Превратившись в своеобразный памятник снежному человеку, Фредди Крюгер сделался настоящей местной достопримечательностью. Вокруг него постоянно крутились любопытные пингвины. Взирая на него снизу вверх, они разводили крыльями и о чем-то громко переговаривались, будто спорили.

Вскоре среди пингвинов стало традицией сразу же после утреннего пробуждения навещать Крюгера, чтобы почесаться клювом о его ледяные колени. Но они приходили сюда и в течение дня: кто поодиночке, кто парами, а чаще целыми экскурсиями. Приходили и подолгу смотрели в его незамерзающие, и оттого вечно подвижные, бешено вращающиеся глаза.

Неоднократно к подножию Крюгера наведывалась семья белых медведей — медведь с медведицей и двумя медвежатами. Отец семейства благоговейно обнюхивал его, но всякий раз почему-то признавал несъедобным.

А медвежата пользовались Крюгером, как удобным столбиком. Лед на его ботинках тогда подтаивал, но не настолько, чтобы он мог сдвинуться с места.

«Проклятые медведи, — бесился про себя Крюгер. — Чтоб вы обоссс…», — но мысли стыли на лету, не давая додумать себя до конца.

Что касается медведицы, то ей очень нравилось, вставая на задние лапы, облизывать Крюгеру заиндевелый нос. Должно быть, она находила это забавным. Но Фредди не отвечал ей взаимностью, хотя бы потому, что не видел в ней женщину; да и он вообще предпочитал малолеток. Но медведица на него ничуть не обижалась, особенно старательно и долго вылизывая ему самый кончик носа.

Заканчивалось это лизоблюдство обычно тем, что медведь раздраженно дергал супругу за куций хвост и, глухо ворча, уводил все семейство в пургу.

Фредди Крюгер мог бы простоять как истукан еще целую вечность. Но через полторы недели на побережье обрушился ураган, часть льдины с Крюгером откололась от материка, и он пустился дрейфовать по просторам Атлантического океана.

— Ого, смотрите-ка, Оззи! — воскликнул Бабс, опуская бинокль. — Что это там плывет?

Капитан Оззи подавил зевок.

— Кусок дерьма.

— Я серьезно. Ей-богу что-то непонятное.

— Ну, хорошо. Дайте сюда! — капитан вырвал у него из рук бинокль и приложил к глазам. — Где чего плывет? Ничего не вижу.

— Да вон там, — Бабс забежал Оззи за спину и, схватив за уши, повернул ему голову на юго-запад.

— Похоже на оторвавшийся буек, — флегматично заметил капитан.

Заслышав их разговор, в рубку вошел боцман Кики.

— Может, это айсберг? — предположил он.

— Может, и айсберг, — пробормотал Оззи, крутя колесико бинокля. — Да нет же! — вдруг воскликнул он. — Это статуя.

— Да ну?! — поразился Кики. — Можно глянуть?

Оззи протянул ему бинокль.

— Точно, статуя, — подтвердил Кики. — А как на солнце блестит… Красота-то какая!

Оззи с иронией посмотрел на облизывающегося боцмана.

— Женская, что ли? — спросил он.

— Что?

— Статуя.

— Трудно сказать, — ответил Кики без тени улыбки. — Надо подплыть поближе.

— Камрады, стойте, а вдруг — ловушка? — засомневался Бабс, который, хотя и был выше их на целую голову и весил добрую сотню кило, особой храбростью не отличался. — Ей-богу, это ловушка.

— Потише, Бабс. Не паникуйте, — предостерег Оззи.

— При чем здесь «не паникуйте»? А если в статую вмонтирована бомба?

— Никогда не слыхал ничего подобного, — заявил Кики.

— Вот и не услышишь. Взрывом уши оторвет, — и не услышишь!

Кики пожал плечами. Но тут взорвался капитан Оззи. Выпучив глаза и выпятив грудь, он заорал во всю силу своих легких:

— Матрос Бабс! Вашу мать! Смирно!

Бабс сразу же вытянулся в струнку, вернее сказать, в басовую струну, и сделал «руки по швам».

— Отставить разговоры! Отставить паникеж! Первый же, кто наложит в штаны, полетит за борт. В океан, буль-буль к китам-касаткам. И будет ими съеден и обглодан. Понятно?

— Так точно, мой капитан! — в один голос выпалили Бабс и Кики. Последний тоже на всякий случай встал по стойке «смирно».

— Ну вот и отлично, — продолжал Оззи, меряя узкое пространство рубки своими кривыми ногами. — Мы приблизимся к этой статуе и выясним, что она из себя представляет. И что хотел сказать художник. И много еще чего. Вот так. Считайте, что это приказ!

— Слушаюсь, мой капитан! — опять в две глотки проревели Кики и Бабс.

— Вы вот что, боцман, — Оззи ткнул пальцем в худой живот Кики, едва не коснувшись изнутри его позвоночника. — Чего ждете? Особого приглашения? Заводите мотор!

— Есть, мой капитан!

Кики взялся за ключ зажигания, резко провернув его по часовой стрелке.

Стало слышно, как в машинном отделении взревел двигатель. Яхта задрожала всем своим металлическим телом, готовая в любую минуту тронуться с места.

— А мне что делать? — спросил великан Бабс, непринужденно отковыривая носком ботинка от капитанского мостика резиновый коврик.

— Взять оружие и занять позицию на баке. Возможно, придется стрелять. На поражение. Но предупреждаю: только по моему приказу.

— Есть, мой капитан.

Бабс раскланялся и оставил рубку.

Боцман Кики взялся за штурвал, и, развернув яхту, направил ее навстречу таинственному объекту.

По мере того, как расстояние между ними сокращалось, капитан Оззи то и дело прикладывался к окулярам бинокля и вдруг удивленно присвистнул:

— Ого! Да это вовсе никакая не статуя.

— А что же? — спросил Кики.

— Обледенелый человек.

— Да ну?! Мертвец, значит?

— Как сказать. У этого «мертвеца» почему-то глаза бегают и пар изо рта идет.

— О, Господи… — Кики побледнел. — Может, «полный назад», капитан?

— Полный вперед, боцман! Нас трое, а он один. Чего нам бояться?

— Он шпион. Он специально подослан. Он нас продаст.

— Молчать! Отставить разговоры! Теперь я отчетливо вижу, что у него подняты вверх обе руки. Что это, по-вашему, означает?

— Он сдается?

— Точно. Это будет наш первый военнопленный.

— Вот здорово! Кажется, пора тормозить, а не то мы в него врежемся.

— Стоп машина! — скомандовал Оззи.

— Есть, стоп машина.

Катер плавно сбавил ход и остановился у края льдины, которая представляла собой неровную площадку размером с небольшой плот. Основная ее часть находилась под водой, уходя в глубину метра на два, что придавало льдине определенную устойчивость. Именно поэтому Крюгер на всем протяжении своего дрейфа неизменно возвышался над поверхностью океана, а не бултыхался вниз головой.

Крюгер стоял, задрав кверху руки и отчаянно вращал зрачками. Он был закован в лед, совсем как средневековый рыцарь в латы, разве что лицу его не доставало благородства облика рыцарей Круглого стола.

— Сбегайте за ломом, Кики. Надо будет отколоть это чучело, — сказал Оззи.

Кики бросился на корму за инструментом.

Капитан вышел из рубки на палубу. Сидевший на баке Бабс привстал, держа автомат на изготовку и красивым жестом навел дуло на Крюгера:

— Что, капитан, замочим Санта-Клауса?

— Ни в коем случае. Мы его допросим, а там решим, что делать: к касаткам отправить или ухой накормить.

Оззи зацепил за край льдины багром, чтобы та не отплыла от яхты. Прибежал Кики, вооруженный ломом.

— Вот, — он протянул инструмент капитану.

— Что «вот»?

— Лом.

— Я вижу, что не швабра. Лезьте теперь и откалывайте.

Кики покосился на Бабса.

— Может, лучше не мне? Бабс все-таки поздоровее.

— Он слишком тяжелый, — возразил Оззи. — Вы хотите, чтобы льдина перевернулась?

— А я плавать не умею, — жалостливо пробасил Бабс, поглаживая автомат, как любимую кошку.

Кики вздохнул, перебрался через бортик и подошел к Крюгеру.

— Ну, чего глаза-то вылупил?! — крикнул он. — Шпрехаешь, гад, куда попал? Как вмажу сейчас ломом, узнаешь…

— Кончайте трепаться, Кики, — оборвал его Оззи. — Давайте работать.