– Видать, Теодорик отшвырнул его от себя, – предположил Фома, указывая на испачканный кровью камень.

Блуд кивнул.

– Должно быть. Хоть одного убивца постигла Божья кара.

– Пойдемте скорее отсель! – воскликнул бледный Мстиша.

Добравшись до собора Святого Ильи, они сразу поняли, что храм не пострадал.

– Должно быть, смутьянов устрашила судьба Беспута, – заметил Мстиша.

История, о которой он вспомнил, случилась в конце прошедшей зимы. Известный в Киеве вор по прозвищу Беспут, решив ночью поживиться в соборе Святого Ильи, был поутру найден там мертвым, с перекошенным от ужаса лицом. Почему это случилось, Фома узнал от причетника38, с которым имел дружеские отношения. Виновным в гибели Беспута оказалось било – большая металлическая пластина, в которую ударяли колотушкой для того, чтобы известить прихожан о начале службы (колоколов на Руси еще не было). Это самое било возьми и упади с жутким грохотом, отчего у забравшегося в храм вора случился разрыв сердца. Но о настоящей причине гибели Беспута знали единицы, а по Киеву быстро расползлась молва, что вороватого малого самолично убил христианский Бог, возмущенный незаконным вторжением в свое святилище. Неудивительно, что народ побаивался приближаться с дурными помыслами к христианским храмам.

– Устрашились язычники Господа Иисуса, – согласился с другом Блуд.

Никого из священнослужителей не было: они убежали, не забыв, однако, запереть дверь на замок. Вокруг храма ездили дружинники, а один из них, христианин Стефан Угрин, подскакал к Блуду и, поздоровавшись, быстро проговорил:

– Князь, как узнал о смуте, сразу послал нас усмирять чернь. Hab39! Добро, что мы вовремя поспели.

– Вовремя да не совсем, – вздохнул Блуд. – Возле ручья лежат двое погубленных христиан – воевода Теодрик и его сын.

Стефан перекрестился.

– Упокой их Господи! Мы заберем тела, чтобы похоронить, как полагается по нашей вере.

К собору подбежали два причетника. Прочитав дуэтом молитвы, они отперли двери и нырнули внутрь храма.

– Хоть бы один протоирей пришел, – забеспокоился Фома. – Да и дьякону не мешало бы уже быть здесь. Неужто в столь великий праздник обедни не будет?

– Будет обедня! – уверенно заявил Угрин.

Он быстро переговорил о чем-то с другими дружинниками, после чего куда-то ускакал. А тем временем возле храма начали собираться испуганно озирающиеся прихожане.

– Зря люди боятся, – заметил Мстиша. – Дружинники смутьянов разогнали, и новой смуты уже не случится.

– Виновники смуты – волхвы и кудесники нечестивые, – буркнул Фома.

Блуд кивнул.

– При княгине Ольге они не решались баламутить народ.

– Решались, – возразил Мстиша. – Токмо княгиня все бунты пресекала на корню. Варяжко тоже не дает волхвам потачек, и за каждым из них надзор учинил.

Фома покачал головой.

– Видать, худо над ними надзирают.

– Народ взбаламутили пришлые кудесники, – сказал Мстиша. – Они недавно явились в Киев.

– Не о них ли молва идет, как о чудодеях? – спросил Блуд.

– О них, – коротко ответил Мстиша.

Он явно чего-то не договаривал. Блуд хотел продолжить расспросы, чтобы в конце концов выпытать у друга, что тот пытался скрыть, но их беседу прервало возвращение Стефана Угрина. Довольный дружинник медленно ехал на своем кауром жеребце и вез позади себя одного из священников собора Святого Ильи. За ними пешком следовал кряхтящий дьякон.

Фома облегченно вздохнул:

– Не останемся мы в великий праздник без обедни.

Спустя пять дней после кровавой Пасхи Мстиша позвал Блуда поохотиться вместе с ним и Лютом. Выехали они из города затемно, а рассвет встретили в поле. Утро выдалось погожим, и охотники надеялись на хорошую добычу. Однако охота не задалась, отчего настроение у всех испортилось. Особенно злился Лют.

– Разве же в здешних лесах еще осталось зверье? – ворчал он после очередной неудачи. – Нынче добычу можно сыскать токмо во владениях древлянского князя. Нам бы там поохотиться. А давайте-ка и впрямь порыскаем возле Искоростени40 – авось, воротимся в Киев не с пустыми руками.

– Коли воротимся, – отозвался Блуд. – Стоит князю Олегу прознать о том, что мы в его владениях, нам конец.

Лют презрительно хмыкнул:

– А ты уже и в штаны наложил?

Блуд побагровел от гнева. Повернув своего коня, он подъехал к Люту и процедил сквозь зубы:

– Мне страх неведом. А коли ты в том сомневаешься, можешь проверить – но токмо так, чтобы князей не впутывать. Неужто тебе, дурья башка, неясно, что наша охота в древлянских лесах может обернуться ссорой али даже войной меж Олегом и Ярополком?

– Верно! – поддержал друга Мстиша. – Негоже, братец, нам подводить князя Ярополка. Батюшка на нас обоих осерчает.

Напоминание об отце подействовало на Люта, и он больше не настаивал на продолжении охоты во владениях древлянского князя. Всю свою злобу старший Свенельдович принялся изливать на раба по имени Выскирь – долговязого, рыжего парня с зелеными кошачьими глазами.

– Толку от тебя нет! Совсем обленился, пес! – орал Лют, хлестая раба плеткой и пиная ногами.

Под Выскирем покачивалась, готовая, казалось, вот-вот рухнуть лошадь, но он сам сносил удары Люта так, словно ничего не ощущал.

– Не покалечил бы мой братец Выскиря, – озабоченно сказал Мстиша Блуду.

Тот осведомился:

– Почто Лют так на раба гневается?

– У Выскиря нюх на зверье. Благодаря его чутью нам прежде случалось и рогача41 убить, и секача затравить, а то и медведя поднять на рогатины, а нынче мы остались без добычи, за что Лют и попрекает Выскиря.

– Зря попрекает. Охота, как и любое дело, не всегда зависит от чьего-то старания и умения.

– Не все в воле людей, – согласился Мстиша.

– Все в воле Господа нашего Иисуса, – пробормотал себе под нос Фома, который, как всегда, сопровождал Блуда.

Внезапно Выскирь сообщил:

– Здесь был рогач.

– Давно был? – встрепенулся Лют.

– В полдень.

Задрожав от нетерпения, Лют стегнул Выскиря по спине.

– Вперед, собака!

– Погоди! – подал голос Блуд. – Излишняя спешка до добра не доводит!

Лют не обратил внимание на это предостережение. Он принялся бить плетью лошадь Выскиря, заставляя ее скакать во весь опор по лесным зарослям. Как и предсказывал Блуд, ничего хорошего из такой спешки, не получилось: олень сумел уйти, оставив охотников ни с чем.

– Мой братец сам виноват, – заметил Мстиша. – Он поднял шум на весь лес и спугнул рогача.

Но Лют не умел признавать собственные ошибки. Всю ответственность за неудачу он возложил на беднягу Выскиря. Раб был бы забит до смерти, если бы за него не вступились Мстиша и Блуд.

Приближался вечер, и продолжать охоту не имело смысла. Уставшие охотники решили остановиться на ночлег в становище. Уже почти стемнело, когда они подъехали к поселению, в центре которого стоял окруженный высоким частоколом двор. Выбирающиеся из изб люди смотрели на всадников без особого любопытства, ибо, благодаря близости становища к Киеву, появление в нем гостей не являлось большим событием. И особенно часто здесь бывали охотники.

За частоколом располагался двухэтажный дом с двумя теремами. Навстречу въехавшим в ворота гостям с крыльца спустился коренастый, мужчина лет сорока, в холщевой свите. Это был здешний тиун42 Гомол.

– Добро пожаловать, дорогие гости! Добро пожаловать!

Как и все тиуны, Гомол был сообразительным малым. Он сразу понял, что перед ним охотники-неудачники, поэтому не сказал ни слова об охоте. Тиун позвал гостей отужинать и пообещал истопить для них баньку.