Крупно шагая по голому бетонному полу и прыгая через лужи какой-то мутной жидкости (Марис от души надеялась, что это было лишь пиво), она обогнула столы для пула и подошла к стойке. Тотчас в баре наступила тишина. Перестали щелкать бильярдные шары, смолкли музыка, звон посуды и разговоры, и только повизгивал, лениво вращаясь под потолком, едва видимый в табачном дыму вентилятор. Марис кожей чувствовала направленные на нее взгляды – в баре вот-вот должно было начаться представление, какого здесь еще не видывали, – но старалась не подавать вида, что ее это волнует.

Мужчина в желтой ковбойке подошел сзади и встал у стойки на расстоянии нескольких футов от Марис.

Терри издевательски улыбнулся:

– Что угодно мисс с Севера?

– Пиво, пожалуйста.

Ухмылка сбежала с липа бармена – ничего подобного он не ожидал. Впрочем, Терри быстро справился с удивлением и, сунув руку в охладитель, достал бутылку с длинным горлышком. Откупорив ее, он протянул бутылку Марис. Смахнув с горлышка пену, Марис сделала большой глоток прямо из бутылки, потом со стуком поставила посудину на стойку.

– Мне нужен Паркер Эванс, – громко сказала она. – Он здесь?

Облокотившись о стойку, Терри наклонился к ней:

– А кто его спрашивает?

Собравшиеся в баре мужчины одобрительно зашумели и засмеялись. Терри тоже расплылся чуть не до ушей, несомненно, гордясь собственной находчивостью, однако он Марис не интересовал. Повернувшись к залу, она обвела взглядом едва различимые в темноте и табачном дыму лица посетителей.

Посетители – около двух десятков мужчин – откровенно разглядывали ее. В баре была только одна женщина, одетая в коротко обрезанные джинсовые шорты и застиранную до прозрачности короткую майку, едва скрывавшую ее дряблые груди. В вырезе майки виднелась татуировка – головка кобры с развернутым клобуком. Одну руку женщина запустила в брюки сидевшего рядом кавалера, в пальцах другой дымился окурок гаванской сигары.

Стараясь справиться с волнением, Марис глубоко вздохнула и едва не поперхнулась. Воздух в баре был до того насыщен табачным дымом, запахами пива, горелого масла и мужского пота, что у непривычного человека могла запросто закружиться голова, но Марис постаралась отогнать от себя дурноту.

– Только дети играют в прятки, мистер Эванс! – сказала Марис.

Никто ей не ответил. Двое мужчин, сидевших за ближайшим столиком, заговорщически переглянулись, да какой-то пьянчужка салютовал ей из полумрака пивной бутылкой. Игроки у стола для пула тоже молчали. Они вообще не шевелились, и лишь один из них не спеша натирал мелом кий.

– Покажитесь же, будьте мужчиной! – добавила Марис чуть громче.

Снова никакого ответа. Поняв, что так она ничего не добьется, Марис шагнула к столику, за котором сидело трое мужчин в одинаковых клетчатых рубашках, и внимательно всмотрелась в их лица. Судя по их идиотским ухмылкам, эти трое вряд ли умели читать, не говоря уже о том, чтобы писать стоящую прозу.

– Я приехала специально, чтобы увидеться с вами!

– Как приехали, так и уедете! – Голос, раздавшийся из темного угла, вызвал в публике смешки.

Повернувшись в ту сторону, Марис вгляделась в лицо мужчины, сидевшего в одиночестве. На вид он был ровесником Майкла Стротера. Грубое, красное, обветренное лицо, наполовину скрытое короткой седой бородой, выдавало в нем моряка. На Марис он не смотрел. Взгляд его водянистых, в красных прожилках глаз был устремлен на бокал с какой-то темной жидкостью, который он крепко сжимал заскорузлыми от тяжелого труда пальцами.

– Послушайте, мистер Эванс, я прошу не так уж много!.. Уделите мне десять минут вашего времени. Всего десять минут, мистер Эванс!

– Подойди сюда и встань на четыре точки. Клянусь всеми ветрами, это будут лучшие десять минут в твоей жизни, – прогнусавил старик.

– Это ты хватил, Дуэйн!.. – крикнула женщина с татуировкой. – Я-то знаю, у тебя больше чем на пару минут не встает!

Снова раздался смех, на этот раз гораздо более громкий, а мужчина, в чьих штанах продолжала пребывать правая рука женщины, с размаху влепил ей звонкий поцелуй.

– Ты права, – заявил он, – но и старина Дуэйн тоже прав. Вы, леди-янки, так и помрете, не узнав, что такое настоящий секс, пока вас не оседлает горячий южный парень.

С мужским шовинизмом Марис сталкивалась не впервые. Когда ей было семнадцать, ее чуть не каждый день грубо лапали то в автобусе, то в вагонах подземки, так что до сих пор при одном воспоминании об этом у нее по коже бежали мурашки. Если она шла куда-то одна, ей свистели вслед шоферы такси и муниципальные рабочие в оранжевых касках, а сексуально озабоченные типы, которыми кишели нью-йоркские подворотни, буквально атаковали ее своими неприличными предложениями. С возрастом Марис стала относиться к этому спокойнее, но привыкнуть к сальностям так и не смогла. Грубые насмешки посетителей бара подействовали на нее, но совсем не так, как они рассчитывали. Вместо того чтобы стушеваться или испугаться, Марис не на шутку разозлилась.

Не скрывая своего презрения, она сказала:

– Кто бы вы ни были и где бы вы ни были, мистер Эванс, – вы трус. И точно не джентльмен, – добавила она после паузы.

Смех и хихиканье тотчас смолкли. Опустившаяся тишина была тяжелой и холодной, как резиновый фартук, которым Марис в детстве накрывали в рентгеновском кабинете. Любое другое оскорбление было бы встречено новым взрывом хохота, но только не обвинение в трусости и не джентльменстве. Юг крепко держался за свои традиции двухвековой давности.

Марис больше нечего было добавить, поэтому, произнеся свою заключительную реплику, она решительно направилась к выходу. Однако когда она проходила мимо столов для пула, бильярдный кий, описав в воздухе дугу, опустился перед ней наподобие шлагбаума и загородил проход. Не успев затормозить, Марис с разгона налетела на него бедром.

Она не упала, хотя силы инерции заставили ее наклониться вперед. Выпрямившись, Марис сжала кий обеими руками и попыталась убрать его с дороги, но не смогла отклонить даже на дюйм. Тогда она повернулась, чтобы взглянуть на того, кто посмел преградить ей путь, и узнала мужчину, который натирал кий мелом.

– Я – Паркер Эванс. Что дальше?

И тут Марис по-настоящему растерялась. Ни дерзкий тон, которым были сказаны эти слова, ни враждебный взгляд глубоко посаженных глаз, в которых отражался красный неон пивной рекламы, не подействовали бы на нее сейчас – в такой она была ярости.

Но кое-что другое подействовало.

Паркер Эванс сидел не на стуле, а в инвалидном кресле на колесах, и его неподвижные ноги были накрыты клетчатым шотландским пледом.

Ядовито-зеленая машина Паркера Эванса была одновременно похожа и на гольф-кар, и на грузовой пикап. Ничего подобного Марис еще никогда не приходилось видеть, поэтому она отнеслась к неизвестному транспортному средству с опаской.

– Я называю его «Крокодилом», – хмуро сказал Паркер Эванс, жестом пригласив ее в кабину.

Марис подчинилась. Она была слишком потрясена тем обстоятельством, что П.М.Э. оказался инвалидом, поэтому безропотно открыла дверцу и села на пассажирское сиденье. На Паркера она старалась не смотреть. Все же краем глаза она видела, как он подтянулся на руках и перебрался за руль, потом приподнял с земли кресло, сложил его и ловко забросил в неглубокий кузов.

Только когда они тронулись, Марис обратила внимание, что «Крокодил» был полностью переделан на ручное управление. И газ, и тормоз включались специальными рычагами, с которыми Паркер управлялся с завидной легкостью, свидетельствовавшей о длительной практике. Отъехав от бара, он, однако, повернул не к своему дому, а к берегу.

– Я довезу вас до спуска на причал, – сказал он. – Провожать не буду – там слишком круто для моего кресла. Спуститься-то легко, а вот затормозить вовремя… Я либо опрокинусь, либо свалюсь в воду. Впрочем, вы, вероятно, считаете, что я этого заслуживаю.