После этого я представил два доклада – один перед учеными и практикующими онкологами в Чикаго, профинансированный двумя очень уважаемыми медицинскими вузами, и второй в Национальном институте рака в Сакраменто (Калифорния), – на которых рассказал эту историю двадцатилетней давности. Я хотел показать, что время идет, а воз и ныне там. Если вы предлагаете не новый вид хирургии, коктейль химикатов или протокол лучевой терапии, раковая индустрия не будет это покупать.

Я не хочу сказать, что каждый, кто со мной не согласен, – узколобый пещерный догматик. Я ученый и ожидаю (и надеюсь), что мои работы будут подвергнуты проверке другими исследователями. Учитывая важность открытий – моих и коллег, – необходимо их проанализировать и убедиться, что мы правы и выводы не стали результатом неаккуратно и некорректно проведенных экспериментов. Я с радостью приму тех, кто критикует мои статистические методы. Я волнуюсь, когда кто-то пытается повторить мои результаты, даже если его цель – опровергнуть меня. На протяжении многих лет критики подсказывали мне следующий этап работы, помогали улучшить дизайн исследования или придумать новый подход к щекотливым вопросам. Это научный метод в лучшем виде: соревноваться не ради славы и богатства, а ради высшей истины и высочайшей добродетели.

Однако нападки и отрицание моих результатов выходят за рамки нормального научного процесса. Во многих случаях их суть в том, что я осмелился задавать вопросы, которые ставят под угрозу господствующие научные и медицинские парадигмы. Вопросы, которые на протяжении многих лет задавал я и другие ученые, привели к ответам, выходящим за пределы жестких границ, укрепляемых ограниченной научной практикой.

Мы открыли, что белок коровьего молока в обычных количествах значительно стимулирует рост рака в условиях эксперимента, – а это не вписывается в диетологическую парадигму.

Мы выяснили, что рост рака в экспериментальных условиях можно ускорять и замедлять, меняя потребление питательных веществ, и он лечится с помощью питания, – а это выходит за пределы парадигмы онкологии.

Мы увидели, что за этим эффектом стоят многочисленные механизмы, действующие комплексно, – а это выходит за пределы медицинской парадигмы.

Мы выяснили, что рост рака контролируется питанием в большей степени, чем генами, – а это лежит за пределами научной парадигмы.

Мы доказали, что химический состав пищи влияет на заболеваемость раком намного сильнее, чем канцерогены, – а это выходит за пределы парадигм медицинского тестирования и правительственных органов.

Мы открыли, что насыщенные жиры (и, следовательно, общее содержание жиров и холестерина) – не главная причина заболеваний сердца (их тоже вызывают белки животного происхождения), – а это выходит за пределы кардиологической парадигмы.

Я могу продолжать бесконечно. Слава богу, что я не родился в эпоху, когда еретиков приговаривали к домашнему аресту и сжигали на кострах!

Эти открытия могут не быть поразительными для читателя, не принадлежащего к миру науки, но будьте уверены, что это неожиданные, даже невероятные феномены (ересь?) почти для любого медика. Большинство этих результатов – а их намного больше, чем я могу процитировать, – было получено отчасти благодаря везению. Но после первого маловероятного наблюдения (высокий уровень казеина «вызывает» рост рака) я стал все яснее осознавать, что вышел за пределы парадигмы нормальной науки.

Я попробовал запретный плод и попался на крючок. Я случайно сбился с прямого пути, и мне становилось все интереснее, что еще может скрываться за границами парадигм. Затем, работая с государственными органами, я понял, почему существуют и как функционируют парадигмы. В частности, мне стало ясно, что идеи в рамках парадигмы часто противоположны идеям вне ее, что делает границы четче.

Вы можете подумать, будто эти разговоры о том, что лежит внутри, а что вне парадигмы, – отвлеченные, даже умозрительные. Почему этот спор важен? На самом деле «еретичность» наблюдения имеет осязаемые последствия. В мире медицинских исследований неожиданные наблюдения часто игнорируются. Ученые их отвергают со словами: «Это не может быть правдой» – или что-то в этом духе. Поэтому такие работы могут никогда не увидеть свет (или оказаться на страницах специализированного издания). Но это могут быть жемчужины, указывающие на ошибки в нашем восприятии нормы или намекающие на новые измерения нашей мысли.

За прошедшие века написано много философских трудов об исследованиях в поисках ускользающей истины. Мы создаем правила, чтобы нацеливать нашу мысль, но не замечаем, что они, хоть и полезны для расширения нашего мировоззрения – в науке и других областях, – могут и ограничивать нас. Мы сначала формулируем гипотезы, а потом создаем или ищем доказательства.

Другой путь гонки за правдой, предложенный знаменитым философом науки Карлом Поппером, – попытки «фальсифицировать» гипотезу. По сути, найти границы парадигм разума, раздвинуть их и узнать, выдержат ли они тщательную проверку. Можем ли мы найти доказательства, чтобы опровергнуть гипотезу, и стоит ли принимать их всерьез? Иногда я размышляю, как часто наши правила и схемы поведения не дают нам отклониться от статус-кво.

Мне всегда нравилось изучать выбросы. Они наводят на размышления. В ходе моей карьеры я получил (или, по крайней мере, заметил) больше «аномальных» результатов, чем положено. Однако, накопив достаточно ересей, я начал обнаруживать зависимости, которые наводили на мысль о принципиально ином видении мира. Стоило бы перестать называть их ересью и озаглавить «принципами». Вот несколько примеров.

В ходе «Китайского исследования» мы открыли, что уровень холестерина в крови у взрослого населения сельских районов страны составляет в среднем 3,28 ммоль/л, а в отдельных деревнях средние значения – 2,28–4,27 ммоль/л{24}. В то время (в середине 1980-х) 3,28 ммоль/л считалось опасно низким показателем. «Нормальный» уровень холестерина в сыворотке крови в США составлял 4,01–7,08 ммоль/л (в среднем 5,48), но при этом имелись неожиданные данные, что на Западе число самоубийств, аварий и актов насилия{25}, а также случаев рака ободочной кишки{26} выше, если общий уровень холестерина ниже 4,14 ммоль/л. Получается, практически все сельское население Китая имело высокий риск суицида, несчастных случаев, насилия и рака ободочной кишки? Ничего подобного мы не обнаружили. Оказалось, что китайские крестьяне с уровнем холестерина 3,28 ммоль/л были гораздо здоровее, чем американцы с так называемым нормальным уровнем.

Поначалу я решил, что, возможно, наша методика определения холестерина (сбора и анализа образцов крови) неправильна. Согласно принципу фальсифицируемости Поппера я попытался опровергнуть собственные результаты, используя другой аналитический метод, и повторил анализы в трех разных лабораториях (в Корнелле, Пекине и Лондоне). Результат не изменился. Пришлось искать смысл в очевидном парадоксе: уровень холестерина самых здоровых китайцев считался бы в США опасно низким.

Дальнейшая проверка выявила, что и для китайского уровня (2,28–4,27 ммоль/л), и для американского (4,01–7,08 ммоль/л) более низкие показатели холестерина дают лучшую защиту от нескольких видов рака и серьезных сопутствующих заболеваний. В китайской популяции существовала корреляция между низким уровнем холестерина и здоровьем, которая отсутствовала в США, поскольку у американцев такого низкого уровня практически не бывает. Мы выяснили, что показатель 2,28 полезнее, чем 4,01. Этот результат нельзя получить в американском исследовании.

Другой пример выброса, который увел меня от «общепринятого знания», – открытие, что казеин, который десятилетиями считался самым ценным белком, способствует развитию рака. Даже сегодня никто не хочет признать очевидное: это самый важный из известных химических канцерогенов. Эти еретические результаты, как и чрезвычайно низкий уровень холестерина в сельских районах Китая, помогают понять связь между питанием и здоровьем.