Дорожка вывела его к шоссе. Тяжело дыша, Грегори остановился. Немного подождав, пока восстановится дыхание, он торопливо зашагал по шоссе, от души надеясь, что движется по направлению к ближайшему городу.

Далеко пешком ему не уйти. Единственная надежда на то, что его подберет какая-нибудь машина, прежде чем свадебные гости обнаружат, что отец Грегори исчез, и ринутся его искать. Хотя, с другой стороны, зачем им теперь священник?

Когда он увидел огни приближающейся машины, сердце его учащенно забилось. Это могла быть погоня. Или полицейские, разыскивающие похитителей миссис Дюваль. Или люди самого Дюваля, рыщущие в поисках его жены.

Или же это мог быть путь назад, в цивилизацию.

Господи, пожалуйста, взмолился Грегори, обернулся и поднял руку. Пикап замедлил ход, водитель пригляделся к голосующему и… проехал мимо, обдав Грегори грязной водой из лужи. Грегори разрыдался от разочарования. Он все еще продолжал плакать, когда, минут пять спустя, показался следующий автомобиль. Должно быть, одинокий пешеход выглядел таким несчастным, что сидящие в машине пожалели его и остановились.

Грегори подбежал и заглянул внутрь. Две совсем молоденькие девушки, одна – за рулем, другая – рядом. Они с интересом глядели на Грегори. Одна спросила:

– А где ваша машина, мистер?

– Я утопил ее в болоте, потому что прикинулся священником и похитил жену знаменитого и богатого человека.

Девчонки захихикали, услышав смешную шутку.

– Класс! – сказала другая. Потом кивнула на заднее сиденье: – Залезайте.

– Куда вы едете? – поинтересовался Грегори.

– В Нью-Орлеан. На праздник.

– Класс! – повторил вслед за ней Грегори.

Девушка за рулем нажала на акселератор, и машина помчалась в темноту по мокрому от дождя асфальту.

Девчонкам – лет по пятнадцать, не больше, а одеты так, что покраснела бы Мадонна. Прозрачные блузки, вызывающе короткие юбки. Везде сережки – в ушах, в носу, в губах. И по килограмму косметики на каждой.

У французского квартала он попросил остановиться, хотя они изо всех сил уговаривали его остаться.

– Отлично проведем время, – сказала одна.

– Ты не думай, мы много чего умеем, – похвасталась вторая.

– В том-то и штука. – Грегори изобразил обольстительную улыбку. – Вы, девочки, для меня слишком опытные.

Лесть сработала. Машина остановилась у перекрестка, и Грегори вышел. Девчонки послали ему воздушный поцелуй и умчались. Грегори потрясла их беспечность. Неужели родители не предупреждали их, что нельзя сажать голосующих на дороге? Они что, вечерние новости не смотрят? А вдруг бы он оказался каким-нибудь извращением?

Хотя, хмуро напомнил себе Грегори, он и есть самый настоящий извращенец.

Пробираясь сквозь толпу людей, невзирая на погоду, вышедших на улицу отметить начало праздника Марди-Гра, Грегори старался ни с кем не встречаться глазами. Он прошел пешком несколько кварталов и свернул на свою улицу. Настроение не – медленно улучшилось. Он бегом добежал до подъезда. Ключ лежал на том самом месте, где Грегори его оставил, уходя в то кошмарное утро на встречу с Бейзилом, чтобы отвезти миссис Дюваль на экскурсию в «Дом Дженни».

– Черт меня дернул за язык с этими девчонками, – с досадой пробормотал он.

Наверняка его фото имеется у каждого полицейского. Его разыскивают. Объявлено вознаграждение за его поимку. У папочки, наверное, скачет давление; Грегори давно проклят и лишен наследства.

Итак, что делать? Первым делом – бутылка вина из холодильника и долгий, горячий душ. Ночь придется провести тут. Утром – упаковать вещи и дернуть отсюда к чертовой матери.

Он пока не очень себе представлял, как будет путешествовать без денег. Может, в последний раз бухнуться в ножки папаше, старому хрычу? Только сначала лучше поговорить с матерью, воззвать к ее материнским чувствам, если у этой ведьмы они когда-нибудь имелись.

Решив, что так и поступит, он включил свет.

– Привет, Грегори.

Он вскрикнул. На диване развалились двое полицейских. Словно гигантские пауки, они сидели здесь в засаде, поджидая, когда прилетит муха.

– Заждались мы тебя, – лениво потянулся один. – Уже два дня тут торчим. Господи, – он пристальнее всмотрелся в лицо Грегори. – На кого ты похож? Тебя теперь трудно назвать красавчиком.

– Что, не пришлась по вкусу жизнь беглеца? – включился в разговор второй. – Все, отбегался. Оборвалась твоя криминальная карьера, Грегори.

Подавлена в зародыше. – Он щелкнул пальцами в миллиметре от носа Грегори.

Бедняга прислонился к стене, закрыл глаза и застонал, качая головой из стороны в сторону. Ночной кошмар продолжался.

Дождь кончился, но над болотом по-прежнему висели мрачные свинцовые тучи. Реми стояла в дверях хижины и смотрела, как Берк спускал лодку на воду.

Он заделал дырки от пуль каким-то смолистым веществом, которое обнаружил в ящике с инструментами. Реми видела, как он долго возился и чертыхался, но, очевидно, работа все же получилась: лодка на воде держалась. Он привязал ее к пирсу.

– Не пропускает воду? – спросила Реми, когда Берк подошел ближе.

– Надеюсь, не утону.

– А куда вы поплывете?

– К Дредду.

– Когда?

– Завтра утром. Если прояснится. Не могли бы вы подать мне полотенце? А то с меня течет, как с утки. Я весь пол закапаю.

Он провозился под проливным дождем почти целый день. Джинсы и рубашка были – хоть выжимай. Берк взял протянутое полотенце, коротко буркнул: «Спасибо» – и пошел умываться. Через несколько минут он вернулся в хижину с полотенцем, обвязанным вокруг бедер. Молча сгреб в охапку сухую одежду и прошел в ванную.

А плечи у него покрыты веснушками, заметила Реми.

Уже одетый, Берк подошел к столу, спросил:

– Это что?

– Ужин.

Всеми доступными средствами Реми постаралась сервировать стол. Она даже нашла свечку в одном из ящиков. Свечка стояла в лужице воска на треснутом блюдце и даже делала хижину немного уютней.

– Это всего лишь бобы в чили-соусе, но вы все равно, наверное, есть хотите. Вы же не завтракали.

– Да. Все замечательно.

Он сел за стол, и она разложила еду по тарелкам. Меню дополняли коробка сухого печенья и бутылка воды. Трапеза проходила в молчании. Берк заговорил первым:

– Вы, поди, привыкли к другому.

Она положила ложку и обвела взглядом комнату. Старая мебель, допотопный обогреватель, мерцающая керосиновая лампа. Зато здесь сухо и тепло – настоящее убежище от враждебного окружающего мира.

– Я действительно к такому не привыкла, но мне нравится. Может быть, именно потому, что так не похоже на все, что я видела прежде.

– Разве ваш ухажер не возил вас порыбачить?

– Я никогда не ходила на свидания, и у меня никогда не было ухажера. – Она отломила кусочек печенья, положила его на край тарелки. Налила себе воды. Заметив его удивленный взгляд, она спросила: – Что?

– Вы никогда не ходили на свидание?

– Если не считать Пинки. Из дома моей матери я перешла в школу при монастыре Святого Сердца, потом – в дом Пинки. У меня просто не было возможности завести приятеля. Я даже никогда не ходила на танцы.

– Как это?

– Мы жили в одной комнате с Анджелой, – спокойно объяснила Реми. – И я была не высокого мнения о мужчинах вообще. Меня не тянуло на танцы. А если бы даже и тянуло, Пинки бы все равно не позволил.

Они снова замолчали, слышен был лишь стук ложек о тарелки. Наконец он спросил:

– А вам никогда не хотелось стать монахиней? Вопрос удивил ее, она тихо рассмеялась.

– Нет. У Пинки были другие планы.

– Расплата.

– Можете называть это так. Мы поженились на следующий день после моего выпуска.

– А колледж?

– Я хотела поступить в колледж, но Пинки не разрешил.

– Пинки бы не позволил. У Пинки были другие планы. Пинки не разрешил.

Обиженная его издевательским тоном, она огрызнулась:

– Вы не понимаете.

– Не понимаю.