– Я – отозвался Фома.

– Чего тебе надобно?

Фома смущенно пробормотал:

– Волошанка метала огонь из очей – вот я и испугался, не сотворила ли она чего-нибудь с тобой.

– Не сотворила, как видишь.

– Вижу, – сказал Фома и, немного помявшись, добавил: – Я выбранил Рагозу и Борича за то, что они впустили ее.

– А они чего?

Фома махнул рукой.

– Понять не могут слуги твои нерадивые, за что на них серчают. Чего еще ждать от язычников?

– Я вот не язычник, а перед грехом не устоял, – вздохнул Блуд. – Нет во мне твоей праведности.

– Разве же я праведник? – возразил Фома. – На моей совести много загубленных жизней.

– Зато ты не прелюбодействуешь.

Фома, действительно, не имел в своей жизни близких отношений ни с одной женщиной, хотя, конечно же, не раз подвергался соблазну. Невзирая ни на что, он оставался целомудренным, чему причиной была его мечта о монашестве. Наслушавшись от греков о Святой горе Афон22 и посетив в германских землях несколько монастырей, Фома загорелся желанием не просто стать монахом, а основать на Руси христианскую святую обитель. Ради этой цели он старался подчинить свою жизнь порядку, близкому к монашескому.

– Ты тоже можешь не прелюбодействовать, – строго сказал Фома. – Женись и избавишься от соблазнов.

– На ком жениться-то? – с грустью осведомился Блуд.

– А хотя бы на внучке боярина Мутура. Худо, вестимо, что она язычница, но, как говорил апостол Павел, «неверующий муж освящается верующей женой, и жена неверующая освящается верующим мужем», да и ты внушишь ей любовь к Христу.

– От Мутуровой Радомиры я отказался, – сообщил Блуд и коротко рассказал о своем разговоре с Мстишей.

– Ты верное решение принял, – заключил Фома. – Друга иметь лучше, чем врага. А невесту себе еще найдешь.

– Найду, – откликнулся Блуд сонным голосом.

К утру небо над Киевом затянулось грязно-серыми тучами, а когда рассвело, пошел дождь, сменившийся затем мокрым снегом. Словно весна по какой-то известной только ей причине решила покинуть киевлян сразу же после праздника в ее честь.

На Ярополка ненастье подействовало удручающе. Он долго валялся в постели, почти ничего не съел за утренней трапезой, потом слонялся по покоям, будто не мог найти себе места. Когда князь прилег отдохнуть в горнице, шут Ногут попытался было его развеселить, но в ответ на эти усилия услышал рычание:

– Пошел прочь, пес!

Прогнав шута, Ярополк задремал. Разбудил его появившийся на пороге горницы Варяжко:

– Хватит спать, пора делами заниматься!

– Что за дела в такое ненастье? – проворчал князь.

– Жизнь идет в любую погоду.

Ярополк буркнул что-то нечленораздельное и сменил лежачее положение на сидячее.

– Вчера чернец немецкий Гервазий прибыл в Киев, – сообщил Варяжко.

– Вчера? – удивился Ярополк. – А почто же он сразу ко мне не явился?

– Гервазий отдыхал с дороги, да и тебе было не до него. А нынче он пришел и желает потолковать с тобой.

– Веди его в малую трапезную. И пущай туда обед подают.

Спустя немного времени, князь Ярополк, Варяжко и преподобный Гервазий сидели за столом. В разгар дня было сумрачно, как поздним вечером. В трапезной горели свечи, освещая покрытые свежей деревянной резьбой стены, два оконца, накрытый стол с яствами и троих сотрапезников.

Ярополк перед обедом привел себя в порядок и надел красную с золотой вышивкой свиту. Это яркое одеяние контрастировало с черной сутаной сидящего справа от князя монаха. Гервазий был худ до измождения и совершенно лыс, притом что имел пусть не очень густую, но довольно-таки длинную бороду. Обветренное лицо преподобного раскраснелось, его серые глаза лихорадочно блестели. Ел он один хлеб, а пил только воду.

– Уж не захворал ли ты? – забеспокоился Ярополк. – Почитай не ничего не вкушаешь.

– Я parvo contonus23, – откликнулся Гервазий глухим голосом.

Шваб24 по месту своего рождения он долго проповедовал христианство среди западных славян. А поскольку языки всех славянских народов были схожими, то Гервазий легко усвоил в Киеве местный говор. Недоумение у русских собеседников преподобного вызывала только его монашеская привычка вставлять в свою речь латынь. Вот и сейчас князь сказал:

– Не понял я тебя.

– Мне хватит малого, – пояснил Гервазий.

Ярополк укоризненно покачал головой.

– Не обижай меня. У нас не полагается гостю оставаться голодным.

– Да, я вовсе не голоден, – возразил преподобный, но все же взял с блюда маленький кусочек запеченной щуки.

А князь продолжал беспокоиться о нем:

– Я гляжу, ты никак не согреешься, хотя здесь жарко натоплено. Промок, видать, насквозь. Нам встретиться бы вчера, но тебя, сказывают, усталость сморила.

– Мне, хвала Господу нашему Иисусу, неведома усталость, – отозвался монах. – Вчера я, дабы не видать богопротивного языческого празднества, провел день в храме Святых Апостолов Петра и Павла, где молился Богу за спасение ваших заблудших душ. И да будет Deus vobiscum!25

– Спасибо за заботу, добрый человек! – подал голос долго молчавший Варяжко. – Но ведь ты воротился в Киев не токмо затем, чтобы помолиться за наше спасение?

Ярополк поддержал пестуна:

– Мне тоже любопытно, с чем ты к нам пожаловал?

– С доброй вестью! – сообщил преподобный. – Граф Куно Веттерау оказал вам честь, согласившись на то, чтобы rex Jaropulc26 стал мужем его дочери…

Князь не очень почтительно прервал Гервазия:

– Кто он таков – граф Куно? И почто его согласие – честь для нас?

Монах назидательно сказал:

– Отнюдь не всякий добрый христианин самого низкого звания отдаст дочь за язычника – будь тот даже могущественным правителем, – а высокородный граф Куно согласился на свадьбу с условием, что rex Jaropulc в ближайшем будущем станет приверженцем истинной веры.

– Кто же он – граф Куно? – настойчиво повторил Варяжко.

– Граф Куно Веттерау – один из влиятельнейших сеньоров Священной Римской империи, – ответил Гервазий. – В его жилах течет кровь Карла Великого, а также королей и герцогов, перечисление коих займет много времени. Первым браком сей граф был женат на Рихлинг, внучке недавно ушедшего в иной мир pia rex Otto27, родившей мужу дочь Адельгейду, кою ее отец и согласился выдать за regi Rugorum28.

– Знатную девицу получит в жены князь Ярополк, – заключил Варяжко.

– А собой-то она хороша? – осведомился Ярополк.

Преподобный успокоил его:

– Юная графиня Адельгейда столь хороша собой, что даже я, clericus29, не мог не заметить ее красы.

Князь было ожил, но спустя пару мгновений вновь нахмурился и забубнил:

– Я уже принял бы христианство, кабы не страшился гнева своего народа. Русские люди любят наших древний богов.

– Verae fidei praedicatores30 внушат твоему народу любовь к Спасителю, – изрек Гервазий.

Ярополк с сомнением покачал головой.

– Русичи упрямы – их трудно переубедить.

– Господь помогает нам открыть истину даже самым большим упрямцам.

– Нужно время, чтобы ваша вера стала и нашей, – настаивал князь.

Издав тяжелый вздох, преподобный проговорил:

– Граф Куно согласен породниться с язычником при соблюдении двух условий: ты пообещаешь обвенчаться с Адельгейдой в Божьем храме и дашь клятву, что в течение трех лет примешь христианскую веру. А вырвать твой народ из проклятого язычества тебе помогут епископы, коих римская церковь пришлет сюда, как только в них возникнет нужда.