– Мне казалось, ты собирался дать читателям возможность самим решать, кто тут виноват.

– Да, собирался, но я, может быть, передумаю. Эта сцена еще больше усилит антагонизм между главными действующими лицами. А что, если… – Паркер немного подумал. – Что, если Тодд расстанется с Мэри-Шейлой? Просто бросит ее – и все: надоела мне, дескать, эта дурища! Только представь: он демонстративно избегает встречаться с ней и даже жалуется Рурку, что у нее совсем нет гордости, что она, мол, сама вешается ему на шею и все такое… Шейла со своей стороны открывает Рурку душу и признается, что забеременела от Тодда, потому что влюбилась в него. Рурку Шейла давно нравится. Кроме того, в ту ночь он ей очень помог, поэтому ему не все равно, как обращается с ней его приятель…

– А Тодд в конце концов узнает про ребенка? – перебила Марис.

– Вряд ли. Мария Катарина не хочет ему говорить, и Рурк решает не подводить девушку, которая доверила ему свою тайну.

– Я же говорила – этот парень знает, что такое порядочность!

– Не спеши делать выводы, – негромко возразил Паркер. – Разве ты не заметила, как бурно он протестует, когда Тодд обвиняет его в неискренности?

Марис немного подумала, потом кивнула:

– Теперь, когда ты об этом сказал, мне тоже кажется, что… Значит, отзывы профессора действительно были лучше, чем Рурк готов признать?

Улыбнувшись, Паркер достал из кармана рубашки несколько сложенных пополам страниц.

– Я набросал это сегодня утром…

Марис потянулась было к бумагам, но Майкл попросил Паркера прочесть написанное вслух.

– Ты тоже этого хочешь? – спросил Паркер у Марис, и она кивнула.

– Очень хочу, – сказала она.

Развернув сложенные страницы, Паркер положил их так, чтобы на них падал свет.

– «Уважаемый мистер Слейд, – начал читать он. – Если я правильно вас понял, вы выразили желание, чтобы в будущем я направлял свои письма не на ваш адрес, а на почтовое отделение, где вы арендуете ящик для корреспонденции. Поскольку лично для себя я не вижу в этом никаких преимуществ, позволю себе предположить – вы сделали это исключительно ради собственного удобства!» – Паркер поморщился. – Велеречивый старый баран!

– В конце концов, профессор Хедли специализируется на изящной словесности, – пожала плечами Марис. – И мне кажется, некоторая экспансивность в манерах и способе выражать свои мысли вполне простительны… Хотя мне тоже показалось, что профессор выражается чересчур цветисто, Паркер, – сказала она. – Надо его немного подсократить. Совсем капельку! Впрочем, продолжай, пожалуйста.

Кивнув, Паркер принялся читать дальше:

– «…Человеческие отношения, которые годами строились на каком-то определенном фундаменте, очень трудно перевести, так сказать, „на новые рельсы“ – для этого сначала необходимо разрушить старый фундамент. Когда же он оказывается разрушен, отношения приходится фактически строить заново; при этом можно быть совершенно уверенным, что они уже никогда не будут прежними…»

– О чем он говорит? – вмешался Майкл. – Я что-то не пойму!

– Мы ведь договорились, что я буду выкидывать лишнее? – Паркер с показным смирением пожал плечами и заскользил пальцем по строкам. – Вкратце, речь идет о том, что поначалу отношения между Рурком и Хедли были отношениями между студентом и преподавателем, и поэтому профессору трудно справиться с привычкой поучать, наставлять, критиковать и относиться к Рурку как к равному. – На секунду оторвавшись от текста, Паркер посмотрел на Майкла:

– Теперь тебе понятно?

– Да, спасибо. Теперь мне все понятно.

– Вот, здесь он пишет… «При этом я вовсе не хочу сказать, мистер Слейд, будто я обрел в вас равного себе. Мои знания и способности больше не позволяют мне адекватно оценивать то, что вы, пишете. Вы переросли их – вот почему давать вам советы должен кто-то более сведущий, нежели ваш покорный слуга. Впрочем, боюсь, что найти человека, чей талант критика и редактора был бы по крайней мере равен вашему таланту писателя, будет очень непросто. Редко, очень редко заурядному преподавателю вроде меня выпадает возможность работать с талантом такого масштаба, как ваш. Я считаю, что мне выпала большая честь наблюдать становление великого американского романиста, каковым вы, я надеюсь, когда-нибудь станете!»… – В этом месте Паркер поднял вверх указательный палец, давая своим слушателям понять – он подбирается к самому важному месту. – «Ваши работы – то, что вы пишете и как пишете, – намного превосходят работы всех студентов, какие у меня были и есть, не исключая и вашего друга Тодда Грейсона. Он написал захватывающий роман, в котором вывел несколько любопытных характеров, однако ему недостает эмоциональной глубины, души, если угодно, в то время как ваша проза буквально пульсирует горячей, живой кровью.

У меня нет никаких сомнений, что его роман будет опубликован. Мистер Грейсон вполне способен создать технически безупречную рукопись, включающую все формальные признаки художественной прозы, однако сие вовсе не означает, что он пишет хорошо.

Я могу обучить студентов основам творческого письма, могу познакомить их со всем арсеналом художественных приемов, существующих в американской и мировой литературе, могу, наконец, познакомить с произведениями авторов, в совершенстве владеющих упомянутыми приемами, но я не могу дать человеку талант – это прерогатива бога. А между тем талант – это неопределимое, неуловимое нечто – и есть самое главное, без чего не может состояться писатель, как бы прилежно он ни учился. Эту печальную истину я постиг на собственном опыте. Если бы талант можно было приобрести путем долгих упражнений и накопления знаний, сейчас бы я был одним из известнейших писателей Америки.

Так возблагодарите же бога, которому вы молитесь, за тот удивительный талант, которым он наградил вас при рождении. Писательский дар – это поистине волшебная способность, хотя благословение он или проклятье, я сказать не берусь. У вас, мистер Слейд, этот дар есть. У вашего друга, к сожалению, нет, и я боюсь, что рано или поздно это обстоятельство приведет вас к разрыву.

За десятилетия своей преподавательской деятельности я повидал сотни молодых мужчин и девушек. Все они были совершенно разными, и я льщу себе надеждой, что за это время я научился разбираться в человеческих характерах. Во всяком случае, я способен разглядеть, кто на что способен.

Некоторые качества в равной степени присущи всем нам и зависят от внешних обстоятельств, в какие мы по воле случае попадаем. Каждый из нас в тех или иных случаях испытывает страх или радость, разочарование или любовь.

Но существуют и другие качества, которые определяют характер или, лучше сказать, индивидуальность каждого человека. Некоторые из них достойны всяческого восхищения – я имею в виду милосердие, смирение, храбрость. Другие заслуживают порицания и осуждения – это такие качества, как зависть, эгоизм, скупость. К сожалению, люди, в которых эти последние качества преобладают, как правило, скрывают их под личиной обаяния или хороших манер и проделывают это весьма успешно.

Но, как бы хорошо их ни скрывали, отрицательные черты характера никуда не исчезают. Напротив, они все глубже проникают в человеческое естество, отравляют человека своим ядовитым соком. Представьте себе угря в норе под берегом, который терпеливо ждет и даже предвкушает тот краткий миг, когда он сможет нанести удар тому, кто ему угрожает.

Я бы не хотел плохо говорить о вашем друге. Уж лучше бы моя интуиция меня подвела и я допустил бы ошибку, пытаясь оценить движущие им скрытые мотивы! Увы, я слишком хорошо помню, из-за чего, а вернее – из-за кого вы однажды опоздали ко мне на консультацию. Тогда все мы притворились, будто это был просто неудачный розыгрыш, тогда как на самом деле шутка (если только можно назвать подобный поступок шуткой) мистера Грейсона попахивает чем-то большим, чем грубость и недомыслие. И, между нами говоря, я немало удивлен тем, что после этого вы остались друзьями. Несомненно, это целиком ваша заслуга, ибо я убежден: поменяйся вы ролями, и мистер Грейсон вряд ли сумел бы простить вас так легко. Насколько я успел заметить, он вообще чужд снисходительности и прощения, и это – еще одно качество души, которое делает вас такими непохожими друг на друга.