Боб пожал плечами, протянув назад несколько купюр.

— Обождите, сейчас я вас запишу, так-так, та-а-ак…

Он раскрыл регистрационную книгу. Тараканы давно превратили ее желтые страницы в свое отхожее место, разбросав кое-где впопыхах свои конечности.

Тараканий сортир были густо расписан человеческими именами и фамилиями.

Стряхнув засаленным рукавом с книги пыль и останки насекомых, портье поскреб в незаполненной графе сломанным ногтем большого пальца, пытаясь по возможности отодрать от бумаги тараканью какашку. Ему удалось это ровно наполовину, но он успокоился и на этом.

Потом он поднял голову на стоявшего перед ним переодетого мужчину и, делая над собой усилие, чтобы не прыснуть со смеху, спросил:

— Ваше имя, мадам?

Терминатор понял, что в этом мире его принимают за женщину. Причину этого он установить не мог, но как самообучающаяся система высокого порядка решил принять навязываемые ему правила игры. Протянув через стойку руку, он выдернул у портье изо рта сигарету и капризным голосом женщины с набережной заявил:

— Меня зовут Бэмби, милый. И я не выношу табачного дыма. — Он разжал пальцы, и окурок плюхнулся в стакан с виски.

Портье исподлобья бросил на него свирепый взгляд: какой-то педик будет им командовать! У Боба моментально испортилось настроение.

Он уже собирался встать, чтобы двинуть наглецу по челюсти, но тут их глаза встретились, и портье похолодел. Никто и никогда раньше не смотрел на него с таким жутким выражением, в котором недвусмысленно угадывалось желание изнасиловать его в самой извращенной форме. Явись сейчас за ним сама Смерть — и та глядела бы ласковей.

«Привет вам с кисточкой, — подумал портье, — да ведь он активный. К тому же не иначе как с садистским уклоном!»

У Боба Конрада пересохло в горле. Он поспешно опустил глаза. Взялся было за стакан с виски, но его отпугнул плавающий там окурок.

— П-простите, мэм, — дрожащим голосом промямлил Боб. — Я и сам-то не очень люблю, знаете ли… это самое…э-э… курить, вообщем. Давно собирался бросить. Сегодня же брошу. Клянусь коренным з-зубом. Нет, двумя зубами. Вот, убедитесь.

Он зацепил указательным пальцем за щеку и, завернув десну, показал на крайний зуб слева. А потом на тот, который справа.

— Сеодняжебошу, — промычал он.

— Я рада, — сказал Терминатор, кокетливо поправляя прическу.

В действиях переодетого мужчины было что-то от робота. Несмотря на фривольный тон, каким была произнесена фраза, Боб не смог заметить у него на губах даже намека на улыбку.

Портье трясущейся рукой протянул ему ключ от комнаты, пожелав спокойной ночи.

Когда новый постоялец прошел наверх, Боб тут же свернул из куска газеты самокрутку, сыпанул из спичечного коробка на ладонь щепотку белого порошка и, приставив бумажную трубочку к ноздре, медленно и с наслаждением втянул в себя кокаин.

— Ей-богу, брошу курить. Зачем мне это нужно? — пробормотал он, с надрывом захихикав.

Не прошло и получаса, как Боб вновь увидел в холле этого странного мужчину в шубе. Теперь он был в темных очках, что в еще большей степени делало его похожим на женщину.

Человек, назвавший себя Бэмби, виртуозно вышагивал в дамских туфлях, в меру покачивая бедрами.

Портье едва не разобрал смех. Он хотел похвастать, что окончательно завязал с курением, и заодно поинтересоваться, куда это направляется мадам на ночь глядя. Но тут Терминатор обратил к нему свой анфас и приспустил очки.

Язык у Боба онемел. Хоть он и был сейчас под кокаином, но его бравада мигом улетучилась от одного взгляда этого громилы с холодным, словно вырубленным из куска айсберга лицом.

Запечатлев физиономию портье на видеопленку для всемирной истории, Терминатор ни слова ни говоря поправил очки, бросил на стойку ключ и вышел на улицу.

С облегчением вздохнув, Боб заворчал себе под нос, раскачиваясь на стуле:

— Подумаешь, куклу Барби из себя строит. Придурок! Напялил на себя бабье тряпье и рад до смерти. Тоже мне красотка! Видали мы таких. Они тут косяками ходят. Такой, главное, мордоворот — и никакой косметики. Тьфу! А глянет — хоть под стол лезь…

— Чего бубнишь, Боб? — раздался рядом тоненький голосок.

Портье в испуге поднял глаза.

— А-а, это ты Тони, — протянул он, с облегчением вздохнув. При виде этого низкорослого паренька с бледным женственным лицом и длинными волосами, завязанными за спиной в косичку, в прококаиненной голове Боба родилась ехидная мыслишка. — А у меня для тебя подарочек припасен, малыш.

— В самом деле?

— Представь, в нашей конюшне новая лошадка объявилась. Закачаешься.

— Да ну? — недоверчиво сощурил глаза парень. — Надеюсь, двухметрового роста и с волосатыми ногами?

— Вот именно, с волосатыми. И двухметрового роста. Не упусти свой шанс, малыш.

— Разыгрываешь?

— Да зачем мне в самом деле?

Поняв, что Боб не шутит, Тони вдруг заволновался.

— И где она, твоя красотка?

— Пошла прогуляться. Не переживай, думаю, скоро вернется. На таких каблуках далеко не уйдешь.

— Она сняла здесь номер?

— Угу.

— Опиши мне ее по-подробнее, — взмолился Тони.

Когда он ушел, Боб прыснул в кулак. То-то будет представление! Вряд ли этот хмурый постоялец в шубе придется Тони по вкусу. Ну, ничего, в темноте они как-нибудь да найдут общий язык.

Представив себе эту пикантную картину, портье захохотал в голос. Потом не глядя глотнул из стакана виски и чуть было не подавился окурком.

В заброшенном парке на краю пустынной аллеи по холодным каменным плитам ползает девочка лет пяти. У нее ангельское личико и глаза цвета крем-брюле. Эти глаза очень идут к ослепительно белому платью, что свисает с хрупкого детского тела.

В руках у девочки разноцветные мелки. Она рисует дом. Двухэтажный дом с покосившимися стенами и перекошенной крышей. Его окна наглухо забиты досками.

Девочка так увлечена своим рисунком, что не замечает ничего вокруг. Ни каркающих в вышине ворон, ни пробегающих по плитам пауков.

И кажется, ей нет никакого дела до человека, что притаился в соседних кустах. Он сидит на корточках, украдкой поглядывая на девочку. На нем красно-зеленый свитер и черная шляпа. Правую руку украшает перчатка с ногтями-лезвиями. Человек задумчиво шевелит пальцами, машинально срезая с веток кустарника головки увядших цветов. Его душат воспоминания.

Он узнал этот дом. Когда-то в этом доме злая девочка по имени Нэнси Томпсон разбила об его голову кофейник. И если бы все этим ограничилось! Так нет же, она переломала ему ребра тяжелым молотом, подвешенным за дверью; взорвала под потолком лампочку, усыпав его картечью; и, вдобавок ко всему прочему, облила с головы до ног бензином. Он тогда хотел было ей сказать, что детям лучше не шалить со спичками, но не успел. И вспыхнул как рождественская елка.

Трудно забыть такое. Простить, конечно, можно. Но забыть… Едва ли.

Между тем девочка с глазами цвета крем-брюле продолжает рисовать и выводит над домом кривой диск солнца. Закрашивая его в кроваво-красный цвет, она тоненьким голоском напевает:

— Распятий не нужно, черт побери, — невольно бормочет человек в кустах, залязгав зубами.

Заслышав странный звук, девочка проворно вскакивает с колен и озирается по сторонам.

— Фредди, Фредди, — ласково зовет она. — Иди сюда, Крюгер. Я нарисовала тебе домик. Тебе там будет хорошо.

Ее глаза пронзают насквозь редкий кустарник, ловят взгляд человека в шляпе и смотрят на него в упор.

Поняв, что он обнаружен, Фредди Крюгер с диким воплем выпрыгивает из своего укрытия на дорожку и бросается бежать вверх по аллее. Скорее прочь от дома с поехавшей крышей и девочки с глазами цвета крем-брюле.