Подбежав к воротам, Блуд распахнул их ударом плеча и крикнул:

– Хозяева, просыпайтесь!

– Просыпайтесь! – эхом вторил ему Фома.

Сквозь дым они видели, что горит пока одна баня. В хлеву мычала корова, в курятнике волновались куры, у крыльца с визгом лаял пес; одни люди спокойно почивали. Наконец, поднявшаяся кутерьма разбудила хозяев. На крыльцо выскочил мужик в исподнем и, не разобравшись спросонья рявкнул:

– Вы чего на моем дворе бесчинствуете?

И тут же он закашлялся от дыма.

– Твоя баня горит! – крикнул Фома.

Кубарем скатившись с крыльца, хозяин кинулся спасать свое добро. К нему присоединились высыпавшие из избы домочадцы. А к пожару уже спешил народ: разбуженные шумом соседи, не успевшие разбрестись прихожане и служители храма Святого Ильи. Общими усилиями принялись тушить огонь, благо с водой проблем не было: вблизи протекал широкий ручей.

Наверняка с бедой удалось бы легко справиться, если бы вдруг не усилился ветер. Пламя вначале перекинулось на избу, а затем и на соседний двор, расположенный, к счастью, на краю улицы – у широкого ручья.

Пожар был потушен, когда солнце уже поднялось высоко в небо. Народ начал расходиться, а среди тех, кто все еще оставался на пожарище, Блуд разглядел своих слуг.

– Добро, боярин, что ветер не на нас подул! – воскликнул Рагоза, тоже заметивший своего господина.

Фома укоризненно проговорил:

– Не будем радоваться, что беда до нас не дошла, лучше пожалеем тех, кого она не миновала.

– Чего мне их жалеть? – недоуменно протянул Рагоза. – Чай, мы не в родстве.

Фома тяжело вздохнул. Уже не в первый раз его попытка проповедовать такие христианские ценности, как милосердие и любовь к ближнему, не увенчалась успехом.

К Блуду подошли воевода Теодрик и его сын.

– Могло быть и хуже, – сказал старый варяг. – Бог спас Подол от великой беды.

– Да, уж, – согласился Блуд и зевнул.

Поскольку ночные приключения его порядком утомили, он не стал больше задерживаться на дымящемся пепелище. Слуги Блуда гурьбой последовали за ним, но Рагоза почему-то остался. Теодрик и Йохан тоже не спешили уходить.

У моста через ручей Блуд встретил весьма приметную троицу. Впереди шагал волхв Твердолик, который, несмотря на свою молодость, обладал немалым авторитетом, как у себя в ведовской среде, так и у жителей Киева. За волхвом следовал одетый в грязную свиту парень со странным, словно окаменевшим, лицом. Замыкал шествие хромой старик в серой бесформенной хламиде.

Блуду почему-то стало не по себе.

«И угораздило же меня в наш праздник волхва встретить, – сердито подумал он. – Те двое, что за Твердоликом идут, тоже, видать из его племени – кудесники али кощунники37».

Блуд постарался выкинуть из головы неприятную встречу, обратив свои мысли на предстоящее застолье по случаю великого праздника.

«Надобно до вечера позвать гостей: Прастена Будова, варягов Якуна и Торольда, Стефана Угрина. Теодрика и его сына. А еще, пожалуй, надобно позвать Радшу Малова и Милана Истрова, хоть они и не христиане. Мстишу… Мстишу не пригласишь без его брата Люта. Ну, да ладно. Авось, старший Свенельдович не испортит нам пира».

Но, едва Блуд успел помыться и переодеться, как прибежал Рагоза с тревожной вестью: какие-то два пришлых кудесника винят христиан в пожаре на Подоле.

– Неужто люди верят чужакам? – спросил Фома.

– Поверили! – ответил Рогоза. – Слух пошел, будто вы ночью порешили положить великую требу своему Богу…

– Нашему Богу требы не надобны! – воскликнул Фома.

– Народ уже начал бить христиан, – добавил Рагоза.

– И многих побили? – взволнованно осведомился Блуд.

– Ваши почитай все успели утечь. Кого-то поймали, но я не стал глядеть кого, а поскорее убрался оттоль. Вдруг кто-нибудь вспомнил бы, что и мой боярин – христианин…

– А храм? – вскричал Фома. – Его же разорят!

Блуд тоже забеспокоился:

– Как бы наш храм не сожгли!

В горнице уже собралась челядь. Хотя среди слуг Блуда христиан было немного, забеспокоились не только почитатели Спасителя, но и те, кто поклонялся языческим богам.

– Ты не о храме, а о себе и о нас пекись, – вмешался старый ключник Благой. – Как бы подоляне сюда не явились.

Надо было принимать меры для обороны, ибо взбаламученные кудесниками люди могли вспомнить о том, какой веры придерживается хозяин расположенного вблизи пристани двора. Блуд впервые пожалел о том, что он живет не на Княжьей горе.

«В детинце мало простора, зато безопаснее».

Всего около десятка мужчин из челядинцев умели обращаться с оружием, причем двоих не следовало брать в расчет ввиду их преклонных лет. С такими силами вряд ли удастся оборониться от разъяренной толпы.

«Но не ждать же погибели», – подумал Блуд, а вслух велел:

– Запереть ворота! Бабам и детям схорониться! Мужикам взять оружие и собраться во дворе!

Он критически оглядел вооружившихся челядинцев. Мечи были только у Фомы и Рагозы; широкоплечий гигант Нискиня держал в руке палицу; семеро слуг обзавелись разной величины топорами; трое юношей нашли более ли менее приличные дубины; а два старика, ключник Благой и старший конюх Вятко, помахивали палками.

«Долго мне с моими ратниками не выстоять. Да, и вряд ли они станут защищаться, не щадя живота своего».

Когда с улицы послышался шум, Блуд подошел к воротам и глянул в щель. То, что он увидел, не сулило ничего доброго: по дороге двигалась вопящая толпа во главе с хромым стариком – тем самым, с которым Блуд встретился у моста через ручей.

«Лучше уж мне было пасть от меча в немецких землях».

Но неожиданно толпа остановилась и начала редеть. Люди бросились наутек, и впереди всех помчался хромец. Не успел Блуд удивиться, как мимо его ворот проскакали на конях княжьи дружинники.

– Что там деется? – нетерпеливо поинтересовался Фома.

– Князь прислал дружинников, – сообщил Блуд, отходя от ворот.

Новость обрадовала всех. Побросав оружие, челядинцы принялись выражать свое восхищение быстрыми действиями князя. Блуд велел отпереть ворота, и когда это было сделано, вышел со двора. Фома сопровождал его.

– Ты цел, слава Перуну! – услышал Блуд знакомый голос. – А я уж не знал, что и думать!

Запыхавшийся от быстрого бега Мстиша бросился другу на шею, причитая:

– У меня аж дух захватило!.. Надобно же было тебе здесь поселиться!..

Блуд глянул туда, где еще недавно бесновался народ. Смутьянов уже и след простыл, а дружинники ускакали в сторону собора Святого Ильи.

– Как там наш храм? – опять забеспокоился Фома.

– Пойдем, узнаем, – предложил ему Блуд.

Вместе с Мстишей они направились к собору. Подол был необычайно пустынным: люди попрятались по своим жилищам, боясь ответственности за только что совершенные ими преступления. А натворить беды подоляне успели: неподалеку от двора Блуда валялись посреди улицы два обезображенных трупа, в которых трудно было кого-либо узнать, а за мостом через ручей лежали бездыханные тела Теодрика Дьярвова и его сына. Ветер трепал клок седых волос на разбитой голове старого варяга и перебирал рыжие пряди Йохана.

– Господи Иисусе! – прохрипел Фома, осеняя себя крестным знамением.

Душу Блуда охватило сомнение: всесилен ли христианский Бог, если не смог уберечь от гибели своих ярых приверженцев.

– Не спас их Господь! – вырвалось у него.

– Всевышний и Своего Сына не спас – напомнил Фома и, немного помолчав, добавил: – Тогда многие испытали разочарование, и даже ученики Иисуса усомнились.

Он прочитал молитву, а Мстиша сказал с сожалением:

– Добрый был воин – Теодрик. А Ивашка моложе меня.

– Упокой их, Господи, – прошептал Блуд и перекрестился.

– Там еще кто-то лежит, – сказал Фома и направился к ручью.

Возле большого камня распластался тот самый парень в грязной свите, который попался навстречу Блуду вместе с волхвом Твердоликом и хромым стариком.