Но тут Рауш – Инчмейл резко отбросил ее руку и сказал, что это всего лишь рождественское украшение, просто очень большое, подвешенное между отелем справа и кофейней слева. И правда, теперь Холлис ясно увидела натянутые провода, однако в окне кофейни зазвонил телефон, вернее, полевой аппарат времен Первой мировой войны; холщовая сумка была перемазана светлой глиной, как и отвороты колючих шерстяных брюк Рауша – Инчмейла…

– Алло?

– Рауш.

«Рауш твою бабушку», – подумала она, прижимая к уху раскрытый сотовый. Солнце Лос-Анджелеса вгрызалось в края многослойных занавесок отеля «Мондриан».

– Я спала.

– Есть разговор. Мы тут откопали одного человечка, вам надо встретиться. Одиль с ним едва ли знакома, а вот Корралес – наверняка.

– И с кем знаком Альберто?

– С Бобби Чомбо.

– Чомбо?

– Локативные художники на него молятся. Он у них главный технарь. Геохакер. GPS-сигналы не проникают в здания. Чомбо ставит «заплатки». Триангуляция с сотовых вышек, других систем.

– Мне надо с ним встретиться?

– Если не сможешь устроить через Корралеса, звони мне. Что-нибудь придумаем.

Это был не вопрос и даже не просьба. Холлис подняла брови, молча кивнула в темноте: есть, босс.

– Хорошо.

Молчание, затем:

– Холлис?

Она выпрямилась и села в позу лотоса. Мысленно ощетинилась:

– Да?

– Будешь с ним разговаривать – обрати особое внимание на перевозки.

– Перевозки?

– Тенденции глобальных перевозок. Особенно в связи с геопространственной разметкой, которой занимаются Корралес и Одиль. – Опять молчание. – И айподы.

– Айподы?

– Как средство передачи данных.

– Когда их используют как внешние диски?

– Именно.

Внезапно ей совершенно разонравилась эта история. По-новому разонравилась. Постель представилась пустыней, и под белым песком что-то свивалось кольцами – быть может, олгой-хорхой, воображаемая домашняя зверюшка Инчмейла.

Иногда чем меньше мы говорим, тем лучше, решила она.

– Ладно, спрошу Альберто.

– Хорошо.

– А ты разобрался с моими счетами?

– Конечно.

– Не отключайся. Я позвоню на ресепшен по другой линии…

– Подожди минут десять. Я перепроверю на всякий случай.

– Спасибо.

– Тут у нас был о тебе разговор, Холлис.

Ох уж это безличное администраторское «у нас»!

– Да?

– Мы тобой очень довольны. Как насчет того, чтобы поступить на оклад?

Олгой-хорхой подбирался все ближе, прячась в хлопковых дюнах.

– Серьезное предложение, Филип. Надо обдумать.

– Думай.

Холлис закрыла сотовый.

Ровно десять минут спустя она по гостиничному телефону позвонила на ресепшен и получила подтверждение: теперь ее проживание, включая непредвиденные расходы, оплачивалось карточкой «Американ экспресс» на имя Филипа М. Рауша. Холлис переключилась на парикмахерскую гостиницы, узнала, что через час у мастера «окно», и записалась на стрижку.

На часах было около двух, стало быть в Нью-Йорке около пяти, а в Буэнос-Айресе – на два часа позже. Холлис нашла в сотовом номер Инчмейла, но позвонила с гостиничного стационарного телефона.

Инчмейл ответил сразу.

– Редж? Это Холлис. Я в Лос-Анджелесе. Вы обедаете?

– Анжелина кормит Уилли. Как твои дела?

Уилли – их годовалый сын. Анжелина (в девичестве Райан) – жена Инчмейла, аргентинка, чей дед был лоцманом на Рио-Парана. С Инчмейлом она познакомилась, когда работала то ли в «Dazed & Confused»[6], то ли в другом журнале, – Холлис всегда их путала. Зато Анжелина знала о лондонских журналах больше, чем кто-либо еще.

– Непросто, – признала Холлис. – А ты как?

– Понемножку. Временами даже неплохо. Похоже, мне нравится быть отцом. И потом, здесь все-таки… даже не знаю… по старинке. Не успели все отчистить добела. Как старый Лондон. Копоть и сажа. Ну, или как Нью-Йорк.

– Можешь кое-что спросить у жены?

– Дать ей трубку?

– Нет, пусть кормит Уилли. Спроси, что она слышала, если слышала вообще, про новый журнал под названием «Нод».

– «Нод»?

– Косят под «Wired», но вслух так не говорят. А капиталы, думаю, бельгийские.

– Тебя пригласили на собеседование?

– Позвали в штат. Сейчас я у них фрилансером. Просто подумала, вдруг Анжелина что-нибудь знает.

– Погоди, – сказал Редж. – Я положу телефон. А то он на стенке висит, на проводе…

Трубка легла на твердую поверхность. Холлис опустила свою и прислушалась к полуденному шуму машин на Сансет. Неясно, куда подевался робот Одиль, но в комнате было тихо.

В Буэнос-Айресе Инчмейл снова взял трубку.

– Бигенд, – сказал он.

С бульвара донеслись визг тормозов, удар и звон стекла.

– Прости, не поняла.

– Бигенд. Ну, «биг» плюс «энд». Рекламный магнат.

Снаружи запела автомобильная сигнализация.

– Который женат на Найджелле?[7]

– Того зовут Саатчи. А это Губерт Бигенд. Бельгиец. Агентство «Синий муравей».

– И что?

– Анжи говорит, твой «Нод», журнал уж это или нет, – проект Бигенда. Одна из его маленьких лондонских фирм. Вспомнил: у жены, пока она работала в своем журнале, были с ними кое-какие дела. Что-то неприятное.

Сигнализация замолчала, зато раздался вой сирены.

– Что за шум? – спросил Инчмейл.

– Авария на Сансет. Я в «Мондриане».

– У них по-прежнему коридорных выбирает специалист по кастингу?

– Похоже, да.

– Оплачивает Бигенд?

– Ага, – ответила Холлис.

Где-то очень близко завизжали тормоза, сирена взмыла и замолкла.

– Вряд ли все совсем плохо.

– Вряд ли, – сказала Холлис. Хотя не была в этом уверена.

– Мы по тебе скучаем. Звони.

– Хорошо, Редж. Спасибо тебе. И Анжелине тоже.

– Ну, до свидания.

– Ладно, пока, – сказала она и повесила трубку.

Приближалась другая сирена – должно быть, «скорая помощь». Холлис решила не подходить к окну. Судя по звукам, авария была не очень страшная, но и на просто страшное смотреть не хотелось.

Она нащупала в темноте квадратный блок белой гостиничной бумаги с тиснением, взяла безупречно отточенный карандаш с логотипом отеля и записала большими печатными буквами: «БИГЕНД».

Надо будет погуглить.

Альберто пришлось объясняться с охраной «Virgin» по поводу шлема и лэптопа. Вежливые ребята в форме явно не прониклись идеей локативного искусства. И Холлис, положа руку на сердце, тоже.

Альберто хотел показать ей на Уондерленд-авеню свою композицию, посвященную Джиму Моррисону, но Холлис понимала, что это не для нее. Даже если Альберто сумел затушевать легендарную развязность «короля ящериц» и сделать упор, допустим, на клавишных партиях Рэя Манзарека – Холлис все равно не хотела писать о невидимом виртуальном монументе The Doors. Хотя, как несколько раз указывал Инчмейл, еще когда они были группой, Манзарек и Кригер творили чудеса и тем сводили на нет пьяные художества Джима.

Дыша вечерним выхлопным газом в укромном торговом комплексе на углу Кресент-Хайтс и Сансет, наблюдая, как Альберто Корралес доказывает ее, Холлис Генри, право посмотреть виртуальный сердечный приступ Скотта Фицджеральда, она вдруг ощутила некую отстраненность, краткий период покоя – возможно, из-за новой отличной стрижки, которую сделал ей в «Мондриане» обаятельный и одаренный молодой стилист.

Приступ Фицджеральда был не смертельным. Для статьи тоже было бы не смертельно, если бы Холлис не увидела композицию. Или почти не увидела, как и случилось на самом деле: она лишь мельком глянула, как мужчина в твидовом костюме и с пачкой «Честерфилда» в правой руке держится за грудь у хромированной стойки в стиле модерн. Пожалуй, «Честерфилд» был прорисован в чуть большем разрешении, чем остальное, хотя окружение тоже было сделано занятно, вплоть до непривычных силуэтов машин за окном, но тут охрана «Virgin», недовольная тем, что кто-то надел непонятную маску в отделе мировой музыки, положила конец «безобразию». Холлис быстро вернула Альберто шлем и вышла из магазина.