В целом это было довольно жуткое место – в особенности под помостом, где тени были гуще и стоял древний станок, похожий на старинное орудие пыток. Что мог найти здесь Паркер? Почему ему так нравилось в этом грязном хлеву? Этого Марис не могла даже представить.

– Вероятно, – рискнула она предположить, – у этого… у этой постройки интересная история?

– А ты знаешь что-нибудь о хлопке? – ответил Паркер вопросом на вопрос.

– Как же… – Марис улыбнулась. – «Король-хлопок»… А также «Здоровый материал для здоровой жизни», – процитировала она почерпнутый из телевизионной рекламы лозунг.

К ее огромному удивлению, Паркер расхохотался. Это был настоящий смех, а не тот презрительный, издевательский хохот, который она слышала от него до сих пор. Кажется, ему было по-настоящему весело, и Марис решила воспользоваться этим обстоятельством.

– Кроме того, – добавила она, – хлопковой ватой очень удобно удалять лак с ногтей.

Паркер еще некоторое время смеялся, потом внезапно замолчал, отчего наступившая тишина показалась Марис почти зловещей.

– Ну-ка, подойди сюда… – промолвил он наконец.

Марис колебалась. Паркер ясно видел это, однако не стал повторять своей просьбы, надеясь на то, что она не устоит и примет вызов, содержавшийся не столько в его словах, сколько в интонации. И он не ошибся. После секундного размышления Марис осторожно двинулась вперед.

Ее волосы были собраны в аккуратный, как у школьницы, «конский хвост», благодаря чему Марис выглядела лет на пять моложе. Клетчатая рубашка была завязана узлом на талии, а джинсовая юбка была достаточно короткой, чтобы он мог оценить безупречную форму бедер – округлых, стройных бедер, одним своим видом способных разжечь желание даже у полного импотента.

– Такие сараи у хлопководов называются «джин», – начал Паркер. – Давным-давно, когда он только был построен, это был скорее навес, так как три стены из четырех у него отсутствовали. Все механизмы приводились в движение животными…

– Животными? – удивилась Марис. Однажды они с отцом ездили на ярмарку, и она видела там белку в колесе. Колесо было соединено с игрушечной канатной дорогой, в вагончиках которых должны были кататься хомячки, но в тот день белка была не в настроении, и дорога бездействовала.

– Иди за мной, – приказал Паркер и покатил свое кресло в глубь здания, под помост. Следуя за ним, Марис невольно наклонила голову, и Паркер улыбнулся. Нет, она не доставала головой до затянутого пыльной паутиной настила, но совсем немного.

– У меня никогда не было этой проблемы, – заметил он и, повернувшись, показал пальцем на едва заметную кольцевую канавку в земляном полу.

– Смотри, эту дорогу вытоптали мулы, вращавшие ведущее колесо, которое, в свою очередь, приводило в действие хлопкоочистительный станок.

– Очистка хлопка происходила здесь?

– Именно здесь! В те времена, когда царствовал Король-хлопок, сырье привозили сюда огромными фургонами. Это был превосходный, длинноволокнистый хлопок, который не рос нигде, кроме побережья Джорджии и ближайших к нему островов. Хлопок высший сорт! Он был тонким и мягким, точно шелк, к тому же его было гораздо легче отделять от семян, чем все остальные сорта.

– И поэтому он пользовался хорошим спросом, – догадалась Марис.

Паркер кивнул.

– Англичане, которые были основными покупателями американского хлопка, буквально охотились за ним. Этот сорт ценился ими на вес золота, а песчаная почва острова идеально подходила для выращивания хлопка и к тому же была достаточно плодородна, чтобы давать высокие урожаи. Сырье выгружалось снаружи и подавалось на помост, где стоял станок, отделявший волокна и пух от семян и мусора. Потом волокна, провеивались и подавались на винтовой пресс, который тоже приводился в действие мулами. Спрессованный в тюки хлопок зашивали в мешковину, перетягивали стальной лентой и везли через весь остров на причал, откуда он попадал на континент, на хлопковую биржу.

– Должно быть, это был нелегкий труд, – заметила Марис.

– Ты права. С того дня, когда семечко хлопка сажали в землю, и до того дня, когда последний тюк отправлялся на континент, проходил почти год.

– На острове это был единственный хлопкоочистительный джин? – поинтересовалась Марис.

– Снова в точку! Один плантатор, один станок, одна семья. Она и выстроила особняк, который теперь принадлежит мне. Фамилия их была Бакер – не Бейкер, а именно Бакер, – и им принадлежал фактически весь остров. Монополия на хлопок приносила им огромные прибыли до тех пор, пока существовал рынок. После крушения рынка Бакеры, подобно плантаторам с других островов, пытались переключиться на выращивание устриц, но поскольку они ничего в этом не смыслили, то у них ничего и не вышло. За какой-нибудь год они разорились дотла и вынуждены были бежать с острова.

– Значит, этот са… этот джин можно назвать своеобразным памятником истории?

– Да, истории острова, – ответил Паркер. – И не только острова. В архивах я нашел немало интересных свидетельств, связанных с этим местом. Например, в 1878 году здесь произошло одно довольно мрачное происшествие. Маленькую дочь одного из работников лягнул мул, вращавший винтовой пресс. Удар пришелся прямо в голову. Через два дня девочка умерла. Обезумевший от горя отец застрелил упрямое животное, но на этом дело не кончилось. Впрочем, о том, что он сделал с трупом, я, пожалуй, умолчу…

Несколько раньше, в 1855 году, где-то поблизости от джина стрелялись из-за женщины двое родственников хозяина – сын и его троюродный брат. Оба стреляли отменно и уложили друг друга наповал. Об этом тоже есть запись в архивах.

Кроме того, старики на острове до сих пор рассказывают красивую легенду о том, как белый надсмотрщик влюбился в черную рабыню. Когда история выплыла наружу, хозяева-плантаторы поступили с обоими крайне жестоко. Говорят, они посадили обоих в крошечную лодку, отбуксировали в открытый океан и там бросили – без продовольствия и почти без воды. Официальная версия гласила, что надсмотрщик и его любовница бежали в Чарльстон, чтобы пробираться дальше на Север, однако нашелся человек, который якобы видел в бинокль, как лодка перевернулась во время шторма, а двое пассажиров пошли ко дну. И многие жители острова считали, что так им и надо.

Однако прошло сколько-то лет, и на одном из крошечных островков, который находился довольно далеко от берега и считался необитаемым, была обнаружена немногочисленная колония мулатов. Тогда многие считали, что это потомки той самой смешанной пары и нескольких чернокожих рабов, спасшихся с потерпевшего крушение корабля.

Это были очень красивые люди – высокие, статные; у многих были зеленые глаза и кожа цвета кофе с молоком. Обнаружил их какой-то французский аристократ, который отправился на рыбалку, но был застигнут непогодой и причалил к острову в надежде переждать бурю. Пока он оставался там, ему приглянулась одна из местных девушек. Вскоре они поженились, и он забрал с собой во Францию и ее, и ее семью. По некоторым сведениям, они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Марис глубоко вздохнула.

– Ты рассказываешь очень красивые истории, Паркер.

– Это только легенды, – напомнил он. – Возможно, в них нет ни слова правды.

– И все равно, это очень красивые легенды!

– Ба! Неужто передо мной романтик?! – воскликнул Паркер, насмешливо изогнув бровь.

– И не простой, а неисправимый, – с улыбкой подтвердила Марис. – Кстати, – сказала она после небольшой паузы, – я хотела спросить: откуда ты так много знаешь о хлопке? Может быть, твои родители тоже когда-то его выращивали?

– Не исключено, что мой прадед собирал его вручную во времена Великой депрессии, когда никакой другой работы не было, – ответил Паркер. – Тем же бизнесом занималась большая часть трудоспособного населения Юга. Дети, женщины, белые, черные – все хотели только одного – выжить. Голод не знает дискриминации ни по расовому, ни по половому признаку – он уравнял всех.