Горница представляла собой небольшое помещение с одним окном. Кроме высокого резного табурета и двух массивных дубовых лавок в ней ничего не было.

Отрок зажег свечи, поставил подсвечник на одну из лавок и вышел.

«Уже ночь наступила», – машинально подумал Блуд, глянув в темное окно.

Князь опустился на табурет.

– Садись, Блуд! Хочу с тобой потолковать.

Расположившись на одной из лавок, Блуд приготовился слушать князя, но тот почему-то безмолвствовал. Ярополка был смущен, как будто стыдился того, что хотел сообщить. Молчание затягивалось, и Блуд невольно принялся разглядывать деревянную резьбу на стене. В затейливых узорах при внимательном рассмотрении можно было увидеть кресты.

«Наверняка сия резьба осталась со времен княгини Ольги», – предположил Блуд.

– Трудно мне, – заговорил, наконец, Ярополк. – Прежде за меня решал Варяжко, а нынче самому надобно во все вникать.

Он опять замолчал и тяжело вздохнул. Молчал и Блуд, соображая, куда клонит князь.

– Ты ведь христианин? – задал Ярополк неожиданный вопрос.

– Христианин, – ответил Блуд с недоумением, поскольку никогда не скрывал своей принадлежности к христианам.

– Я тоже хочу принять христианство, – сообщил Ярополк, – но токмо не от греков, как моя бабка, а от Рима.

В то время христианская церковь еще не разделилась, хотя в ней уже существовали два соперничающих центра – Константинополь и Рим. Нередко случались споры священнослужителей, однако при этом отсутствовал тот антагонизм, который станет главной чертой в отношениях двух ветвей христианства, три-четыре века спустя. Люди не духовного звания вообще не видели разницы между греческим и римским пониманием веры в Спасителя. Блуд тоже отнесся спокойно к заявлению князя.

– Варяжко, хоть сам и не христианин, уговаривает меня принять новую веру, – продолжил князь. – Дескать, тогда нам станет проще и с греками, и с немцами, и с иными сильными народами дела иметь. А чернец18 немецкий Гервазий обещал сосватать за меня девицу из рода короля Оттона, коли я стану христианином. Мне и самому хочется поклоняться вашему Иисусу, ибо, признаться, от наших богов нет толка.

Блуд пожал плечами.

– Ну, так прими христианство. За чем же дело стало?

– За тем, что я княжу над русскими людьми, а многие из них не приемлют христианскую веру.

– Однако же бабка твоя, княгиня Ольга, окрестилась.

– Бабка правила не за себя. А отец мой, как ты помнишь, не желал отрекаться от наших старых богов в первый черед из-за дружины. Бояре тоже стоят за исконную веру. А князю нельзя с боярами и дружиной ссориться. Не забывай, что у меня есть братья, кои могут захотеть киевского княжения.

– Твои братья еще малы.

– Не так уж они и малы. Олег всего на год младше меня, а Владимир – на три года.

Блуд сообразил, что у него представление о братьях Ярополка почти семилетней давности. Когда он видел их в последний раз, Олегу исполнилось десять лет, а Владимиру – восемь, теперь соответственно первому было около семнадцати лет, а второму пятнадцать.

– Да, летит время. Кажись, совсем недавно вы были мальцами, а нынче уже того и гляди женитесь.

– Олег во Вручии19 уже женился и даже сына родил, – сообщил Ярополк. – Владимир тоже собирается взять себе жену.

– И на ком женился древлянский князь?

– На дочери одного из своих бояр. Олег с тестем ладит, но главные советчики у него – волхвы.

– А пестун древлянского князя куда делся?

– Его Олег, будучи в гневе, прибил насмерть. Больно уж вспыльчив мой братец.

– Да, он с малолетства был несдержан, – согласился Блуд.

– А вот Владимир другой, – продолжил князь. – Мой младший братец себе на уме, и я, по чести молвить, боюсь его даже больше, чем Олега.

– А Добрыня живой? – поинтересовался Блуд.

– Жив ловкач, – ответил со вздохом Ярополк. – Он и сватает Владимиру невесту. Мне о сватовстве ни слова, и я токмо случаем прознал про то, что младший брат собирается жениться на чешской княжне.

– Владимир берет себе жену из Чехии? – удивился Блуд.

– И кажись, не из добрых намерений. В то время, когда я ищу согласия с немецким королем, братец мой желает дружить с его врагом, князем Болеславом Чешским.

– Вот оно как!

– Оба моих брата точат на меня зубы, – с горечью продолжил Ярополк. – Страшусь я, ох, страшусь менять веру!

Блуд пожал плечами.

– Что тебе посоветовать? Я всего лишь воин и в княжьих делах не разбираюсь. Поступай, как знаешь. Коли решишься принять христианство, я, вестимо, поддержу тебя, а коли не решишься, не осужу. Верно служить тебе я буду в любом случае.

– И на том спасибо! – отозвался князь. – Ступай!

Блуд поклонился и вышел из горницы. А Ярополк не двигался с места, пока не услышал в сенях осторожный шорох.

– Кто там? – спросил князь.

– Я! – отозвался Варяжко.

– Заходи! Чего скребешься, как мышь?

Дверь отворилась, и пестун князя появился на пороге.

– Ты подслушивал нашу с Блудом беседу? – осведомился Ярополк без малейшего гнева.

Варяжко сделал вид, что оскорбился.

– Разве же я смею?..

– Подслушивал, – прервал его князь. – Я же тебя знаю.

– Подслушивал, – признался Варяжко и, разведя руками, добавил: – Коли я и поступаю зазорно, то лишь ради тебя.

– Знаю, потому и не сержусь.

– Зря ты откровенничаешь с Блудом, – сказал Варяжко после недолгой паузы.

– Чем он тебе не угодил? – удивился Ярополк. – Сам же слыхал, что Блуд обещал служить мне верно.

– Мало ли чего кто-то обещает! Обещания все горазды давать, токмо выполняют их немногие.

– Я к Блуду милостив. Неужто он заплатит мне злом?

– Людишки сплошь и рядом платят за добро злом.

Князь покачал головой.

– Что же, я никому не должен доверять?

– Да, почитай никому.

– Даже тебе? – с усмешкой осведомился Ярополк.

Варяжко ответил очень серьезно:

– Ты же знаешь, что у меня есть токмо ты.

– Блуд тоже одинокий.

– Он молод и не сегодня так завтра обзаведется семейством.

– Ну, и что?

– Предают обычно ради самых близких людей, – изрек Варяжко.

Зевнув, Ярополк проворчал:

– Кажись, ты просто ревнуешь меня к Блуду: привык, что я токмо у тебя прошу совета. Но ведь пора мне уже самому выбирать себе советчиков. Так что уйми свою ревность и ступай. Мне пора спать.

Варяжко молча отвесил поклон и покинул горницу.

«Обиделся мой пестун, – подумал князь. – Но ничего, он отходчивый. Пущай привыкает к тому, что теперь я не во всем буду его слушаться».

Выйдя на красное крыльцо, Блуд услышал из темноты голоса. На ступеньках разговаривали сыновья Свенельда.

– Нет у моего брата гордости, – ворчал Лют. – Блуд вскорости на твоей зазнобе женится, а ты терпишь.

– Что же мне делать, коли он Раде люб, – отозвался Мстиша с болью в голосе.

– Да прибей ты его и вся недолга.

– Разве тогда Рада меня полюбит?

Лют презрительно хмыкнул:

– Полюбит али нет, а замуж ее возьмешь. Тогда сможешь из своей Рады веревки вить.

– Не желаю я вить из Рады веревки и не хочу губить Блуда! – возмутился Мстиша. – Пущай я останусь без любимой девицы, но нипочем не пойду на злодейство.

– Слушался бы ты отца, – продолжал увещевать брата Лют. – Он доволен, когда мы добиваемся, чего хотим.

– Я хочу добиваться своего, не теряя чести.

– Слизняк! – ругнулся Лют и, плюнув с досадой, ушел.

– Мстиша! – тихо позвал Блуд.

Младший сын Свенельда поднял голову.

– Кто здесь?

– Я, – откликнулся Блуд.

– Ты все слыхал? – растерянно спросил Мстиша.

– Слыхал.

Блуд остановился возле смущенного юноши и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

– Не знал я, что ты по Радомире сохнешь.