месмаханум, оказавшаяся рядом, сняла трубку, потом позвала Алибалу:

— Тебя просят.

Алибала вышел в коридор.

Звонил Асадулла-киши. Просил разрешения зайти. Повесив трубку, Алибала открыл дверь соседу. Старик, едва волоча ноги, но многозначительно улыбаясь, вошел, держа в руке две книги, сказал:

— Наверное, подумаешь, опять этот Асадулла со своими книгами, а тебе не до них. Но на этот раз я нашел кое-что для тебя интересное.

— Что я могу подумать, Асадулла-муаллим? Я всегда, в любое время вам рад. Пожалуйста, проходите в комнату.

Асадулла-киши поздоровался с Агадаи, с которым познакомился здесь в дни поминок. Агадаи встал и уступил старику свое место.

— Мне здесь удобно, — Асадулла-киши опустился на крайний стул и перевел дыхание. — В четверг я видел здесь очень почтенного человека… да, который позже пришел, да, с бородой. Понравился он мне. Рядом со мной сидел ваш старый сосед, кажется Эюб, да, разговорчивый такой. Так вот, он шепнул мне, что мужчина с бородкой — шейх-уль-ислам. Я сначала поверил, но все же сомнение какое-то оставалось, потому что лицо этого человека показалось мне знакомым, я где-то видел его. Я такой — если заинтересовался кем-нибудь, должен выяснить, кто он. — Старик многозначительно посмотрел на Алибалу и Агадаи. — И вот хочу преподнести вам сюрприз.

Ни Агадаи, ни Алибала не знали, что значит слово «сюрприз», и на всякий случай смолчали. Асадулла киши открыл одну из принесенных им книг и показал фотографию:

— Кто это? Посмотрите внимательно, не знаком ли он вам?

Алибала плохо видел без очков; прищурившись, он поднес книгу к глазам:

— Это Мовсум Велизаде.

Агадаи тоже посмотрел на фотоснимок:

— Да, это он. Что это за книга?

Асадулла-киши закрыл книгу и громко, прочел заглавие, написанное на обложке серебристыми буквами: «Мовсум Велизаде. История распространения ислама в Азербайджане и религиозные легенды и предания в нашей классической поэзии».

— Что, что? — переспросил Агадаи. Асадулла-киши еще раз протяжно, с расстановкой прочел название книги. Алибала сказал:

— Название я понял, но вот кое-чего не понял.

— Чего именно?

— Классическая поэзия и эти религиозные легенды и предания…

Агадаи подтвердил:

— И мне это не совсем ясно.

— Классическая поэзия — это те стихи, которые писали такие великие поэты, как Низами, Хагани, Насими. Что касается религиозных легенд и преданий, то Мовсум Велизаде имеет в виду легенды и предания, собранные в Коране. Например, «Юсуф и Зулейха».

— Что, «Юсуф и Зулейха»? — переспросил Агадаи. — Да это же сплошной дастан о любви! Разве он может быть в Коране?

— Может. И есть, можешь не сомневаться, уважаемый Агадаи. У меня есть Коран и на нашем, и на русском языках. На азербайджанский язык с арабского его перевел бакинский кази Мирмамедкерим Мирджафарзаде, напечатан в 1904 году в типографии «Каспий» Гаджи Зейналабдина Тагиева. На русский язык перевел известный ученый Игнатий Крачковский. Коран напечатан и в Москве в 1963 году. Так вот, в обоих изданиях имеется легенда «Юсуф и Зулейха»! Чтобы могли убедиться, могу дать любую из этих книг с условием возврата.

— Я этого не знал, — сказал Алибала.

— И ничего удивительного, дорогой сосед. Моллы много веков обманывали людей, не знавших арабского языка, и из Корана брали для проповедей только то, что их устраивало…

Алибала взял книгу, полистал ее, еще раз посмотрел на фотографию Мовсума Велизаде. Асадулла-киши сказал:

— Эту книгу он написал. В предисловии сказано, что академик Мовсум Велизаде — крупный специалист в области истории ислама и литературы Востока. Старик открыл вторую книгу. — А это избранные сказки из «Тысячи и одной ночи». С арабского на азербайджанский перевел Мовсум Велизаде. — Он приложил палец к надписи, набранной мелким шрифтом на титуле, и протянул книгу Агадаи: — Вот, прочти, тут сказано, что он переводчик и комментатор книги.

— Мовсум Велизаде?

— Да, именно он.

— Значит, — раздумчиво проговорил Алибала, — значит, Мовсум-муаллим большой ученый! А я думал — ахунд или шейх… И разговаривал с ним о всяком…

— И я тоже так думал. Этот Эюб сбил меня с толку. Но когда заговорили о Бермудском треугольнике, обратили внимание, как Мовсум Велизаде растолковал это удивительное явление природы? Будь он служителем религии, он сказал бы, что все, что творится на свете, творится по воле всемогущего аллаха, все в его власти, он все может, и не надо сомневаться в этом, грешно, и нельзя высказывать сомнения, если не хотите стать косоротыми…

Алибала закрыл книгу и вернул ее Асадулле-киши.

Снова зазвонил телефон, на этот раз продолжительно. Трубку снова сняла Месмаханум.

— Алибала, Куба вызывает. Асадулла-киши поднялся:

— Я пойду; поставил чайник, может выкипеть. — Кряхтя, вышел в коридор. Если хочешь, Алибала, я оставлю эти книги, посмотришь. Или унести?

— Унесите, Асадулла-муаллим, откуда у меня терпение прочесть их? В другое время посмотрю. — Алибала стоял с трубкой в руке, ожидая вызова абонента; старика пошел проводить Агадаи.