Алибала пригласил Явуза сесть, но тот не сел, пока не сел хозяин. На столе стоял посылочный ящик — Хырдаханум и Алибала готовили очередную посылку на Урал, ко дню рождения старшего внука. В эту поездку Алибала купил обоим внукам валенки, шерстяные джемперы. Каждый раз ко дню рождения одного из внуков подарки покупались обоим, чтобы никому не было обидно. Пахлаву и шекербуру Хырдаханум уже уложила, очередь была за фруктами.
Алибала снял ящик со стола и попросил жену приготовить чай.
— Я как раз поставила чайник, — отозвалась Хырдаханум с кухни.
— Я вас прошу, тетушка, не утруждайте себя. Я только кое-что скажу Алибале-ами и сейчас же уеду.
Хырдаханум, оставив без внимания эти слова, продолжала готовить чай.
— Так зачем же ты пришел, сынок? — спросил Али-бала.
— Алибала-ами, дядя дал мне ваш адрес и велел срочно ехать… Извините, что разбудил вас среди ночи, но дело спешное. Дядю Дадаша арестовали. Помочь некому, вся надежда на вас.
— Дадаша арестовали? — изумился Алибала. Хотя он и предполагал, что парень в желтой рубахе мог прийти в такой поздний час только по какому-то чрезвычайному, неотложному делу, ему и во сне не приснилось бы, что речь пойдет об аресте Дадаша.
— Пришли и забрали, — продолжал парень.
— За что?
— За то, что много вещей привез из Москвы.
— Сынок, тут что-то не то… Ты чего-то недоговариваешь… Не могут арестовать человека только за то, что он везет много вещей. — Алибала помолчал — По крайней мере ему сказали, в чем его вина, за что берут под арест?
Явуз не нашелся, что ответить; помолчав, он повторил:
— Дядю арестовали за то, что он привез много вещей… Не верят, что все это он купил для своей семьи, для знакомых и родственников. Ты, говорят, спекулянт…
— Вот теперь я понял, в чем дело… Дадаша в очень плохом деле обвиняют, сынок. — Глядя на гостя, понуро сидевшего перед ним, Алибала тихо сказал: Дело серьезное.
— Дядя не виноват. Соседи увидели, что он привез много вещей, и от зависти оговорили его.
Некоторое время оба молчали. На кухне слышался звон чайной посуды.
Наконец Алибала спросил:
— Какой же помощи ждет от меня Дадаш в этом деле? Я ведь всего-навсего проводник, не начальник какой-нибудь, приказать отпустить Дадаша не могу…
— Нет, Алибала-ами, если вы захотите, то можете вызволить дядю Дадаша.
— Каким образом?
— Стоит только сказать, что один из трех чемоданов ваш, и положение моего дяди изменится… Его выпустят. Так что вся надежда на вас, Алибала-ами. Поэтому он и послал меня к вам.
— Значит, по-твоему получается, я могу его выручить? Если скажу, что один из трех чемоданов мой, то Дадаша отпустят? — Алибала взглянул на парня. — Но тут такое дело, сынок… я-то в Баку, а чемодан где? Ведь меня спросят: как твой чемодан оказался у Дадаша? И сразу поймут, что вру. Как говорится, пойду поправлять бровь, а выколю глаз. Ни в чем не виноват, а навлеку на себя беду.
— Этого вы можете не опасаться, Алибала-даи, дядя на этот вопрос уже ответил, и начальник поверил ему.
— А что он сказал начальнику?
— Он сказал, что в поезде Баку — Москва работает его фронтовой товарищ, что вы случайно встретились, вместе ходили в Москве по магазинам, увидели в одном магазине эти чемоданы и купили их: он — два, а вы — один. Накупили товаров, сложили в чемоданы. Но в купе у соседей было много вещей, поэтому дядя пометил свои чемоданы и попросил вас поставить их рядом с вашим в служебном купе. Вы так и сделали. А в Хачмасе встречавший, — Явуз ткнул себя в грудь, — то есть я, не разобравшись, взял все три чемодана. Дядя попрощался с вами, а когда стал садиться в машину, увидел, что я забрал все три чемодана. Он схватил один чемодан, чтобы вернуть вам, но поезд уже тронулся. Вы стояли на площадке вагона и смотрели на станцию, дядя указал вам на чемодан и крикнул, что ребята по ошибке его захватили, но, может, вы не расслышали. По приезде домой дядя позвонил вам в Баку и сказал вашей жене, чтобы вы не беспокоились, ваш чемодан у него, завтра утром он его пришлет с племянником, то есть со мной…
— И в милиции поверили этому?
— Поверили.
Алибала почесал в затылке.
— Если поверили, то это большое дело. А другие чемоданы Дадашу ничего не сказали?
— Сказали. Но знакомые пришли к начальнику и подтвердили, что давали Дадашу деньги и просили кое-что купить из вещей. В милиции открыли чемоданы, в них действительно оказались названные вещи. Так что относительно этих двух чемоданов вопрос прояснился. Теперь остался только третий чемодан. Если вы поедете и скажете, что он ваш, дядю отпустят.
Итак, если выручать Дадаша, предстояло срочно ехать с Явузом в Кубу и сказать начальнику милиции, что он хозяин одного из чемоданов. Одним словом, соврать. Ну, допустим, он скажет, что этот вот чемодан его. А что в нем камни, железо, одежда или продукты, — он ведь и представления не имеет… Одно ясно: в чемодане вещи ходовые, Дадаш не стал бы за барахлом бегать по Москве да тащить его через всю страну в Кубу. Значит, стал ты, Алибала, хозяином одного чемодана, набитого бог весть чем. Раз уж Дадаш решил спрятаться за моей спиной, он с таким же успехом мог сказать, что и те два чемодана принадлежат фронтовому другу…
Алибала покачал головой: «Ну и дела! Этот странный парень Явуз ждет ответа… Если я скажу, что один чемодан мой, Дадаша отпустят… Дадаша отпустят, но арестуют меня? Выходит, чтобы спастись, Дадаш подставляет меня под удар? Не верится, что он может пойти на такое низкое дело…»
Невольно подумал Алибала о минувшем, о войне, вспомнил те незабываемые дни, когда они плечом к плечу с Дадашем сражались в одном окопе, ели из одного котелка, спали, прижавшись друг к другу, а порой, в минуты затишья, вспоминали минувшие дни. Тогда Алибала не замечал за Дадашем ни фальши, ни лжи, ни алчности. Но о послевоенной жизни своего фронтового товарища он, конечно, ничего не знал. Дадаш ничего о ней не рассказывал, а он не расспрашивал.
Видно, трудная минута настала, и Дадаш звал на помощь. «Если Явуз говорит правду, то от моего решения зависит, освободят Дадаша или посадят». Имеет ли он право в такую минуту оставить его без помощи?
— Так, говоришь, Дадаш сам послал тебя ко мне? — спросил он Явуза.
— Сам.
— Не знаю, что сказать тебе, сынок, я в затруднительном положении.
Явуз огорченно сказал:
— Дядя так на вас надеялся… Он был уверен, что вы…
— Сынок, наберись терпения и послушай меня до конца. Еще раз повторяю: взяться за такое дело нелег ко, и я никогда бы не взялся… Лишь ради того, чтобы вызволить Дадаша из беды, вернуть его к семье, я готов поступить так, как ты говоришь.
Явуз с чувством пожал руку Алибалы, лежавшую на краю стола, и горячо заговорил:
— Спасибо, Алибала-ами, что вы не заставили меня вернуться ни с чем.
Алибала был тронут тем, что Явуз так близко к сердцу принимает беду своего дяди.
— Но тут еще одна загвоздка, сынок. Если я поеду с тобой в Кубу и скажу в отделении милиции, что этот чемодан принадлежит мне, они, наверное, непременно спросят: скажите, товарищ Алибала Алиага оглы, что лежит в чемодане, если он ваш? Что тогда я отвечу? Начну заикаться и запутаю дело. За ложные показания меня как миленького посадят. Какая от этого будет польза Дадашу?
Явуз вытащил из кармашка желтой сорочки листок бумаги.
— Об этом не беспокойтесь, Алибала-ами. Вот тут опись всего, что есть в том чемодане. Ну, может быть, одна или две вещи забыты, не попали в список, но невелика беда, все ведь запомнить невозможно…
Алибала плохо видел без очков; он встал и принес свой старый клеенчатый футляр, вытащил и протер очки, заглянул в список.
— Вы разбираете почерк? — спросил Явуз. — Хотите, я прочту?
— Не надо, разбираю. — Алибала смотрел в список, и удивление все больше охватывало его. В длинном перечне значились названия вещей, а рядом — их стоимость. В чемодане, который он должен назвать своим, были джинсовые брюки, мужские рубашки, женское платье, французские духи. В конце листка крупными буквами было написано, что все товары — импортные.