Зато Святослав любил покутить, не зная меры ни в вине, ни в веселье. Княгине это не нравилось, и ее сын, почитая матушку (во всем, что не касалось дружины, войны и вероисповедания он был послушным сыном), гулял не в княжьих хоромах, а в других местах. Пир мог состояться даже в поле.
Ярополка, в отличие от его отца, многолюдные кутежи утомляли. От вина и шума у него по несколько дней болела голова, а порой случались и другие неприятные последствия. В конце концов, Варяжко ему посоветовал:
– Зови к себе на пир бояр и воевод, а прочие пущай сами по себе бражничают.
– Не обиделась бы дружина, – забеспокоился князь.
– А ты давай дружинникам побольше вина, и они на тебя не обидятся.
Пестун оказался прав: когда во двор выкатывали множество бочек с вином, ратники не стремились попасть за один стол с князем.
В этот день все было, как обычно. Простые дружинники начали пьянствовать во дворе еще до того, как Ярополк направился вместе с боярами, воеводами и старшими дружинниками в палаты. Оттуда, где кучками собирались воины, слышались радостные возгласы и разноязычные песни.
– Токмо бы не подпалили чего-нибудь, как в прошлый раз, – проворчал боярин Явтяг.
Князь пировал, как полагается, в гриднице, хотя участвующих в застолье людей было явно маловато для такого огромного помещения. Трое музыкантов играли на крыловидных гуслях, а едва возникали перерывы в музыке, как Ногут сыпал прибаутками. Однако старания гусляров и шута успехом не увенчались: музыка была плохо слышна из-за того, что звук разлетался по огромному пустому пространству, шутки же Ногута порядком всем приелись. В конце концов, раздраженный князь прогнал и гусляров, и шута.
Когда незадачливые забавники покинули гридницу, боярин Мутур произнес здравицу во славу Дажьбога. Почти все сидящие за столом осушили свои чарки, лишь Блуд и молчаливый воевода Теодрик Дьярвов пригубили вино. Мужи, не пожелавшие восславлять Дажьбога, оба были христианами.
– С нашими богами все понятно, – заворчал, глядя на них Мутур. – Дажьбог – солнцем управляет, Перун – хозяин дождя и небесного огня, у прочих божеств тоже есть свое место. А кто такой Христос? Почто люди ему поклоняются?
– Христос – сын Бога Единого Творца всего земного, – пояснил Блуд. – Он был послан на землю Своим Отцом, дабы люди узнали истину.
– А почто у нас никто Христа не видал? – продолжал вопрошать Мутур.
– Он жил среди иудеев, – подал голос Ярополк.
Боярин презрительно хмыкнул:
– Иудеев? Торговцев рабами?
В X веке торговля рабами являлась одним из самых доходных предприятий, поэтому евреи ею и занимались, нанимая в надсмотрщики представителей иных народностей.
– Да, – ответил Блуд. – У них та же вера, что и у хазар, а вернее хазары переняли веру у иудеев.
– И чем же иудейская вера от прочих вер отличается? – поинтересовался Стегги.
Неожиданно проявил осведомленность сын Свенальда, Мстиша:
– Иудеи давно уверовали в Бога Единого и не признают иных божеств.
Свенельд бросил недовольный взгляд на младшего сына, и тот втянул голову в плечи.
– Но они не сочли Христа Сыном Божьим, – добавил князь.
– Ну, и ну! – подал голос боярин Явтяг. – Почто же иные народы должны уверовать во Христа, коли иудеи от него отреклись?
– Христос не перестал быть Единым Богом опосля того, как от него отреклись иудеи, – заметил Блуд.
– Погоди! – вмешался боярин Кары Тудков. – Ты же говорил, что Христос Сын Бога, а не Сам Бог.
– По христианской вере Бог един в трех ликах: он Бог Отец, Бог сын и Святой Дух, – объяснил Ярополк.
– Больно уж мудрено, – протянул Явтяг.
А Мутур добавил:
– Я же говорил, что христианство – непонятная вера.
– А по мне так христианские бредни не стоят того, чтобы их знать, – вмешался Свенельд. – У вас есть Перун и Дажьбог, у нас Один и Тор. Зачем же нам Христос?
Лют поддержал отца:
– Я слыхал, что Христос был сыном мастерового и сам мастерил, покуда не возомнил себя богом. Неужто простолюдин умел управлять высшими силами? Нипочем в сие не поверю!
– Ну, да! – согласился с ним Стегги. – Разве можно равнять жалкого Христа с нашими и вашими великими богами.
– Христос отнюдь не жалкий, – подал голос Варяжко. – Как-никак ему поклоняются целые народы.
– Пущай поклоняются, а мы не будем! – заявил Мутур.
– А вдруг Христос и впрямь всемогущ? – засомневался Кары. – Вдруг он сильнее наших богов? Будет нам тогда наказание за непослушание.
Лют ударил кулаком по столу.
– Я кладу требы нашим богам, и они меня защитят! А Христос не бог вовсе, и все его ревнители – дураки!
– Значит по-твоему я – дурак? – спросил Блуд, нахмурившись.
Лют сообразил, что сказал лишнее, и растерялся.
– Как ты посмел обидеть моего почетного гостя? – рассердился на него князь.
– Проси прощения, дубина! – велел сыну Свенельд.
Такому гордецу, как Лют было проще одному сразиться с сотней врагов, чем прилюдно попросить у кого-то прощения. Но воля отца – закон.
– Прости, князь, вину мою, – забормотал Лют, с трудом выдавливая из себя слова. – И ты, Блуд, прости… Я не желал тебя обидеть…
– Ладно, прощаю, – сразу подобрел Ярополк. – Блуд тоже не станет таить на тебя зла.
Блуд, считавший старшего сына Свенельда весьма недалеким малым, не собирался с ним враждовать.
«В камень стрелять – стрелы терять», – снисходительно подумал Блуд, а вслух сказал:
– Не стану. Мало ли что с языка срывается ненароком.
И все-таки у него на душе остался неприятный осадок.
«Коли вам моя вера не по нраву, так нечего о ней и толковать», – раздраженно подумал он.
Добродушный Явтяг попытался направить разговор в другое русло:
– Вы слыхали о двух пришлых кудесниках?
– Я слыхал, – откликнулся Кары.
– И я, – добавил Мутур.
– Что за кудесники? – заинтересовался князь. – Почто я о них ничего не знаю?
Варяжко пожал плечами.
– У нас много бродяг и половина из них – чудодеи, творящие всякие хитрости.
– Не все кудесники – обманщики, – возразил Стегги.
Кары поддержал его:
– Люди толкуют, что пришлые чудодеи пропадают невесть куда и возникают невесть отколь. А еще они по воздуху, как по земле, ходят.
– Ты сам-то видал их чудеса? – осведомился Свенельд.
– Нет, токмо слыхал о них, – ответил Кары.
– Я от баб в своем дворе тоже много чего слыхал.
Не найдя слов для возражения, Кары сердито закряхтел.
Чтобы наладить никак не клеившуюся беседу, Варяжко, выбрал самую безопасную тему – он заговорил о делах княжьей дружины; все с готовностью его поддержали, и больше недоразумений за столом не возникало.
Спустя час Ярополк простился с гостями. Уже направляясь к двери, он неожиданно обернулся и велел Блуду:
– Ступай за мной!
За порогом гридницы начинались длинные извилистые сени, двигаться по которым надо было с большим вниманием, потому что княжьи хоромы представляли собой довольно сложную постройку: княгиня Ольга добавила к существовавшим при князе Игоре покоям еще немало нужных ей помещений, располагающихся как попало, поэтому, чтобы попасть куда-то приходилось порой долго петлять.
На одном из поворотов князь споткнулся и едва не сбил с ног идущего впереди с факелом отрока17. Блуд подхватил под руки Ярополка, а тот, выпрямившись, проворчал:
– Не зря Варяжко уговаривает меня снести все, что настроили дед с бабкой и поставить новые хоромы. Здесь, покуда до нужной горницы доберешься, руки и ноги переломаешь.
«Кто же тебе мешает возвести хоромы получше?» – подумал Блуд, но вслух ничего не сказал.
В конце концов, они пришли к горнице, которую княгиня Ольга обычно использовала, когда ей требовалось что-либо обсудить в узком кругу. Поскольку вопросы там решались, как правило, тайные, все стали называть горницу Заветной. Ярополк использовал этот покой так же, как и его бабка, поэтому человек, которого приводили сюда, догадывался, что предстоит сокровенная беседа.