– А она сделала тебя счастливым?

– Нет, – ответил он, только сейчас сообразив, что в их неудачной семейной жизни был виноват не он один. Барбара тоже не сильно старалась. – У нас были вполне сносные отношения. Я думал, все так живут.

– Но люди не должны так жить.

– Не должны. – Он вгляделся в ее лицо. – Скажи, кем бы ты хотела стать, если бы была свободна?

– Ты имеешь в виду, если бы Пинки не держал меня взаперти? Он кивнул.

– Я бы хотела работать в художественной галерее, – ни минуты не колеблясь, ответила Реми. – Я изучала живопись, я хорошо разбираюсь в современном искусстве, знаю многих художников. Я бы была хорошим работником.

– Не сомневаюсь, – уверенно кивнул он. Она положила ладонь под щеку и мечтательно заговорила:

– Интересно, что бы было, если бы мы с тобой встретились в другом месте и при других обстоятельствах? Давай представим, что я работаю в какой-нибудь модной художественной галерее на Ройял-стрит, а ты заглянул на выставку и увидел меня.

– Ну, во-первых, я бы никогда в жизни не заглянул ни в одну галерею на Ройял-стрит.

– Мы же мечтаем, Бейзил. Мечтать можно обо всем на свете.

– 0'кей. Я зашел и увидел тебя, да? Она кивнула.

– Ну, сначала бы я облизнулся, потом бы набрался наглости и заговорил с тобой. Реми рассмеялась.

– Заговорил бы. Хорошо. Что потом?

– А ничего. Ты бы сразу увидела, какой я безнадежный невежа.

– Почему?

– «Мону Лизу» я, может, еще и опознаю, но это предел моих художественных познаний. Ты бы прогнала меня взашей.

– Сомневаюсь. – Она застенчиво улыбнулась и тихо прибавила: – Отец Кевин произвел на меня довольно сильное впечатление.

– Этот кислый священник? – фыркнул Берк.

– Он действительно показался мне довольно мрачным, но я о нем много думала.

– А что ты о нем думала?

– Разные нехорошие вещи.

– Ну да?

– Угу. Я думала, что женщины в его приходе подвергаются сильному искушению.

– Продолжай, продолжай.

– Правда, – улыбнулась Реми. – Отец Кевин показался мне слишком привлекательным для святоши.

– Я не святоша.

– Тогда-то я этого не знала. И думала, что святой отец невероятно сексапилен.

– Правда?

– Ага. А ведь я еще не знала, что у него на плечах веснушки.

Он рассмеялся. Ему нравилось ее кокетство, ее внимание.

– Нет у меня никаких веснушек. Реми тоже засмеялась.

– Есть, есть.

Они лежали так несколько часов, ласкали друг друга, целовались, изучали тела друг друга с пылким любопытством новых любовников, радуясь каждому открытию.

И еще они фантазировали. Что встретились в другом месте и в другое время и что совершенно свободны. Они много смеялись, но были моменты, когда они просто молча лежали, прижавшись друг к другу и думали.

– Ты так прекрасна, – сказал Берк. – Я не могу поверить, что обнимаю тебя.

– Мне нравится твое лицо, – прошептала она. – Оно очень честное, но…

– Что «но»?

– В глубине твоих глаз что-то скрывается, Бейзил. – Реми вопросительно взглянула на него. – Что ты там прячешь?

– Все мои грехи и недостатки.

– Их не может быть так много.

– О, ты бы удивилась, если бы знала сколько. Или, может, совсем бы не удивилась, – хмыкнул он.

Она провела кончиками пальцев по его губам.

– Ты улыбаешься, но твои глаза остаются серьезными. Почему? Что делает тебя несчастным?

Берку было не по себе оттого, что она так глубоко проникла в его душу, но в то же время его трогало ее желание знать все о нем. Он хотел, чтобы Реми знала, как много значит для него ее участие.

– Реми…

Он посмотрел ей в глаза, и слова сразу куда-то подевались. Берк страстно ее поцеловал, прижал к себе и неохотно сказал, что, наверное, им надо постараться хотя бы немного поспать.

Повернув ее к себе спиной и обняв за талию, Берк в самом деле честно думал, что сможет уснуть. Но не прошло минуты, как страсть разгорелась в нем с новой силой.

Он поцеловал Реми в шею, коснулся сосков – они затвердели. Берк прошептал ее имя и прижался теснее. Реми тихонько вскрикнула, и Берк тут же отодвинулся.

Он повернул ее к себе. Реми плакала. Он смахнул слезы с ее щеки.

– Прости, Реми. Я не буду. Все нормально.

– Я не хотела, чтобы ты останавливался. Он сглотнул.

– Тогда что?

Она обхватила его лицо обеими руками.

– Ты знаешь, как я жила с Пинки? Ты знаешь, почему он взял меня к себе, что он со мной делал и чем я была для него все эти годы?

Он понимал, о чем она говорит, и хмуро кивнул.

– Я выполняла все его прихоти, – продолжала она, желая, чтобы он понял ее до конца.

– Я знаю.

Реми судорожно вздохнула.

– И ты по-прежнему хочешь меня?

– Хочу тебя? – обескураженно повторил он. – Хочу тебя?

Он обнял ее, вплел пальцы в ее волосы и заговорил низким, срывающимся голосом:

– Прежде чем все закончится, я могу погибнуть. Или же проведу остаток дней за решеткой. Мне все равно. Но я не перенесу, если ты вернешься к нему. Все, что угодно, стерплю, но только не это. – Он зажмурился и уткнулся лбом в ее плечо. – Но ты не вернешься к Дювалю. Не сможешь. Все, что угодно, только не это.

– Мистер Дюваль?

– Кто говорит?

– Дуг Пату. Вашу жену нашли. Ромен принес Пинки, завтракавшему в столовой, радиотелефон.

– Где она? – резко спросил Дюваль.

– В охотничьей лавке Дредда. С ней сейчас помощники шерифа, я тоже туда еду.

– А Бейзил?

Пату ответил не сразу:

– Он оставил там миссис Дюваль, а сам скрылся.

– В каком она состоянии?

– Мистер Мишу сказал мне, что с ней все в порядке. Ей не терпится вернуться домой.

– Пату, я хочу, чтобы Бейзила нашли. Переверните всю Луизиану вверх дном, но разыщите мне его. Он должен предстать перед правосудием.

– Вряд ли вас заботит правосудие, – невозмутимо ответил Пату. – Вы же утверждали, что никакого похищения не было. Иначе вы давно уже притащили бы сюда самого директора ФБР, чтобы он разыскал вашу жену. Впрочем, если вы настаиваете, я сообщу федеральным властям, что им следует допросить миссис Дюваль.

Пинки вцепился в телефонную трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев, а кольцо с бриллиантом впилось в мизинец. Возразить полицейскому было нечего, и Пату прекрасно это понимал.

– Позвольте говорить откровенно? – И, не дождавшись разрешения, Пату продолжил: – Судя по всему, это чисто семейное дело. Представителям закона вмешиваться в него ни к чему. Разберитесь со своей женой сами. Если хотите, можете подключить к дискуссии Бейзила. Одним словом, полиция здесь ни при чем.

Пинки и сам не знал, как ему удалось в этот момент сдержаться и не взорваться. Наглость Пату превзошла все мыслимые пределы.

– Спасибо за совет, Пату, но я как-нибудь сам разберусь, что мне делать с моей женой. Вам-то, конечно, хотелось бы, чтобы в этой истории была поставлена точка. Вы с самого начала защищали своего любимчика, и теперь вас заботит только одно: чтобы он вышел сухим из воды.

Пинки все время боялся, что его телефонные разговоры прослушивают, поэтому никаких прямых угроз в его словах не звучало. Ведь он однажды уже сказал Пату, что Бейзил – не жилец на белом свете. Зачем же повторяться еще раз?

Однако Пинки не удержался и дал понять собеседнику, что будет мстить.

– Можете попрощаться с вашими честолюбивыми планами, Пату, – сказал он. – Карьеры в нью-орлеанской полиции вы не сделаете. С этой минуты на вас со всех сторон будут сыпаться сплошные неприятности. Это я вам гарантирую.

Надо отдать Пату должное – он не утратил хладнокровия.

– Полицейский вертолет доставит меня в округ Джефферсон, – сказал полицейский. – Я лично привезу вам миссис Дюваль. Думаю, это произойдет часа через два.

И связь разъединилась. Подошел Ромен, осторожно спросил:

– Миссис Дюваль возвращается домой, сэр?

– Да, Ромен.

– Слава Иисусу.